– Да. Никто.
Мэг склонилась к нему. Она лечила его раны, страдала вместе с Феликсом, когда тот бредил. Гринфилд находился на ее попечении всего три дня, но им двоим это время казалось вечностью.
– Отдыхайте. В этом нет ничего плохого, – тихо говорила она. – Бог простит вас, если сегодня вы не пойдете на похороны. Вы еще не поправились.
– Я должен идти. – Феликс смотрел на свое тело, в чужой одежде казавшееся особенно тощим и хрупким. Но живым.
Тишина казалась неестественной. В день похорон все магазины и лавки Куинстауна закрылись. По улицам не бегали дети, соседки не останавливались поболтать или посплетничать. В тишине слышались глухой звук колоколов стоявшей на холме церкви Святого Колмака и горькие слова заупокойной молитвы.
Феликс знал: если он проживет еще сто лет, то все равно не забудет этих скорбных звуков и негромкого, но отчетливого барабанного боя. Он следил за бликами солнца на меди инструментов и вспоминал, как то же самое солнце золотило медные лопасти винтов на корме «Лузитании», поднявшейся вверх перед тем, как корабль окончательно ушел на дно.
«Я жив», – снова подумал он. Но вместо облегчения и благодарности почувствовал лишь вину и отчаяние.
Опустив голову, он ковылял за священниками, скорбящими, мертвыми по благоговейно затихшим улицам. Дорога до кладбища заняла у Феликса больше часа и отняла у него все силы. К тому времени, когда Гринфилд увидел три братские могилы под высокими вязами, вокруг которых стояли мальчики-хористы с курильницами, ему пришлось тяжело опереться на Мэг.
При виде маленьких детских гробиков его веки обожгли слезы.
Феликс слушал тихий плач и негромкие слова заупокойной службы, но это его не трогало. Он все еще слышал и думал, что всегда будет слышать то, как тонущие люди взывали к господу. Но господь не слушал и позволил им умереть ужасной смертью.
Затем он поднял голову и вдруг увидел женщину и мальчика с парохода. Слезы хлынули вновь, потекли по щекам как дождь, и он стал протискиваться сквозь толпу. Феликс добрался до нее, когда в воздух вознеслись первые аккорды «Пребудь со мной», и опустился на колени перед креслом на колесиках.
– Я боялась, что вы умерли. – Она протянула руку и коснулась его лица. Вторая рука лежала в лубке. – Я не знала вашего имени и не могла навести о вас справки.
– Вы живы… – Он увидел порез на ее лице, покрытом лихорадочным румянцем. – И мальчик тоже.
Малыш спал на руках другой женщины. Как ангел, снова подумал Феликс. Мирно и безмятежно.
Кулак страха, сжимавший его сердце, разжался. По крайней мере, одна молитва была услышана.
– Он так и не отпустил меня. – Женщина беззвучно заплакала. – Во время падения я сломала руку. Если бы вы не отдали мне свой спасательный жилет, мы утонули бы. Мой муж… – Женщина посмотрела на могилы, и ее голос дрогнул. – Его так и не нашли.
– Мне очень жаль.
– Он бы тоже сказал вам спасибо. – Она снова подняла руку и коснулась ноги мальчика. – Он очень любил сына. – Женщина глубоко вдохнула. – От его имени благодарю вас за то, что спасли меня и нашего сына. Пожалуйста, скажите, как вас зовут.
– Феликс Гринфилд, мэм.
– Мистер Гринфилд. – Она наклонилась и поцеловала Феликса в щеку. – Я никогда не забуду вас. И мой сын тоже.
Когда ее кресло увозили, женщина широко расправила плечи и держалась со спокойным достоинством, заставившим Феликса устыдиться своей слабости.
– Вы герой, – сказала ему Мэг.
Он покачал головой и стал пробиваться сквозь толпу, пытаясь оказаться как можно дальше от могил.
– Нет. Это все она. Я – ничто.
– Как вы можете так говорить? Я слышала ее слова. Вы спасли жизнь ей и маленькому мальчику. – Мэг устремилась за ним и заботливо поддержала.
Феликс хотел стряхнуть ее руку, но у него не хватило сил. Поэтому он просто опустился на высокую кладбищенскую траву и закрьл лицо руками.
– Ну, тише, тише… – Жалость заставила Мэг сесть рядом и обнять его. – Успокойтесь, Феликс.
Он не мог думать ни о чем, кроме силы, читавшейся на лице молодой вдовы, и невинности ее сына.
– Она была ранена и попросила меня взять мальчика. Спасти его.
– Вы спасли их обоих.
– Не знаю, почему я это сделал. Я думал только о себе. Я вор. Помните вещи, которые лежали у меня в кармане? Я украл их. Украл тогда, когда в пароход попала торпеда. Когда это случилось, я думал только о том, чтобы выбраться из этой истории живым.
Мэг отодвинулась и сложила руки.
– Вы отдали ей свой спасательный жилет?
– Жилет был не мой. Я нашел его. Не знаю, почему я его отдал. Она была зажата между шезлонгами и цеплялась за мальчика. Цеплялась за остатки рассудка в самом центре ада.
– Вы могли отвернуться от нее и спастись.
– Я хотел. – Он вытер глаза.
– Но вы этого не сделали.
– Я никогда не пойму, почему. – Гринфилд знал только одно: спасение женщины и мальчика что-то круто изменило в нем самом. – Дело в том, что я второразрядный вор, оказавшийся на этом пароходе, потому что убегал от копов. Я обокрал человека за несколько минут до его смерти. Погибла тысяча людей. Я видел, как умирали многие. А я жив. Что это за мир, который позволяет спастись вору, а губит ни в чем не повинных детей?
– Кто знает? Но сегодня какой-то ребенок выжил, потому что вы были рядом. Едва ли вы оказались бы там, где оказались, если бы не воровали.
Феликс насмешливо фыркнул:
– Что делать таким людям, как я, на палубе первого класса? Только воровать.
– Послушайте меня. – Мэг вынула из кармана платок и вытерла ему слезы, как маленькому. – Воровать нехорошо. Это грех, и спорить тут не о чем. Но если бы вы думали о себе, эта женщина и ее сын погибли бы. Если грех позволяет спасти чьи-то невинные души, я считаю, это не такой уж большой грех. Кстати сказать, не так уж много вы и украли. Пару сережек, серебряную фигурку и несколько долларов.
Почему-то это заставило его улыбнуться:
– Честно говоря, я только приступал к делу. Ее улыбка была снисходительной и уверенной.
– Да уж. Могу поклясться, что вы только приступаете к делу.
ГЛАВА 2

Хельсинки, 2002 год
Она оказалась совсем не такой, как он ожидал. Он изучил портрет на обратной стороне обложки книги и на программе Лекции, – кончится она когда-нибудь или нет? – но во плоти эта женщина была совсем другой.
Во-первых, она была небольшого роста. Строгий серый костюм делал ее почти худенькой. Правда, на его вкус, юбка могла бы быть на дюйм короче. Судя по тому, что он видел, ноги у нее были неплохие.
Вблизи она казалась совсем не такой пугающе уверенной в себе, как на суперобложке, хотя маленькие очки в проволочной оправе придавали ей вид заправской интеллектуалки. Голос у нее тоже был приятный. Может быть, даже слишком, потому что от него чертовски клонило в сон. Но в этом была виновата главным образом тема лекции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110