– Потому что не он задает мне вопросы, а вы.
– Профессиональная привычка, – говорю я. – Задаешь вопросы, тебе на них отвечают – вот и готово интервью… Да, так что из того, что я задаю вопросы?
Прежде чем ответить, Лиза слегка покачивает чайник, чтобы чай заварился поскорее.
– Если бы я сказала, что ребенок мой, вы бы тут же поинтересовались, кто его отец.
– Неужто вы не знаете, кто он?
– Послушайте, Тони, может женщина иметь право на тайну? Я была готова рассказать вам все что угодно, только не это. Потому что это нечто совсем иное, непохожее на другие связи, нечто очень сокровенное… Я бы почувствовала себя так, будто меня раздели догола.
– У меня не было ни малейшего желания вас раздевать. И мои вопросы – вспомните-ка! – носили главным образом деловой характер. Упаси меня боже вникать в ваши тайны. Особенно в тайну большой любви.
– Я не говорила о большой любви, – возразила Лиза, приподнимая крышку чайника, чтобы проверить, хорошо ли заварен чай.
Затем она достает из шкафчика две чашки, массивные, с голубыми цветочками на боках.
– Значит, вы не можете сказать, что ваш ребенок – плод любви? Жаль.
– Я решила родить его просто так, наперекор собственной бедности.
– Всего лишь?
– Вернее, не просто наперекор, а потому, что этот ребенок имел право родиться на свет. Любой ребенок, если уж он зачат, имеет право родиться на свет.
– Подобные идеи приводят к демографическому взрыву, – печально замечаю я.
– Как вы сказали?
– Перенаселенность! И ее последствия: из-за отсутствия другой пищи люди начнут поедать друг друга.
– Да они и сейчас это делают.
Она приносит чашки одну за другой, поскольку з моем холостяцком хозяйстве пет подноса, и ставит на столик, придвинутый для большего удобства к моей кровати. Затем натюрморт пополняется ложечками, сахарницей и печеньем на блюдце.
Приподнявшись, опершись на подушку, я беру чашку, громоздкую и тяжелую, словно кувшин. Чай, печенье и задушевная беседа – ну совсем как во времена молодости моей тетушки.
– Значит, большая любовь – это особая глава… – говорю я. – Успокойтесь, я не буду настаивать, чтобы вы ее рассказали.
– Если бы и захотела, не смогу. Такой главы просто не существует.
Отпив из своего «кувшина», Лиза бросает взгляд на меня и спрашивает:
– Тони, если вам повстречается на улице женщина, при виде которой у вас внезапно екнет сердце, как вы поступите?
– Я не знакомлюсь на улице.
– Но если вы встретите женщину, я хочу сказать – ту, единственную, без которой ваша жизнь окажется бессмысленной, вы пройдете мимо?
– Знаете, разница между всеми и «той единственной» не особенно бросается в глаза…
– Почему она должна бросаться в глаза? Ее необходимо ощутить.
– Как?
– Так же, к примеру, как если бы вас ударило током.
– Когда бьет током, люди шарахаются в сторону.
– А вы всегда шарахаетесь в сторону?
– Иногда по глупости не делал этого. О чем впоследствии жалел.
Лиза молчит – кажется, она шокирована, – и какое-то время мы целиком поглощены своими «кувшинами».
– Как старики? – спрашиваю я.
– Димов немного оклемался. Стал выходить в гостиную.
– Все еще злится на Несторова?
– Нет, они поладили. Первое время сидели молча, не обращали внимания друг на друга, но теперь опять переругиваются. Вчера вечером, например, поцапались – была передача о молодежи.
– Ясно: Несторов твердил, что у нынешней молодежи ветер в голове, а Димов доказывал обратное.
– Не совсем так – они оба ее поносили, только с разных сторон.
– Старики всегда считают, что молодежь нынче никудышная. К здоровому организму склероз обычно относится с подозрением.
– Возможно, – соглашается Лиза, и берет сигарету. – Но когда приходит смертный час, вполне естественно поразмыслить над тем, что остается после тебя. И кому ты все оставляешь, в надежные ли руки передаешь…
– Вот именно: разве может склероз обойтись без сомнений и подозрений? Как подумаю, что и мне осталось не так много до этого возраста, меня просто в жар бросает.
Лиза закуривает и задумчиво глядит на меня:
– Вам нечего бояться.
– Считаете, мне не грозит склероз?
– Считаю, что вам нечего завещать… да и некому…
– Верно, – киваю я. – И вы не можете себе представить, как это меня утешает.
Да, она «успокаивает» меня подобными замечаниями, размышляю я, когда Лиза удаляется в свой чулан. А главное, невольно приходишь к мысли, что она права. Но после долгих размышлений я все-таки думаю, что она права лишь наполовину. А если я наполовину бесчувственный, наполовину мизантроп, наполовину беспринципный – много это или мало? И почему наполовину? Мне вдруг начинает казаться, что этого «наполовину» вполне достаточно, чтобы меня презирали.
Следующий день начинается с того, что меня навещает старый знакомый – тот, что служит в милиции. Это уже второй его визит ко мне. Первый, в больнице, был совсем короткий, поскольку тогда я еще плохо соображал, и беседа касалась только имен и адресов.
– Теперь ты мне расскажи все с самого начала и как можно подробнее, – просит он, когда Лиза уходит.
Я рассказываю. Он молчит; молчание его длится и после того, как я умолкаю, будто ему жаль обронить хотя бы словечко. Наконец гость признает:
– Да, немало ты потрудился, чтобы тебя так отдубасили. Если бы они тебе накостыляли там, куда ты забрел сначала, тебе по крайней мере не пришлось бы так много ходить.
– Это все, что ты можешь сказать?
– А что еще?
– Например, поймали ли Киро.
– Никакого Киро не существует.
– Но ведь он живет в том доме, возле которого меня нашли.
– Тебя нашли не возле дома, а посреди улицы. И ни там, где ты сказал, ни поблизости никакой Киро не проживает.
– Так… Мони меня одурачил. Но он, должно быть, все-таки что-то знает!…
– Неизвестно, где он, этот твой Мони. Гараж, как выяснилось, принадлежит его двоюродному брату. – Мой знакомый недовольно косится на меня. – Говорил же тебе, не вмешивайся не в свое дело. Самодеятельностью ты только осложняешь работу нам. Теперь они все до одного попрятались.
– Куда они денутся, – бросаю я, чтобы его успокоить.
– Если на то пошло, то у них и прятаться нет оснований.
– Но это же отпетые мошенники, бандюги.
– Так ты считаешь. А где факты?
– Вот, пожалуйста, чем не факт? – тихо говорю я, касаясь рукой забинтованной головы.
– Тогда скажи мне, кто это сделал.
– А история с перстнями?
– И здесь то же самое. Если уж докапываться, если уж выводить кое-кого на чистую воду, то неизбежно наталкиваешься на твою приятельницу.
– Обобрали ее как липку!
– Кто? Когда? Каким образом? – Он опять недовольно смотрит на меня и добавляет: – Может, у вас в журналистике и можно чего-то добиться словом. Но в нашем деле нужны улики, вещественные доказательства, свидетельские показания, а их пока что нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111