.. просветления, осознания в каждом
финале... куда?
Они просветляли нас, честное слово, кто бы мы были без них; сюда, конечно,
вот сюда, где мы теперь толпимся, но - дальше куда?
Эпоха сменилась.
"Итак, Андрей, первый круг вами пройден", - просветляет Наставник. Снова
всего лишь - первый. Историческое произведение.
"Не забыть бы мне вернуться", - мысленно осознает Банев. Историческое
произведение.
"Хватит с меня псины!" - громогласно осознает Сорокин. Историческое
произведение.
"Жиды города Питера". Литература быстрого реагирования, памфлет.
Об остальном и говорить не приходится. В лучших случаях - более или менее
приличные исторические произведения (например: война - это отвратительно).
Либо публицистика. От кабаковского "Невозвращенца" (беллетризированная
статья-страшилка) до "Сладких песен сирен" Кривича и Ольгина (чрезвычайно
длинный фельетон). Ситуации. Безлюдье.
Фантастика как прием - это метафора. Гильгамеш. Христос. Лилипутия. Пища
Богов. Воланд. Солярианский Океан. Хармонтская Зона. Не просто зеркало -
микроскоп. Или телескоп. Стократное увеличение, тысячекратное увеличение...
чего?
Показать мучающегося человека? Нет ничего проще сейчас. Но, пользуясь
словами Стругацких, это значит увеличивать и без того неодолимую силу.
Твердить "плохо-плохо-плохо-будет-хуже-хуже-хуже" - запятнать себя
дальнейшим накручиванием общей паранойи, которая и без того захлестнула наш
новорожденный мир. Помимо прочего, подобное только на руку тем, кто спит и
видит загнать нас обратно в точку ноль.
Показать благоденствующего человека? Но это будет издевательством - вроде
голого конкурса на звание "Мисс Пайка" в блокадном Ленинграде.
Показать человека, борющегося за правое дело? Но с кем именно? Все и так
друг с другом борются, а толку - только похоронки...
Показать доброго человека? А что он делает? Как что? Раз добрый, то защищает
страждущих, следовательно, борется за правое дело. Ну, значит, если еще жив,
то уже кого-нибудь убил...
Показать светлое общество послезавтрашнего дня? Без особых там звездолетов,
убедительно, психологически достоверно; просто дать желанную перспективу:
люди любят друг друга и всласть работают...
А сколько получают?!
Да нет, не так уж страшно, ведь все, что происходит, это подчас даже смешно,
смешно до икоты!.. Фельетон.
Да нет, но было же хуже, вспомните, ведь прокисали, плесневели, гнили на
корню!.. Историческое произведение.
Да-а.
Впрочем, возможно, в тот самый миг, когда пишутся эти строки,
какой-нибудь особо прозорливый, особо чувствительный рефлектор-рефрактор уже
поймал контур живого лица. Не ноздрю, не выбитый глаз, не прыщ на скуле -
лицо. Уж не от статьи же ожидать новых очертаний, статья может лишь подвести
итоги уже сделанного; двигать процесс может только сам процесс, а отнюдь не
его анализ. Теория суха, а древо жизни вечно зеленеет... кхе-кхе... особенно
при уровне заражения местности в 1991 кюри.
И.В.Знаменская
ЗЕРКАЛО ГАЛАДРИЭЛИ
... Забавно будет лет через триста припомнить эти разборки по поводу судеб
национальных литератур в общемировой культуре. Да и через сто лет подобное
удовольствие покажется, полагаю, исключительно изысканным и узко специальным
- нечто такое для гурманов духа и памяти...
А сегодня едва ли хватит у нас прозорливости возблагодарить "текущий момент"
- со всей его растерянностью, с отдиранием от тела и души того немногого,
что, казалось, навечно (как вечным казался строй) присосалось к нам в
качестве тоненького такого пожизненного бессмертия: Надежды на твердое
пенсионное обеспечение, Веры в собственную неподкупность (поскольку никто и
не пробует покупать), Любви к непреходящему шпротному паштету, встречающему
нас в любой торговой точке родной страны, будь то Коряжма, Наманган или
Анадырь. Да, не благодарим, а стоило бы...
Конечно, если спуститься с небес еще не произнесенных обобщений в нашу
родную кошару, то есть оборотиться к стукнутому ныне пыльным мешком
литературному процессу и увидеть на прилавках "Приключения космической
проститутки", изданные многосоттысячными тиражами, или, перелистав "Книжное
обозрение", не найти там (за исключением братьев-эмигрантов) на полсотни
наименований и трех заветных фамилий, вызывающих желание немедленно бежать в
магазин - только и мыслей, что в смертной рубахе вскарабкаться на
заплеванный Парнас и дожидаться там труб Страшного Суда.
Конец света. Литературе, которой мы жили, места нет.
Однако всем, успевшим соскучиться за считанные годы перестройки по тому
тяжелому равномерному гнету, который и заставлял наиболее крепких, в
соответствии с физическим законом о противодействии, выпрямлять спину, можно
порадоваться: нарастает давление. Пусть несверху, а как бы изо всей
окружающей среды, но - нарастает.
Хаос створаживается в систему.
Какой она будет - это еще вопрос, но конъюктура изменилась; способы давления
и изгнания за границы освещенного круга меняются, меняется и длительность
присутствия в этом круге. О пожизненной ренте, обусловленной послушанием и
(или) бездарностью, либо, что реже, талантом, говоритьб уж не приходится.
Прежде, чем у нас привьется и развернется в своем цивилизованном виде
институт литагентов, прежде, чем обретут реальные очертания цены на бумагу,
истинная литература окажется в состоянии жесточайшего прессинга по всему
полю, получая мобилизующие толчки от дешевеющего (во всех выражениях, кроме
денежного) детектива, дебилизованной (не путать с демобилизованной!) до
комиксов фантастики, социалистической эротики, стремительно вырабатывающей
рвотный рефлекс на близость...
Берег родной обвалился, и все мы, умеющие и не умеющие плавать, сыплемся в
холодную воду "нового мира", где неизменным и знакомым для всех остается
одно - человеческая природа.
Но посему - и будем жить, так как количество "творцов" и "ремесленников" в
стабильных (да и стабилизирующихся) социально-исторических структурах в
процентном отношении неизменно. Так же, как количество гениев и злодеев в
любой популяции. Ибо генофонд со временем восстанавливается, а давление
внешнее снова провоцирует контрдавление внутреннее, именуемое подчас -
вдохновением.
Не научились подзаряжаться от приятного - будем подзаряжаться от противного.
Этакое преображение энергии, если хотите; бесшабашный праздник селения, из
которого сборщики податей уволакивают последний грош.
Трагедия, а как ни странно (и как всегда!) - оптимистическая.
... Кстати, резервы иностранного чтива, изданного до 1973 года и дающие
возможность получать советскую "сверхприбыль" - вполне обозримы и
исчерпаемы. Далее заказывающих музыку дельцов ждет коммерческий вакуум,
который, хочешь-не хочешь, а придется восполнять отечественной
беллетристикой, необъяснимо воздымающейся время от времени горообразованиями
высокой литературы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
финале... куда?
Они просветляли нас, честное слово, кто бы мы были без них; сюда, конечно,
вот сюда, где мы теперь толпимся, но - дальше куда?
Эпоха сменилась.
"Итак, Андрей, первый круг вами пройден", - просветляет Наставник. Снова
всего лишь - первый. Историческое произведение.
"Не забыть бы мне вернуться", - мысленно осознает Банев. Историческое
произведение.
"Хватит с меня псины!" - громогласно осознает Сорокин. Историческое
произведение.
"Жиды города Питера". Литература быстрого реагирования, памфлет.
Об остальном и говорить не приходится. В лучших случаях - более или менее
приличные исторические произведения (например: война - это отвратительно).
Либо публицистика. От кабаковского "Невозвращенца" (беллетризированная
статья-страшилка) до "Сладких песен сирен" Кривича и Ольгина (чрезвычайно
длинный фельетон). Ситуации. Безлюдье.
Фантастика как прием - это метафора. Гильгамеш. Христос. Лилипутия. Пища
Богов. Воланд. Солярианский Океан. Хармонтская Зона. Не просто зеркало -
микроскоп. Или телескоп. Стократное увеличение, тысячекратное увеличение...
чего?
Показать мучающегося человека? Нет ничего проще сейчас. Но, пользуясь
словами Стругацких, это значит увеличивать и без того неодолимую силу.
Твердить "плохо-плохо-плохо-будет-хуже-хуже-хуже" - запятнать себя
дальнейшим накручиванием общей паранойи, которая и без того захлестнула наш
новорожденный мир. Помимо прочего, подобное только на руку тем, кто спит и
видит загнать нас обратно в точку ноль.
Показать благоденствующего человека? Но это будет издевательством - вроде
голого конкурса на звание "Мисс Пайка" в блокадном Ленинграде.
Показать человека, борющегося за правое дело? Но с кем именно? Все и так
друг с другом борются, а толку - только похоронки...
Показать доброго человека? А что он делает? Как что? Раз добрый, то защищает
страждущих, следовательно, борется за правое дело. Ну, значит, если еще жив,
то уже кого-нибудь убил...
Показать светлое общество послезавтрашнего дня? Без особых там звездолетов,
убедительно, психологически достоверно; просто дать желанную перспективу:
люди любят друг друга и всласть работают...
А сколько получают?!
Да нет, не так уж страшно, ведь все, что происходит, это подчас даже смешно,
смешно до икоты!.. Фельетон.
Да нет, но было же хуже, вспомните, ведь прокисали, плесневели, гнили на
корню!.. Историческое произведение.
Да-а.
Впрочем, возможно, в тот самый миг, когда пишутся эти строки,
какой-нибудь особо прозорливый, особо чувствительный рефлектор-рефрактор уже
поймал контур живого лица. Не ноздрю, не выбитый глаз, не прыщ на скуле -
лицо. Уж не от статьи же ожидать новых очертаний, статья может лишь подвести
итоги уже сделанного; двигать процесс может только сам процесс, а отнюдь не
его анализ. Теория суха, а древо жизни вечно зеленеет... кхе-кхе... особенно
при уровне заражения местности в 1991 кюри.
И.В.Знаменская
ЗЕРКАЛО ГАЛАДРИЭЛИ
... Забавно будет лет через триста припомнить эти разборки по поводу судеб
национальных литератур в общемировой культуре. Да и через сто лет подобное
удовольствие покажется, полагаю, исключительно изысканным и узко специальным
- нечто такое для гурманов духа и памяти...
А сегодня едва ли хватит у нас прозорливости возблагодарить "текущий момент"
- со всей его растерянностью, с отдиранием от тела и души того немногого,
что, казалось, навечно (как вечным казался строй) присосалось к нам в
качестве тоненького такого пожизненного бессмертия: Надежды на твердое
пенсионное обеспечение, Веры в собственную неподкупность (поскольку никто и
не пробует покупать), Любви к непреходящему шпротному паштету, встречающему
нас в любой торговой точке родной страны, будь то Коряжма, Наманган или
Анадырь. Да, не благодарим, а стоило бы...
Конечно, если спуститься с небес еще не произнесенных обобщений в нашу
родную кошару, то есть оборотиться к стукнутому ныне пыльным мешком
литературному процессу и увидеть на прилавках "Приключения космической
проститутки", изданные многосоттысячными тиражами, или, перелистав "Книжное
обозрение", не найти там (за исключением братьев-эмигрантов) на полсотни
наименований и трех заветных фамилий, вызывающих желание немедленно бежать в
магазин - только и мыслей, что в смертной рубахе вскарабкаться на
заплеванный Парнас и дожидаться там труб Страшного Суда.
Конец света. Литературе, которой мы жили, места нет.
Однако всем, успевшим соскучиться за считанные годы перестройки по тому
тяжелому равномерному гнету, который и заставлял наиболее крепких, в
соответствии с физическим законом о противодействии, выпрямлять спину, можно
порадоваться: нарастает давление. Пусть несверху, а как бы изо всей
окружающей среды, но - нарастает.
Хаос створаживается в систему.
Какой она будет - это еще вопрос, но конъюктура изменилась; способы давления
и изгнания за границы освещенного круга меняются, меняется и длительность
присутствия в этом круге. О пожизненной ренте, обусловленной послушанием и
(или) бездарностью, либо, что реже, талантом, говоритьб уж не приходится.
Прежде, чем у нас привьется и развернется в своем цивилизованном виде
институт литагентов, прежде, чем обретут реальные очертания цены на бумагу,
истинная литература окажется в состоянии жесточайшего прессинга по всему
полю, получая мобилизующие толчки от дешевеющего (во всех выражениях, кроме
денежного) детектива, дебилизованной (не путать с демобилизованной!) до
комиксов фантастики, социалистической эротики, стремительно вырабатывающей
рвотный рефлекс на близость...
Берег родной обвалился, и все мы, умеющие и не умеющие плавать, сыплемся в
холодную воду "нового мира", где неизменным и знакомым для всех остается
одно - человеческая природа.
Но посему - и будем жить, так как количество "творцов" и "ремесленников" в
стабильных (да и стабилизирующихся) социально-исторических структурах в
процентном отношении неизменно. Так же, как количество гениев и злодеев в
любой популяции. Ибо генофонд со временем восстанавливается, а давление
внешнее снова провоцирует контрдавление внутреннее, именуемое подчас -
вдохновением.
Не научились подзаряжаться от приятного - будем подзаряжаться от противного.
Этакое преображение энергии, если хотите; бесшабашный праздник селения, из
которого сборщики податей уволакивают последний грош.
Трагедия, а как ни странно (и как всегда!) - оптимистическая.
... Кстати, резервы иностранного чтива, изданного до 1973 года и дающие
возможность получать советскую "сверхприбыль" - вполне обозримы и
исчерпаемы. Далее заказывающих музыку дельцов ждет коммерческий вакуум,
который, хочешь-не хочешь, а придется восполнять отечественной
беллетристикой, необъяснимо воздымающейся время от времени горообразованиями
высокой литературы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19