На сей раз даже песок не шелохнулся. Ничто не дрогнуло вокруг меня. Но я чувствовал, что мой зов достиг цели. То, чего нет пришло.
Теперь стоило торопиться. Невоплощенное, оно опасно для меня. Нельзя убить то, чего нет. Мне предстояло воплотить его. Конечно, я мог бы взять для этой цели жертву, как советовал Тенах, но сама мысль отдать чью-то плоть тому, чего нет, претила мне. У меня была только одна плоть. Моя собственная.
Быстро, пока то, чего нет, не ушло или не набросилось, пока я сам не успел осознать весь ужас того, что я делаю, я приступил к Разделению Плоти.
Я произнес связывающее заклинание, и хотя по-прежнему ничего не видел, но почувствовал: оно подействовало.
– Создайся плотью от плоти моей, – я говорил очень быстро, чтоб боль не помешала мне, – возьми дыханье от дыханья моего, наполни свои жилы кровью от крови моей, встань передо мною клинок к клинку моему.
И тут грянула боль. Во мне разрывалась гроза, и мои жилы вспыхнули синими молниями. На человеческом языке просто нет слов для такой боли. Еще мгновение – и боль вышла за пределы сознания, еще миг – и она стала слишком огромной, чтоб я мог ее воспринять.
Я упал на колени и вновь поднялся. Кровавая чернота, сдавившая мои глаза, медленно отступала. То, чего нет, стояло передо мной в позаимствованной у меня плоти.
Отчаянье едва не охватило меня, когда я невольно опустил глаза и увидел собственные руки.
Кости тому, чего нет, не отдают, и они остались при мне. Но мне решительно не хватало мускулов для такого костяка. Он выпирал из-под кожи, он был тяжел для меня. Хорошо еще, что я пришил штаны к рубахе, не то сражаться бы мне с голым задом. Но одежда все равно была мне слишком просторна, я в ней путался, она сковывала и без того неловкие движения. И моя лунная сталь, мой невесомо легкий клинок словно налился свинцовой тяжестью. В голове у меня звенело, словно от потери крови. Хотя почему «словно»?
А то, чего нет, воплотилось. Он стоял передо мной и смеялся. Он не нуждался в костях – отданная ему плоть и без них не падала, он сам был ее опорой. Его бескостные руки… меня озноб пробирал от их вида. У него, похоже, зачесалось правое ухо, и он почесал его левой рукой, ибо в правой был меч. Почесал, заведя ее назад. Омерзительное зрелище.
Но самое страшное то, что я не успел сказать заключительные слова: «Дай мне себя убить». А теперь уже поздно. Он сделал выпад, и я едва уклонился. Если его клинок напьется моей крови раньше, чем мой – его, я обречен. Я должен успеть первым.
Превозмогая жуткую слабость, я пытался достать его, а он уходил от удара, парировал, завязывался в узлы, расплетался, омерзительно изгибался. Он откровенно издевался надо мной. Поздно. Слишком поздно Тенах призвал меня. Слишком много сил успело набрать то, чего нет.
Он убьет меня.
Сам не знаю, как это я сделал такой неуклюжий выпад. Моя бывшая плоть загоготала и нанесла ответный удар. Вместо того, чтоб уйти от него или нормально отпарировать, я сделал что-то странное. Не помню своего движения. Никогда не вспомню. Своим клинком я неловко ударил по его мечу, а сам, споткнувшись, ухватился за его мерзкое, извивающееся тело и толкнул. И лезвие его меча рассекло его ногу.
Кровь хлестанула из раны с невероятной силой. Я остолбенел. Рана совсем неглубокая. Этого не может быть!
Но кровь щедро лилась в песок, и моя бывшая плоть вопила и извивалась, то и дело напарываясь на свое собственное оружие, не в силах уйти от него.
Единожды напившись крови, его меч не мог остановиться. Его уже невозможно было повернуть против меня. То, чего нет, придушенно выло, и я содрогнулся, зная, что если бы я поранился своим клинком, со мной произошло бы тоже самое.
Почти бесформенное извивающееся тело надвинулось на меня, обдавая меня быстро чернеющей кровью. Может, оно надеялось обмануть свой меч? Израненное, изорванное в клочья, оно не умирало. Страшные раны оказались для него мучительны, но не гибельны. Все верно: его призрачный меч мог нести смерть мне, но не ему. Разъяренное болью, оскальзываясь на крови, оно еще пыталось добраться до меня. Я едва увернулся, когда извивающаяся нога поставила мне подножку. И тогда я поднял свой слишком тяжелый для меня лунный клинок и вонзил в него.
Я рубил и колол, еще и еще. Только холодное железо, выкованное человеческими руками, может принести смерть таким, как он. Я должен был убить его наверняка.
Это было отвратительно.
А потом он умер.
И тут я понял, что силы мои на исходе. И если я сейчас не пущу их в ход, то я не смогу сделать этого никогда, и умру здесь, в измененном мире, в пространстве моих заклинаний, среди лунного света, рядом с грудой кровавого мяса.
И последним усилием воли, последним усилием сознания я вытолкнул себя в реальный мир.
Я лежал на песке. Солнце поднялось высоко и било в глаза, но у меня не хватало сил их закрыть. Это там, в лунном мире я еще мог стоять и ходить и даже драться. Здесь, обескровленный, я умирал. Что ж, дело сделано, можно и умереть. Только одно беспокоило меня: я не слышал шума воды. Вроде я сказал Тенаху, что дамбу надо потом разрушить… или нет?
Я слышал голоса. Может, это возвращается в русло вода? Или я брежу? Голоса звучали неразборчиво, гулко и глухо одновременно.
Потом рядом со мной возникли ноги. Я не мог перевести взгляд, чтобы обозреть остальное, но ноги я видел отчетливо. Плетеные сандалии, завязанные «узлом счастья». Это, несомненно, Тенах. Что он тут делает?! Я же сказал, чтобы меня не искали.
– Бродяга, – с досадой произнес Тенах и побрел дальше.
Из острого солнечного блеска вынырнуло лицо Ахатани. Она склонилась ко мне.
– Ты можешь подняться, милый? – спросила она.
Тенах снова подошел ко мне. Он долго всматривался. Наконец лицо его исказил ужас узнавания.
– Вода… – прошептал я.
– Пить, милый? – и Ахатани приложила к моим губам флягу. Я с усилием сделал два глотка.
– Нет… дамба… раз… рушить…
– Сделаем, – успокоил меня Тенах.
– Сей… час… – настаивал я.
– Сейчас нам надо забрать тебя домой. Где твой конь?
Боже, ведь я забыл его там, в лунном мире.
– Пасется за кустами, – ответила Ахатани. – Я его там видела.
Значит, не забыл. Вытащил его за собой. Ничегошеньки не помню.
– Приведи его сюда, попробуем усадить его в седло.
Тенах покачал головой.
– Не доедет, – он старательно избегал меня взглядом. – Лучше сделаем какую-нибудь волокушу.
– Долго, – возразила Ахатани.
Я попытался привстать и потерял сознание. Не знаю сделали ли они волокушу, навьючили на коня или просто несли меня. Дорога домой исчезла из моей памяти.
В чувство меня привел адский холод. Меня раздевали. Я хотел сказать, что мне холодно, что я не хочу, но тут Тенах взял меня на руки и отнес в баню. Тепло обняло меня, как солнечный свет обнимает туман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Теперь стоило торопиться. Невоплощенное, оно опасно для меня. Нельзя убить то, чего нет. Мне предстояло воплотить его. Конечно, я мог бы взять для этой цели жертву, как советовал Тенах, но сама мысль отдать чью-то плоть тому, чего нет, претила мне. У меня была только одна плоть. Моя собственная.
Быстро, пока то, чего нет, не ушло или не набросилось, пока я сам не успел осознать весь ужас того, что я делаю, я приступил к Разделению Плоти.
Я произнес связывающее заклинание, и хотя по-прежнему ничего не видел, но почувствовал: оно подействовало.
– Создайся плотью от плоти моей, – я говорил очень быстро, чтоб боль не помешала мне, – возьми дыханье от дыханья моего, наполни свои жилы кровью от крови моей, встань передо мною клинок к клинку моему.
И тут грянула боль. Во мне разрывалась гроза, и мои жилы вспыхнули синими молниями. На человеческом языке просто нет слов для такой боли. Еще мгновение – и боль вышла за пределы сознания, еще миг – и она стала слишком огромной, чтоб я мог ее воспринять.
Я упал на колени и вновь поднялся. Кровавая чернота, сдавившая мои глаза, медленно отступала. То, чего нет, стояло передо мной в позаимствованной у меня плоти.
Отчаянье едва не охватило меня, когда я невольно опустил глаза и увидел собственные руки.
Кости тому, чего нет, не отдают, и они остались при мне. Но мне решительно не хватало мускулов для такого костяка. Он выпирал из-под кожи, он был тяжел для меня. Хорошо еще, что я пришил штаны к рубахе, не то сражаться бы мне с голым задом. Но одежда все равно была мне слишком просторна, я в ней путался, она сковывала и без того неловкие движения. И моя лунная сталь, мой невесомо легкий клинок словно налился свинцовой тяжестью. В голове у меня звенело, словно от потери крови. Хотя почему «словно»?
А то, чего нет, воплотилось. Он стоял передо мной и смеялся. Он не нуждался в костях – отданная ему плоть и без них не падала, он сам был ее опорой. Его бескостные руки… меня озноб пробирал от их вида. У него, похоже, зачесалось правое ухо, и он почесал его левой рукой, ибо в правой был меч. Почесал, заведя ее назад. Омерзительное зрелище.
Но самое страшное то, что я не успел сказать заключительные слова: «Дай мне себя убить». А теперь уже поздно. Он сделал выпад, и я едва уклонился. Если его клинок напьется моей крови раньше, чем мой – его, я обречен. Я должен успеть первым.
Превозмогая жуткую слабость, я пытался достать его, а он уходил от удара, парировал, завязывался в узлы, расплетался, омерзительно изгибался. Он откровенно издевался надо мной. Поздно. Слишком поздно Тенах призвал меня. Слишком много сил успело набрать то, чего нет.
Он убьет меня.
Сам не знаю, как это я сделал такой неуклюжий выпад. Моя бывшая плоть загоготала и нанесла ответный удар. Вместо того, чтоб уйти от него или нормально отпарировать, я сделал что-то странное. Не помню своего движения. Никогда не вспомню. Своим клинком я неловко ударил по его мечу, а сам, споткнувшись, ухватился за его мерзкое, извивающееся тело и толкнул. И лезвие его меча рассекло его ногу.
Кровь хлестанула из раны с невероятной силой. Я остолбенел. Рана совсем неглубокая. Этого не может быть!
Но кровь щедро лилась в песок, и моя бывшая плоть вопила и извивалась, то и дело напарываясь на свое собственное оружие, не в силах уйти от него.
Единожды напившись крови, его меч не мог остановиться. Его уже невозможно было повернуть против меня. То, чего нет, придушенно выло, и я содрогнулся, зная, что если бы я поранился своим клинком, со мной произошло бы тоже самое.
Почти бесформенное извивающееся тело надвинулось на меня, обдавая меня быстро чернеющей кровью. Может, оно надеялось обмануть свой меч? Израненное, изорванное в клочья, оно не умирало. Страшные раны оказались для него мучительны, но не гибельны. Все верно: его призрачный меч мог нести смерть мне, но не ему. Разъяренное болью, оскальзываясь на крови, оно еще пыталось добраться до меня. Я едва увернулся, когда извивающаяся нога поставила мне подножку. И тогда я поднял свой слишком тяжелый для меня лунный клинок и вонзил в него.
Я рубил и колол, еще и еще. Только холодное железо, выкованное человеческими руками, может принести смерть таким, как он. Я должен был убить его наверняка.
Это было отвратительно.
А потом он умер.
И тут я понял, что силы мои на исходе. И если я сейчас не пущу их в ход, то я не смогу сделать этого никогда, и умру здесь, в измененном мире, в пространстве моих заклинаний, среди лунного света, рядом с грудой кровавого мяса.
И последним усилием воли, последним усилием сознания я вытолкнул себя в реальный мир.
Я лежал на песке. Солнце поднялось высоко и било в глаза, но у меня не хватало сил их закрыть. Это там, в лунном мире я еще мог стоять и ходить и даже драться. Здесь, обескровленный, я умирал. Что ж, дело сделано, можно и умереть. Только одно беспокоило меня: я не слышал шума воды. Вроде я сказал Тенаху, что дамбу надо потом разрушить… или нет?
Я слышал голоса. Может, это возвращается в русло вода? Или я брежу? Голоса звучали неразборчиво, гулко и глухо одновременно.
Потом рядом со мной возникли ноги. Я не мог перевести взгляд, чтобы обозреть остальное, но ноги я видел отчетливо. Плетеные сандалии, завязанные «узлом счастья». Это, несомненно, Тенах. Что он тут делает?! Я же сказал, чтобы меня не искали.
– Бродяга, – с досадой произнес Тенах и побрел дальше.
Из острого солнечного блеска вынырнуло лицо Ахатани. Она склонилась ко мне.
– Ты можешь подняться, милый? – спросила она.
Тенах снова подошел ко мне. Он долго всматривался. Наконец лицо его исказил ужас узнавания.
– Вода… – прошептал я.
– Пить, милый? – и Ахатани приложила к моим губам флягу. Я с усилием сделал два глотка.
– Нет… дамба… раз… рушить…
– Сделаем, – успокоил меня Тенах.
– Сей… час… – настаивал я.
– Сейчас нам надо забрать тебя домой. Где твой конь?
Боже, ведь я забыл его там, в лунном мире.
– Пасется за кустами, – ответила Ахатани. – Я его там видела.
Значит, не забыл. Вытащил его за собой. Ничегошеньки не помню.
– Приведи его сюда, попробуем усадить его в седло.
Тенах покачал головой.
– Не доедет, – он старательно избегал меня взглядом. – Лучше сделаем какую-нибудь волокушу.
– Долго, – возразила Ахатани.
Я попытался привстать и потерял сознание. Не знаю сделали ли они волокушу, навьючили на коня или просто несли меня. Дорога домой исчезла из моей памяти.
В чувство меня привел адский холод. Меня раздевали. Я хотел сказать, что мне холодно, что я не хочу, но тут Тенах взял меня на руки и отнес в баню. Тепло обняло меня, как солнечный свет обнимает туман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40