Занявшись частной практикой, она зарабатывала бы втрое больше, чем в управлении полиции и безопасности, и тем не менее уже много лет работала там. У нее был тихий голос с легким оттенком высокомерия – визитная карточка уроженки Новой Англии, воспитанной в хорошей семье со старыми традициями. Ее светло-голубые глаза смотрели сочувственно и зорко. Шестидесятилетняя женщина, не оплакивающая ушедших лет и не превратившаяся в степенную пожилую даму. Темно-каштановые волосы были собраны на затылке в аккуратный узел. Одета она была в приятный розовый костюм с золотым кружочком на лацкане.
Нет, лично против нее Ева ничего не имела – просто ненавидела всех психиатров скопом.
– Здравствуйте, лейтенант Даллас. – При появлении Евы Мира привстала в голубом кресле.
В кабинете не было ни стола, ни компьютера.
Ева знала, что это один из способов успокоить испытуемого, заставить его забыть, что за ним неустанно наблюдают.
– Здравствуйте, доктор. – Ева села в указанное Мирой кресло.
– Я как раз собиралась попить чаю. Составите компанию?
– С удовольствием.
Мира легкой походкой прошла в соседний закуток и вернулась с двумя чашками.
– Жаль, что мы тестируем вас несвоевременно, лейтенант, – начала она, с улыбкой пробуя чай. – Результаты проверки гораздо достовернее, если провести ее не позднее суток после происшествия.
– Я ничего не могла поделать, – пожала плечами Ева.
– Меня предупредили. Должна сказать, что с физическим состоянием у вас все в порядке.
– Прекрасно.
– Вы все еще возражаете против гипноза?
– Но ведь это добровольная процедура!
Ева ненавидела собственный оборонительный тон.
– Совершенно верно. – Мира положила ногу на ногу. – Но вы прошли через тяжелое испытание, лейтенант. Налицо признаки эмоционального утомления.
– Я расследую новое, очень непростое дело.
Оно отнимает у меня много сил.
– Этой информацией я располагаю. Вы принимаете предписанные медикаменты для улучшения сна?
Ева попробовала чай. Как она и опасалась, чай был цветочный.
– Нет. Мы с вами это уже обсуждали. Решение насчет снотворного принимается самостоятельно, и я решила воздержаться.
– Потому что оно ограничивает самоконтроль?
Ева посмотрела ей в глаза.
– Да, поэтому. Мне не нравится, когда меня усыпляют, как не нравится находиться здесь. Не люблю насилия над мозгами!
– Вы считаете тестирование насилием над мозгами?
Так считал всякий полицейский – с мозгами.
– Кажется, мне не предоставлено выбора?
Мира вздохнула:
– Вы ведь прекрасно знаете, Ева, что применение оружия с летальным исходом, независимо от обстоятельств, травмирует психику сотрудника полиции. Если травма сказывается на эмоциях, реакции, настроении, не могут не пострадать показатели работы. Если же применение силы на поражение спровоцировано сбоем в работе организма, этот сбой должен быть идентифицирован и устранен.
– Я знакома с принципами вашей работы, доктор, и готова сотрудничать. Но любить все это я не обязана.
– Не обязаны, – согласилась Мира, ловко удерживая чашку с чаем на колене. – У вас это второе по счету применение оружия с летальным исходом, лейтенант. Учитывая ваш служебный стаж, нельзя сказать, что вы злоупотребляете своим положением. Однако многие обходятся без этого на протяжении всей службы. Хотелось бы услышать, как вы сами расцениваете свой поступок и его результаты.
«Предпочла бы оказаться порасторопнее, – подумала Ева. – Предпочла бы, чтобы ребенок играл сейчас в свои игрушки, а не превратился в кучку пепла после кремации!»
– Передо мной стоял простой выбор: либо позволить ему изрубить меня на куски, либо остановить его. Я не подвергаю сомнению принятое решение. Мое предупреждение было проигнорировано. Попытка оглушить его к успеху не привела. А доказательство того, что он приведет угрозу в исполнение, лежало между ним и мной на полу, в луже крови! Так что результат моего решения не вызывает у меня угрызений совести, доктор.
– Вас сильно взволновала смерть ребенка?
– По-моему, смерть ребенка любого взволнует. Особенно такое зверское убийство беззащитного существа.
– Вы не усматриваете параллели между той девочкой и собой? – вдруг тихо спросила Мира и увидела, как напряглась ее пациентка. – Я думаю, для вас, лейтенант, не является сюрпризом моя осведомленность о вашем происхождении.
Я знаю, что в детстве вы подвергались физическому и сексуальному насилию. В возрасте восьми лет вас бросили родители.
– Это не имеет отношения к…
– Я считаю, что это имеет прямое отношение к вашему психическому и эмоциональному состоянию, – перебила ее Мира. – Два года – с восьми до десяти лет – вы жили в приюте, пока ваши родители находились в розыске. Мне известно также, что первые восемь лет жизни стерлись из вашей памяти. Вы не помните ни своего настоящего имени, ни места рождения, ни каких-либо обстоятельств.
Взгляд Миры только казался безмятежным, на самом деле он был очень пристальным.
– Вам дали новое имя, а позже – новую семью. Вы никак не могли влиять на происходящее с вами. Вы были отвергнутым ребенком, полностью зависимым от системы, которая во многом оказалась несовершенной.
Еве потребовалось нечеловеческое усилие, чтобы не спрятать глаза и не повысить голос.
– Потом я сама стала частью системы и тоже оказалась несовершенной – не смогла спасти девочку… Вам хочется знать, как я к этому отношусь, доктор Мира?
Меньше всего Ева собиралась сейчас рассказывать о своей боли, о своих ночных кошмарах.
– Я уверена, что сделала все возможное! Вы, очевидно, уже знаете, что в вашей виртуальной реальности я повторила то же самое. Мне нечего было изменить в своем поведении. Если бы у меня была возможность спасти девочку, я бы ее спасла. Если бы была возможность арестовать преступника, он был бы арестован.
– Но все это от вас не зависело…
Вот въедливая стерва!
– В моей власти было применить оружие на поражение. И, исчерпав все стандартные приемы, я его применила. Вы знакомы с моим рапортом, доктор. Я считаю, что летальный исход полностью оправдан.
Мира помолчала. Она давно знала, что ее умения хватает лишь на то, чтобы слегка поцарапать Евину оборонительную стену без малейшего шанса ее сокрушить.
– Хорошо, лейтенант. Вам разрешается вернуться к исполнению служебных обязанностей без всяких ограничений. – Видя, что Ева встает, Мира подняла руку:
– Одну минуту. Я хотела бы вам сказать еще пару слов – между нами, не под запись.
Ева нахмурилась, но осталась сидеть. Мира улыбнулась.
– Человеческий рассудок часто находится в глухой самозащите. Ваш, например, упорно отказывается восстановить первые восемь лет жизни.
Однако эти годы – часть вашей личности. Когда вы будете готовы, я смогу их вам вернуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Нет, лично против нее Ева ничего не имела – просто ненавидела всех психиатров скопом.
– Здравствуйте, лейтенант Даллас. – При появлении Евы Мира привстала в голубом кресле.
В кабинете не было ни стола, ни компьютера.
Ева знала, что это один из способов успокоить испытуемого, заставить его забыть, что за ним неустанно наблюдают.
– Здравствуйте, доктор. – Ева села в указанное Мирой кресло.
– Я как раз собиралась попить чаю. Составите компанию?
– С удовольствием.
Мира легкой походкой прошла в соседний закуток и вернулась с двумя чашками.
– Жаль, что мы тестируем вас несвоевременно, лейтенант, – начала она, с улыбкой пробуя чай. – Результаты проверки гораздо достовернее, если провести ее не позднее суток после происшествия.
– Я ничего не могла поделать, – пожала плечами Ева.
– Меня предупредили. Должна сказать, что с физическим состоянием у вас все в порядке.
– Прекрасно.
– Вы все еще возражаете против гипноза?
– Но ведь это добровольная процедура!
Ева ненавидела собственный оборонительный тон.
– Совершенно верно. – Мира положила ногу на ногу. – Но вы прошли через тяжелое испытание, лейтенант. Налицо признаки эмоционального утомления.
– Я расследую новое, очень непростое дело.
Оно отнимает у меня много сил.
– Этой информацией я располагаю. Вы принимаете предписанные медикаменты для улучшения сна?
Ева попробовала чай. Как она и опасалась, чай был цветочный.
– Нет. Мы с вами это уже обсуждали. Решение насчет снотворного принимается самостоятельно, и я решила воздержаться.
– Потому что оно ограничивает самоконтроль?
Ева посмотрела ей в глаза.
– Да, поэтому. Мне не нравится, когда меня усыпляют, как не нравится находиться здесь. Не люблю насилия над мозгами!
– Вы считаете тестирование насилием над мозгами?
Так считал всякий полицейский – с мозгами.
– Кажется, мне не предоставлено выбора?
Мира вздохнула:
– Вы ведь прекрасно знаете, Ева, что применение оружия с летальным исходом, независимо от обстоятельств, травмирует психику сотрудника полиции. Если травма сказывается на эмоциях, реакции, настроении, не могут не пострадать показатели работы. Если же применение силы на поражение спровоцировано сбоем в работе организма, этот сбой должен быть идентифицирован и устранен.
– Я знакома с принципами вашей работы, доктор, и готова сотрудничать. Но любить все это я не обязана.
– Не обязаны, – согласилась Мира, ловко удерживая чашку с чаем на колене. – У вас это второе по счету применение оружия с летальным исходом, лейтенант. Учитывая ваш служебный стаж, нельзя сказать, что вы злоупотребляете своим положением. Однако многие обходятся без этого на протяжении всей службы. Хотелось бы услышать, как вы сами расцениваете свой поступок и его результаты.
«Предпочла бы оказаться порасторопнее, – подумала Ева. – Предпочла бы, чтобы ребенок играл сейчас в свои игрушки, а не превратился в кучку пепла после кремации!»
– Передо мной стоял простой выбор: либо позволить ему изрубить меня на куски, либо остановить его. Я не подвергаю сомнению принятое решение. Мое предупреждение было проигнорировано. Попытка оглушить его к успеху не привела. А доказательство того, что он приведет угрозу в исполнение, лежало между ним и мной на полу, в луже крови! Так что результат моего решения не вызывает у меня угрызений совести, доктор.
– Вас сильно взволновала смерть ребенка?
– По-моему, смерть ребенка любого взволнует. Особенно такое зверское убийство беззащитного существа.
– Вы не усматриваете параллели между той девочкой и собой? – вдруг тихо спросила Мира и увидела, как напряглась ее пациентка. – Я думаю, для вас, лейтенант, не является сюрпризом моя осведомленность о вашем происхождении.
Я знаю, что в детстве вы подвергались физическому и сексуальному насилию. В возрасте восьми лет вас бросили родители.
– Это не имеет отношения к…
– Я считаю, что это имеет прямое отношение к вашему психическому и эмоциональному состоянию, – перебила ее Мира. – Два года – с восьми до десяти лет – вы жили в приюте, пока ваши родители находились в розыске. Мне известно также, что первые восемь лет жизни стерлись из вашей памяти. Вы не помните ни своего настоящего имени, ни места рождения, ни каких-либо обстоятельств.
Взгляд Миры только казался безмятежным, на самом деле он был очень пристальным.
– Вам дали новое имя, а позже – новую семью. Вы никак не могли влиять на происходящее с вами. Вы были отвергнутым ребенком, полностью зависимым от системы, которая во многом оказалась несовершенной.
Еве потребовалось нечеловеческое усилие, чтобы не спрятать глаза и не повысить голос.
– Потом я сама стала частью системы и тоже оказалась несовершенной – не смогла спасти девочку… Вам хочется знать, как я к этому отношусь, доктор Мира?
Меньше всего Ева собиралась сейчас рассказывать о своей боли, о своих ночных кошмарах.
– Я уверена, что сделала все возможное! Вы, очевидно, уже знаете, что в вашей виртуальной реальности я повторила то же самое. Мне нечего было изменить в своем поведении. Если бы у меня была возможность спасти девочку, я бы ее спасла. Если бы была возможность арестовать преступника, он был бы арестован.
– Но все это от вас не зависело…
Вот въедливая стерва!
– В моей власти было применить оружие на поражение. И, исчерпав все стандартные приемы, я его применила. Вы знакомы с моим рапортом, доктор. Я считаю, что летальный исход полностью оправдан.
Мира помолчала. Она давно знала, что ее умения хватает лишь на то, чтобы слегка поцарапать Евину оборонительную стену без малейшего шанса ее сокрушить.
– Хорошо, лейтенант. Вам разрешается вернуться к исполнению служебных обязанностей без всяких ограничений. – Видя, что Ева встает, Мира подняла руку:
– Одну минуту. Я хотела бы вам сказать еще пару слов – между нами, не под запись.
Ева нахмурилась, но осталась сидеть. Мира улыбнулась.
– Человеческий рассудок часто находится в глухой самозащите. Ваш, например, упорно отказывается восстановить первые восемь лет жизни.
Однако эти годы – часть вашей личности. Когда вы будете готовы, я смогу их вам вернуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74