Слоун дал знак Гюнтерманну не шевелиться.
Лумбва осторожно вытащил из набедренной повязки топор. Потом, наклонившись к куче слоновьего дерьма, размазал его по телу, чтобы отбить свой запах. Сорвал несколько травинок, чтобы определиться с направлением ветра, пригнулся и крадучись вошел в рощу.
Слоун и Гюнтерманн оставались на месте. Пять минут. Еще десять.
— Что так долго? — шепотом спросил Гюнтерманн, но Слоун знаком приказал ему замолчать, не сводя глаз с рощи.
Затем они услышали, как громко протрубил слон, после чего поднялся птичий переполох и мартышки бросились врассыпную. Вскоре, однако, все стихло.
— Пошли! — шепнул Слоун. Войдя в рощу, он осматривал каждое дерево, каждую травинку, каждый опавший лист. Гюнтерманн уже собрался обогнать его, но Слоун протянул руку и остановил немца.
Наконец через пять минут они нашли то, что осталось от лумбва: кашеподобная масса, ничем не напоминающая человека. Топор валялся в пятидесяти ярдах. Слоун еще несколько минут осматривал рощу. Слон исчез.
— Он ушел. — Теперь Слоун говорил громко, уверенный, что в роще, кроме них, никого нет. — Мне очень жаль вашего боя, но я вас предупреждал: это не просто слон.
Гюнтерманн печально качал головой.
— Какая трагедия! Я мог бы объехать всю Европу.
— Рад видеть, что случившееся глубоко вас тронуло, — с сарказмом бросил Слоун.
Гюнтерманн свирепо зыркнул на него.
— Я потерял сто фунтов. Разве этого мало? Слоун бесстрастно пожал плечами.
— Вам виднее.
Зашуршали листья, и Слоун вскинул винтовку. Но к ним направлялся не слон, а Каренджа. Кикуйю быстро выяснил, как что было.
— Малима Тембоз знал, что за ним идут. Видите, он уводил лумбва все глубже и глубже в рощу. Вот здесь он развернулся, — кикуйю показал, где, — потом вернулся сюда, — опять движение руки, — и встал у своей же тропы. Он мудрейший и самый ужасный из всех слонов!
Слоун, обдумав слова кикуйю, согласился с ним.
— Бедняга, наверное, и не догадывался, что слон уже позади него, пока тот не схватил его хоботом. — Он вздохнул. — Хоронить тут нечего. Пошли.
— Куда теперь? — спросил немец, когда они вышли из рощи. — К Торговому посту?
— Вы пойдете к Торговому посту, — ответил Слоун. — А я — охотиться на слона.
— Я с вами, — твердо заявил Гюнтерманн. Слоун покачал головой:
— Ваш спор закончен. Теперь у меня свои дела. Вы мне обуза.
— Но я хочу его видеть!
— Тумо, возможно, увидел его на пару секунд. Вы думаете, ради этого стоит отдать жизнь?
Бледный человек не заметил меня, но я видел, как он вышел из-под деревьев, и какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что именно он, а не черный человек, мой истинный враг. Убив черного человека, я повернул на восток, двигаясь через залитую солнцем равнину Лоита, и не останавливался два дня и две ночи. Шел и шел, пока не увидел великую Кириниягу, которую люди прозвали Кенией. Тогда я остановился у прохладной воды и вволю напился.
Слоун присел у кучи дерьма.
— Сухое, — пробормотал он. — По-моему, ему пора бы и сбавить скорость.
— Он — Малима Тембоз, — напомнил Каренджа, как бы говоря, что эти два слова все объясняют.
Слоун привалился к стволу засохшего баобаба, начал сворачивать сигарету, оглядывая пустынный горизонт.
— Где ближайший источник воды? Кикуйю указал на восток.
— Далеко?
— Полдня пути. Может, больше. Может, меньше.
— Тогда не будем рассиживаться. — Слоун поднялся. — Не ему одному сегодня хочется пить.
Они зашагали под жарким тропическим солнцем. Земля стала такой твердой, что бивни уже не вспахивали ее, и люди дважды теряли след, и приходилось кружить, разыскивая его вновь.
Три часа спустя они добрались до деревни вакамба, спросили, видел ли кто Малима Тембоз. Им ответили взглядами, каких удостаивают только сумасшедших и дураков. Слоун вытащил из пояса-патронташа три патрона и предложил их тому, кто скажет, в какую сторону направлялся слон, но желающих не нашлось.
Когда сгустились сумерки, они вышли к узкой, грязной речушке, утолили жажду, а потом разожгли костер под акацией.
— Ужасное место! — пробормотал Слоун, отмахиваясь от москитов.
— Масаи называют его Найроби, — сообщил ему Каренджа.
— Найроби? И что сие означает?
— Место прохладной воды.
— Скорее место миллиона москитов, — пробурчал Слоун.
— Мы называем его место холодных болот, — добавил кикуйю.
— Вот это ближе к истине. — Слоун натянул на голову одеяло, укрываясь как от мерзких насекомых, так и от холодного ветра, дующего с равнины.
Ночь Слоун провел беспокойную, дважды вставал, чтобы подбросить дров в костер, мечтая о том, чтобы своими руками задушить гиену, пронзительный смех которой будил его всякий раз, когда он засыпал. Он облегченно вздохнул, когда наступило утро. Невыспавшийся, раздраженный, он приказал Карендже свернуть лагерь и продолжил преследование.
Полчаса они шли по следу, пока не поднялись на большое, пыльное плато, на котором пробежавшее стадо буйволов стерло все следы слона.
— Превосходно, — прорычал Слоун. Он огляделся. — Куда теперь? На юг, в Тзаво, на север, в Кикуйюленд, или вперед?
— Только не в Тзаво, бвана, — ответил Каренджа. — Очень сухо.
— Там, однако, много слонов.
— Малима Тембоз не любит своих сородичей. Всегда ходит один.
— Хорошо. Поворачиваем на север и ищем его след. Два часа они шагали на север, прежде чем Слоун пришел к выводу, что слон направился на юг или на восток.
— Я так не думаю, бвана, — возразил Каренджа. — Он почти что бог, поэтому идти ему к Киринияге, где живет Нгайи.
— Он всего лишь слон, Каренджа.
— Он — Малима Тембоз.
— Даже Малима Тембоз оставляет следы. Мы преследовали его три дня.
На это у Каренджи ответа не нашлось, и он промолчал.
— Давай вернемся назад и поищем там, где мы его потеряли.
— Ндио*, бвана, — с неохотой согласился Каренджа. Они пошли назад, к плато, на котором буйволы затоптали следы слона. В какой-то момент у них на пути оказалось семейство львов, обгладывающих канну. Слоун решил обойти их стороной, через кустарник.
— Бвана! — внезапно воскликнул Каренджа, когда они углубились в кустарник и поравнялись с львами.
— Что такое?
Кикуйю указал на землю: две борозды, разнесенные на шесть футов.
Слоун нахмурился:
— Чего ему ломиться через кустарник, если можно пройти по траве?
— Он — Малима Тембоз, — в какой уж раз повторил Каренджа. — Шипы кустарника для него что лепестки цветов.
Они взяли след и через полмили обнаружили кучу слоновьего дерьма.
— Теплое, — объявил Каренджа, сунув в него два пальца.
— Сколько лежит?
— Может, десять минут. Может, пятнадцать. Может, двадцать.
— Будь я проклят! — пробормотал Слоун. — Этот сукин сын выслеживает нас!
— Он знает, что мы здесь, бвана. Мы очень шумели.
— И я знаю, что он здесь, — ответил Слоун, — так что мы квиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Лумбва осторожно вытащил из набедренной повязки топор. Потом, наклонившись к куче слоновьего дерьма, размазал его по телу, чтобы отбить свой запах. Сорвал несколько травинок, чтобы определиться с направлением ветра, пригнулся и крадучись вошел в рощу.
Слоун и Гюнтерманн оставались на месте. Пять минут. Еще десять.
— Что так долго? — шепотом спросил Гюнтерманн, но Слоун знаком приказал ему замолчать, не сводя глаз с рощи.
Затем они услышали, как громко протрубил слон, после чего поднялся птичий переполох и мартышки бросились врассыпную. Вскоре, однако, все стихло.
— Пошли! — шепнул Слоун. Войдя в рощу, он осматривал каждое дерево, каждую травинку, каждый опавший лист. Гюнтерманн уже собрался обогнать его, но Слоун протянул руку и остановил немца.
Наконец через пять минут они нашли то, что осталось от лумбва: кашеподобная масса, ничем не напоминающая человека. Топор валялся в пятидесяти ярдах. Слоун еще несколько минут осматривал рощу. Слон исчез.
— Он ушел. — Теперь Слоун говорил громко, уверенный, что в роще, кроме них, никого нет. — Мне очень жаль вашего боя, но я вас предупреждал: это не просто слон.
Гюнтерманн печально качал головой.
— Какая трагедия! Я мог бы объехать всю Европу.
— Рад видеть, что случившееся глубоко вас тронуло, — с сарказмом бросил Слоун.
Гюнтерманн свирепо зыркнул на него.
— Я потерял сто фунтов. Разве этого мало? Слоун бесстрастно пожал плечами.
— Вам виднее.
Зашуршали листья, и Слоун вскинул винтовку. Но к ним направлялся не слон, а Каренджа. Кикуйю быстро выяснил, как что было.
— Малима Тембоз знал, что за ним идут. Видите, он уводил лумбва все глубже и глубже в рощу. Вот здесь он развернулся, — кикуйю показал, где, — потом вернулся сюда, — опять движение руки, — и встал у своей же тропы. Он мудрейший и самый ужасный из всех слонов!
Слоун, обдумав слова кикуйю, согласился с ним.
— Бедняга, наверное, и не догадывался, что слон уже позади него, пока тот не схватил его хоботом. — Он вздохнул. — Хоронить тут нечего. Пошли.
— Куда теперь? — спросил немец, когда они вышли из рощи. — К Торговому посту?
— Вы пойдете к Торговому посту, — ответил Слоун. — А я — охотиться на слона.
— Я с вами, — твердо заявил Гюнтерманн. Слоун покачал головой:
— Ваш спор закончен. Теперь у меня свои дела. Вы мне обуза.
— Но я хочу его видеть!
— Тумо, возможно, увидел его на пару секунд. Вы думаете, ради этого стоит отдать жизнь?
Бледный человек не заметил меня, но я видел, как он вышел из-под деревьев, и какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что именно он, а не черный человек, мой истинный враг. Убив черного человека, я повернул на восток, двигаясь через залитую солнцем равнину Лоита, и не останавливался два дня и две ночи. Шел и шел, пока не увидел великую Кириниягу, которую люди прозвали Кенией. Тогда я остановился у прохладной воды и вволю напился.
Слоун присел у кучи дерьма.
— Сухое, — пробормотал он. — По-моему, ему пора бы и сбавить скорость.
— Он — Малима Тембоз, — напомнил Каренджа, как бы говоря, что эти два слова все объясняют.
Слоун привалился к стволу засохшего баобаба, начал сворачивать сигарету, оглядывая пустынный горизонт.
— Где ближайший источник воды? Кикуйю указал на восток.
— Далеко?
— Полдня пути. Может, больше. Может, меньше.
— Тогда не будем рассиживаться. — Слоун поднялся. — Не ему одному сегодня хочется пить.
Они зашагали под жарким тропическим солнцем. Земля стала такой твердой, что бивни уже не вспахивали ее, и люди дважды теряли след, и приходилось кружить, разыскивая его вновь.
Три часа спустя они добрались до деревни вакамба, спросили, видел ли кто Малима Тембоз. Им ответили взглядами, каких удостаивают только сумасшедших и дураков. Слоун вытащил из пояса-патронташа три патрона и предложил их тому, кто скажет, в какую сторону направлялся слон, но желающих не нашлось.
Когда сгустились сумерки, они вышли к узкой, грязной речушке, утолили жажду, а потом разожгли костер под акацией.
— Ужасное место! — пробормотал Слоун, отмахиваясь от москитов.
— Масаи называют его Найроби, — сообщил ему Каренджа.
— Найроби? И что сие означает?
— Место прохладной воды.
— Скорее место миллиона москитов, — пробурчал Слоун.
— Мы называем его место холодных болот, — добавил кикуйю.
— Вот это ближе к истине. — Слоун натянул на голову одеяло, укрываясь как от мерзких насекомых, так и от холодного ветра, дующего с равнины.
Ночь Слоун провел беспокойную, дважды вставал, чтобы подбросить дров в костер, мечтая о том, чтобы своими руками задушить гиену, пронзительный смех которой будил его всякий раз, когда он засыпал. Он облегченно вздохнул, когда наступило утро. Невыспавшийся, раздраженный, он приказал Карендже свернуть лагерь и продолжил преследование.
Полчаса они шли по следу, пока не поднялись на большое, пыльное плато, на котором пробежавшее стадо буйволов стерло все следы слона.
— Превосходно, — прорычал Слоун. Он огляделся. — Куда теперь? На юг, в Тзаво, на север, в Кикуйюленд, или вперед?
— Только не в Тзаво, бвана, — ответил Каренджа. — Очень сухо.
— Там, однако, много слонов.
— Малима Тембоз не любит своих сородичей. Всегда ходит один.
— Хорошо. Поворачиваем на север и ищем его след. Два часа они шагали на север, прежде чем Слоун пришел к выводу, что слон направился на юг или на восток.
— Я так не думаю, бвана, — возразил Каренджа. — Он почти что бог, поэтому идти ему к Киринияге, где живет Нгайи.
— Он всего лишь слон, Каренджа.
— Он — Малима Тембоз.
— Даже Малима Тембоз оставляет следы. Мы преследовали его три дня.
На это у Каренджи ответа не нашлось, и он промолчал.
— Давай вернемся назад и поищем там, где мы его потеряли.
— Ндио*, бвана, — с неохотой согласился Каренджа. Они пошли назад, к плато, на котором буйволы затоптали следы слона. В какой-то момент у них на пути оказалось семейство львов, обгладывающих канну. Слоун решил обойти их стороной, через кустарник.
— Бвана! — внезапно воскликнул Каренджа, когда они углубились в кустарник и поравнялись с львами.
— Что такое?
Кикуйю указал на землю: две борозды, разнесенные на шесть футов.
Слоун нахмурился:
— Чего ему ломиться через кустарник, если можно пройти по траве?
— Он — Малима Тембоз, — в какой уж раз повторил Каренджа. — Шипы кустарника для него что лепестки цветов.
Они взяли след и через полмили обнаружили кучу слоновьего дерьма.
— Теплое, — объявил Каренджа, сунув в него два пальца.
— Сколько лежит?
— Может, десять минут. Может, пятнадцать. Может, двадцать.
— Будь я проклят! — пробормотал Слоун. — Этот сукин сын выслеживает нас!
— Он знает, что мы здесь, бвана. Мы очень шумели.
— И я знаю, что он здесь, — ответил Слоун, — так что мы квиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78