День основания Каэна и освящения его герба. Шуму будет! Ты такого в жизни не видывал. Вот и подари старику что-нибудь по такому случаю. Я тоже так сделаю. Только подарок выбирай не особенно дорогой и роскошный. Хассэй такой человек, что может и обидеться.
Поиски подходящего подарка и привели Кенета после долгих блужданий в письменный ряд дневного рынка. Тушь, бумага, красиво выделанный пергамент… Пожалуй, вряд ли старого врача обидит красивая кисть для письма. Тем более что она ему нужна: его собственная облезла и истрепалась, Кенет сам видел.
Кенет сразу обошел своим вниманием роскошные и безумно дорогие кисти с ручками из яшмы, агата и нефрита. Не стал он смотреть и на серебро со сканью, эмалью, искусно вставленными драгоценными камнями и бог еще весть чем. И не только потому, что не по карману. Памятуя о словах Наоки, Кенет выбирал нечто такое, что Хассэй не посовестился бы принять: кисть красивую, удобную и, безусловно, годную в дело. Торговец и сам был отменным каллиграфом, оттого и недолюбливал дорогие безделушки, только притворяющиеся кистью. Увидев, что покупатель ему попался серьезный и вдумчивый, торговец возликовал и выложил на прилавок перед Кенетом такое изобилие кистей, что у того в глазах зарябило. Смущенный своей неспособностью выбрать что-либо определенное, Кенет спросил совета у торговца, объяснив, кому предназначается подарок.
Хассэя действительно знал весь Каэн. Торговец возликовал вторично. Сначала он с восхищением помянул господина лекаря Хассэя, который совершенно исцелил его внучатую племянницу, когда уже никто и не надеялся, а потом с жаром приступил к обсуждению сравнительных достоинств своего товара и восхвалению оного оптом, мелким оптом и в розницу.
– Да вы только посмотрите, господин воин! – восхищенно кричал торговец, вкладывая в уже порядком онемевшую руку Кенета все новые и новые кисти.
Кенет послушно испытывал их в деле на бумаге и пергаменте тушью самых разных сортов, прикидывал их вес, сомневался относительно длины и толщины каждой кисти, отлично зная, что самому ему выбирать не придется. Когда торговец окончательно охрипнет и изойдет восторгом, он сделает выбор лично – и куда лучше, чем смог бы Кенет.
– Поглядите, какая красота! – выдохнул торговец, благоговейно вручая Кенету простую кисть с довольно толстой рукоятью. – А до чего прикладиста!
– Не тяжела? – с сомнением произнес Кенет, разглядывая кисть. Она была действительно хороша. Поверхность гладко отполированной рукояти украшали странные тягучие узоры самой древесины.
– И то! – с сожалением кивнул торговец. – Как-никак мореное дерево. Для вас, господин воин, в самый бы раз, а господину лекарю, известное дело, не по руке. Но красота-то какая, а?
Кенет еще разок полюбовался темной узорчатой древесиной и уже совсем было собрался отложить кисть на прилавок, как за его спиной вдруг раздались крики. Женский голос сначала закричал: “Держите вора!” – но едва был поддержан воплями остальных посетителей лавки, как тут же захлебнулся, перешел на пронзительный визг и вновь оборвался. Зато послышался другой голос – мужской, хриплый:
– Стоять! Убью! Всем стоять!
Крики прервались разом. Наступившее молчание было красноречивее слов, и Кенет не стал оборачиваться. Он лишь слегка повернул голову и скосил глаза.
Высоченный парень держал за волосы молоденькую богато одетую девушку и размахивал ножом в ужасающей близости от ее горла. Очевидно, девушка случайно схватила его за руку, когда он полез за ее кошельком. Девушка не сопротивлялась. Ее била мелкая дрожь, на коже от страха выступил пот. Голова ее была сильно запрокинута назад, открывая беззащитную влажно мерцающую белизну тонкой шеи.
Торговец шумно выдохнул и невольно переступил с ноги на ногу.
– Стоя-ать! – вскинулся вор. – Прирежу!
В его голосе отчетливо слышались нотки истерического ужаса: слепого, животного, нутряного. Торговец замер на одной ноге, боясь опустить другую.
“Прирежет, – подумал Кенет. – Точно прирежет. Потому что ему самому страшно до полной потери рассудка. Совсем ошалел. Если бы он не боялся… но он боится и поэтому прирежет. Даже если никто из нас не шелохнется, и мы дадим ему уйти… все равно”.
С Кенетом и раньше случалось, что время как бы замедляло свой ход, когда он собирался нанести удар. Вот и сейчас оно еле ползло, почти остановилось, и для того, чтобы выбрать подходящий момент, его было так много – целая вечность. Бесконечно долгие часы вор пробирался бочком к выходу, волоча за волосы безмолвную девушку. И когда он оказался в нужном положении, Кенет, по-прежнему не оборачиваясь, метнул тяжелую кисть с рукоятью мореного дерева.
Когда-то Аканэ учил его, как делать деревянные дротики и куда метать их – судя по тому, какой меч он вручил Кенету, учил не случайно. Он уже тогда догадался. Кенет накрепко запомнил, куда именно должно ткнуться деревянное острие, чтобы частично или полностью обездвижить человека. Практиковался он в этом искусстве хотя и нечасто, но был уверен, что не промахнется. Не имеет права.
Он и не промахнулся.
Парень с ножом застыл, как изваяние. Из его уст исторгались какие-то отрывочные звуки, но ничего членораздельного он не мог произнести: тело его закаменело, и даже собственный язык вору не повиновался. Самым разборчивым звуком было бесконечно повторяющееся, жуткое, жалкое, булькающее “…а-а… а…".
Кенет подошел к парню и осторожно высвободил из его руки волосы перепуганной девушки. Девушка прерывисто вздохнула, глаза ее закатились, она обмякла, и Кенет едва успел ее подхватить.
Она была, несомненно, очень хороша собой, и одеяние ее свидетельствовало не только о богатстве, но и о хорошем вкусе. Кенет никогда еще не видел подобных женщин вблизи и уж тем более не держал их в объятиях. Он смотрел на спасенную им девушку, не отрывая глаз.
Девушка была одних с ним лет или на год-полтора моложе. Ее безупречно ровная кожа отливала тем нежным сиянием, которое безошибочно указывает на юность и здоровье и которое не могут воспроизвести никакие ухищрения тридцатилетних красавиц, мечтающих обмануть природу и скрыть свой истинный возраст. Густые волосы девушки, мягко перехваченные золоченым шнурком, ниспадали почти до колен. Бледно-зеленая полупрозрачная накидка из тонкого шелка с вышивкой в виде листьев аира, наброшенная поверх платья того же оттенка, источала едва уловимый аромат духов – сложный, изысканный, затейливый, затаенно приманчивый и вместе с тем лишенный откровенного призыва. У Кенета закружилась голова. Он стоял, как обалдуй, схватив девушку в охапку, и совершенно не представляя, что делать дальше.
Выручила его невысокая крепкая старуха – очевидно, служанка сомлевшей девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Поиски подходящего подарка и привели Кенета после долгих блужданий в письменный ряд дневного рынка. Тушь, бумага, красиво выделанный пергамент… Пожалуй, вряд ли старого врача обидит красивая кисть для письма. Тем более что она ему нужна: его собственная облезла и истрепалась, Кенет сам видел.
Кенет сразу обошел своим вниманием роскошные и безумно дорогие кисти с ручками из яшмы, агата и нефрита. Не стал он смотреть и на серебро со сканью, эмалью, искусно вставленными драгоценными камнями и бог еще весть чем. И не только потому, что не по карману. Памятуя о словах Наоки, Кенет выбирал нечто такое, что Хассэй не посовестился бы принять: кисть красивую, удобную и, безусловно, годную в дело. Торговец и сам был отменным каллиграфом, оттого и недолюбливал дорогие безделушки, только притворяющиеся кистью. Увидев, что покупатель ему попался серьезный и вдумчивый, торговец возликовал и выложил на прилавок перед Кенетом такое изобилие кистей, что у того в глазах зарябило. Смущенный своей неспособностью выбрать что-либо определенное, Кенет спросил совета у торговца, объяснив, кому предназначается подарок.
Хассэя действительно знал весь Каэн. Торговец возликовал вторично. Сначала он с восхищением помянул господина лекаря Хассэя, который совершенно исцелил его внучатую племянницу, когда уже никто и не надеялся, а потом с жаром приступил к обсуждению сравнительных достоинств своего товара и восхвалению оного оптом, мелким оптом и в розницу.
– Да вы только посмотрите, господин воин! – восхищенно кричал торговец, вкладывая в уже порядком онемевшую руку Кенета все новые и новые кисти.
Кенет послушно испытывал их в деле на бумаге и пергаменте тушью самых разных сортов, прикидывал их вес, сомневался относительно длины и толщины каждой кисти, отлично зная, что самому ему выбирать не придется. Когда торговец окончательно охрипнет и изойдет восторгом, он сделает выбор лично – и куда лучше, чем смог бы Кенет.
– Поглядите, какая красота! – выдохнул торговец, благоговейно вручая Кенету простую кисть с довольно толстой рукоятью. – А до чего прикладиста!
– Не тяжела? – с сомнением произнес Кенет, разглядывая кисть. Она была действительно хороша. Поверхность гладко отполированной рукояти украшали странные тягучие узоры самой древесины.
– И то! – с сожалением кивнул торговец. – Как-никак мореное дерево. Для вас, господин воин, в самый бы раз, а господину лекарю, известное дело, не по руке. Но красота-то какая, а?
Кенет еще разок полюбовался темной узорчатой древесиной и уже совсем было собрался отложить кисть на прилавок, как за его спиной вдруг раздались крики. Женский голос сначала закричал: “Держите вора!” – но едва был поддержан воплями остальных посетителей лавки, как тут же захлебнулся, перешел на пронзительный визг и вновь оборвался. Зато послышался другой голос – мужской, хриплый:
– Стоять! Убью! Всем стоять!
Крики прервались разом. Наступившее молчание было красноречивее слов, и Кенет не стал оборачиваться. Он лишь слегка повернул голову и скосил глаза.
Высоченный парень держал за волосы молоденькую богато одетую девушку и размахивал ножом в ужасающей близости от ее горла. Очевидно, девушка случайно схватила его за руку, когда он полез за ее кошельком. Девушка не сопротивлялась. Ее била мелкая дрожь, на коже от страха выступил пот. Голова ее была сильно запрокинута назад, открывая беззащитную влажно мерцающую белизну тонкой шеи.
Торговец шумно выдохнул и невольно переступил с ноги на ногу.
– Стоя-ать! – вскинулся вор. – Прирежу!
В его голосе отчетливо слышались нотки истерического ужаса: слепого, животного, нутряного. Торговец замер на одной ноге, боясь опустить другую.
“Прирежет, – подумал Кенет. – Точно прирежет. Потому что ему самому страшно до полной потери рассудка. Совсем ошалел. Если бы он не боялся… но он боится и поэтому прирежет. Даже если никто из нас не шелохнется, и мы дадим ему уйти… все равно”.
С Кенетом и раньше случалось, что время как бы замедляло свой ход, когда он собирался нанести удар. Вот и сейчас оно еле ползло, почти остановилось, и для того, чтобы выбрать подходящий момент, его было так много – целая вечность. Бесконечно долгие часы вор пробирался бочком к выходу, волоча за волосы безмолвную девушку. И когда он оказался в нужном положении, Кенет, по-прежнему не оборачиваясь, метнул тяжелую кисть с рукоятью мореного дерева.
Когда-то Аканэ учил его, как делать деревянные дротики и куда метать их – судя по тому, какой меч он вручил Кенету, учил не случайно. Он уже тогда догадался. Кенет накрепко запомнил, куда именно должно ткнуться деревянное острие, чтобы частично или полностью обездвижить человека. Практиковался он в этом искусстве хотя и нечасто, но был уверен, что не промахнется. Не имеет права.
Он и не промахнулся.
Парень с ножом застыл, как изваяние. Из его уст исторгались какие-то отрывочные звуки, но ничего членораздельного он не мог произнести: тело его закаменело, и даже собственный язык вору не повиновался. Самым разборчивым звуком было бесконечно повторяющееся, жуткое, жалкое, булькающее “…а-а… а…".
Кенет подошел к парню и осторожно высвободил из его руки волосы перепуганной девушки. Девушка прерывисто вздохнула, глаза ее закатились, она обмякла, и Кенет едва успел ее подхватить.
Она была, несомненно, очень хороша собой, и одеяние ее свидетельствовало не только о богатстве, но и о хорошем вкусе. Кенет никогда еще не видел подобных женщин вблизи и уж тем более не держал их в объятиях. Он смотрел на спасенную им девушку, не отрывая глаз.
Девушка была одних с ним лет или на год-полтора моложе. Ее безупречно ровная кожа отливала тем нежным сиянием, которое безошибочно указывает на юность и здоровье и которое не могут воспроизвести никакие ухищрения тридцатилетних красавиц, мечтающих обмануть природу и скрыть свой истинный возраст. Густые волосы девушки, мягко перехваченные золоченым шнурком, ниспадали почти до колен. Бледно-зеленая полупрозрачная накидка из тонкого шелка с вышивкой в виде листьев аира, наброшенная поверх платья того же оттенка, источала едва уловимый аромат духов – сложный, изысканный, затейливый, затаенно приманчивый и вместе с тем лишенный откровенного призыва. У Кенета закружилась голова. Он стоял, как обалдуй, схватив девушку в охапку, и совершенно не представляя, что делать дальше.
Выручила его невысокая крепкая старуха – очевидно, служанка сомлевшей девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152