Но когда я посмотрела на его губы, то сразу все
поняла, что он сказал. Все с тем же презрением ко мне муж проговорил одно
слово: "Убивай". Почти в беспамятстве я глубоко вонзила кинжал в его грудь
под бледно-голубым суйканом.
Кажется, тут я опять потеряла сознание. Когда, очнувшись, я
оглянулась кругом, муж, по-прежнему связанный, уже не дышал. Сквозь густые
ветви криптомерий, сплетенные со стволами бамбука, на его бледное лицо
упал луч заходящего солнца. Подавляя рыдания, я развязала веревку на
трупе. И потом... что стало со мной потом? Об этом у меня нет сил
говорить. Что я ни делала, я не могла найти в себе силы умереть. Я
подносила кинжал к горлу, я пыталась утопиться в озере у подножья горы, я
пробовала... Но вот не умерла, осталась живой, и этим мне не приходится
гордиться. (Грустная улыбка.) Может быть, милосердная, сострадательная
богиня Каннон отвернулась от такого никчемного существа, как я. Но что же
мне делать, мне, убившей своего мужа, обесчещенной разбойником, что мне
делать? Что мне... мне... (Внезапные отчаянные рыдания.)
ЧТО СКАЗАЛ УСТАМИ ПРОРИЦАТЕЛЬНИЦЫ ДУХ УБИТОГО
Овладев женой, разбойник уселся рядом с ней на землю и принялся ее
всячески утешать. Рот у меня, разумеется, был заткнут. Сам я был привязан
к стволу дерево. Но и все время делал жене знаки глазами: "Не верь ему!
Все, что он говорит - ложь", - вот что я хотел дать ей понять. Но жена,
опечаленно сидя на опавших листьях, не поднимала глаз от своих колен.
Право, можно было подумать, что она внимательно слушает слова разбойника.
Я извивался от ревности. А разбойник искусно вел речь, добиваясь своей
цели. Утратив чистоту, жить с мужем будет трудно. Чем оставаться с мужем,
не лучше ли ей пойти в жены к нему, разбойнику? Ведь он решился на
бесчинство именно потому, что она ему полюбилась... Вот до чего он дерзко
договорился.
Слушая разбойника, жена наконец задумчиво подняла лицо. Никогда еще я
не видел ее такой красивой! Но что же ответила моя красавица жена
разбойнику, когда я был, связанный, рядом с ней? Теперь я блуждаю в
небытии, но каждый раз, как я вспоминаю этот ее ответ, меня жжет
негодование. Вот что сказала жена: "Ну, так ведите меня, куда хотите".
(Долгое молчание.)
Но ее вина не только в этом. Из-за Этого одного я, наверно, не
мучился бы так, блуждая во мраке. Вот что произошло: жена, как во сне,
последовала за разбойником, державшим ее за руку, и уже готова была выйти
из рощи, как вдруг, смертельно побледнев, указала на меня, привязанного к
дереву. "Убейте его! Я не могу быть с вами, пока он жив!.." - выкрикнула
она несколько раз, как безумная. "Убейте его!" - эти слова и теперь, как
ураган, уносят меня в бездну мрака. Разве хоть когда-нибудь такие мерзкие
слова исходили из человеческих уст? Разве хоть когда-нибудь такие гнусные
слова касались человеческого слуха? Разве хоть когда-нибудь... (Внезапный
взрыв язвительного хохота.) Услыхав эти слова, даже разбойник побледнел.
"Убейте его!" - кричала жена, цепляясь за его рукав. Пристально взглянув
на нее, разбойник не ответил ни "да", ни "нет" и вдруг пинком швырнул ее
на опавшие листья. (Снова взрыв язвительного хохота.) Скрестив на груди
руки, он обернулся ко мне. "Что сделать с этой женщиной? Убить или
помиловать? Для ответа кивните головой". Убить? За одни эти слова я готов
все ему простить. (Снова долгое молчание.)
Пока я колебался, жена вдруг вскрикнула и бросилась бежать в глубь
чащи. Разбойник в тот же миг кинулся за ней, но, видимо, не успел схватить
ее даже за рукав. Мне казалось, что я все это вижу в бреду.
Когда жена убежала, разбойник взял мой меч, лук и стрелы и в одном
месте разрезал на мне веревку. Помню, как он пробормотал, скрываясь из
рощи: "Теперь надо подумать и о себе".
Когда он ушел, всюду кругом стало тихо. Нет, не всюду - рядом еще
слышались чьи-то рыдания. Снимая с себя веревку, я внимательно
прислушался. И что же? Я понял, что это рыдаю я сам. (Третий раз долгое
молчание.)
Наконец я с трудом отделил свое измученное тело от ствола. Передо
мной блестел кинжал, оброненный женой. Я поднял его и одним взмахом вонзил
себе в грудь. Я почувствовал, как к горлу подкатил какой-то кровавый
клубок, но ничего мучительного в этом не было. Когда грудь у меня
похолодела, кругом стало еще тише. О, какая это была тишина! В этой горной
роще не щебетала ни одна птица. Только на стволах криптомерий и бамбука
горели печальные лучи закатного солнца. Закатного солнца... Но и они
понемногу меркли. Уже не видно стало ни деревьев, ни бамбука. И меня,
распростертого на земле, окутала глубокая тишина.
И вот тогда кто-то тихонько подкрался ко мне. Я хотел посмотреть, кто
это. Но все кругом застлал сумрак. И кто-то... этот кто-то невидимой рукой
тихо вынул кинжал у меня из груди. В тот же миг рот у меня опять
наполнился хлынувшей кровью. И после этого я навеки погрузился во тьму
небытия.
1 2 3
поняла, что он сказал. Все с тем же презрением ко мне муж проговорил одно
слово: "Убивай". Почти в беспамятстве я глубоко вонзила кинжал в его грудь
под бледно-голубым суйканом.
Кажется, тут я опять потеряла сознание. Когда, очнувшись, я
оглянулась кругом, муж, по-прежнему связанный, уже не дышал. Сквозь густые
ветви криптомерий, сплетенные со стволами бамбука, на его бледное лицо
упал луч заходящего солнца. Подавляя рыдания, я развязала веревку на
трупе. И потом... что стало со мной потом? Об этом у меня нет сил
говорить. Что я ни делала, я не могла найти в себе силы умереть. Я
подносила кинжал к горлу, я пыталась утопиться в озере у подножья горы, я
пробовала... Но вот не умерла, осталась живой, и этим мне не приходится
гордиться. (Грустная улыбка.) Может быть, милосердная, сострадательная
богиня Каннон отвернулась от такого никчемного существа, как я. Но что же
мне делать, мне, убившей своего мужа, обесчещенной разбойником, что мне
делать? Что мне... мне... (Внезапные отчаянные рыдания.)
ЧТО СКАЗАЛ УСТАМИ ПРОРИЦАТЕЛЬНИЦЫ ДУХ УБИТОГО
Овладев женой, разбойник уселся рядом с ней на землю и принялся ее
всячески утешать. Рот у меня, разумеется, был заткнут. Сам я был привязан
к стволу дерево. Но и все время делал жене знаки глазами: "Не верь ему!
Все, что он говорит - ложь", - вот что я хотел дать ей понять. Но жена,
опечаленно сидя на опавших листьях, не поднимала глаз от своих колен.
Право, можно было подумать, что она внимательно слушает слова разбойника.
Я извивался от ревности. А разбойник искусно вел речь, добиваясь своей
цели. Утратив чистоту, жить с мужем будет трудно. Чем оставаться с мужем,
не лучше ли ей пойти в жены к нему, разбойнику? Ведь он решился на
бесчинство именно потому, что она ему полюбилась... Вот до чего он дерзко
договорился.
Слушая разбойника, жена наконец задумчиво подняла лицо. Никогда еще я
не видел ее такой красивой! Но что же ответила моя красавица жена
разбойнику, когда я был, связанный, рядом с ней? Теперь я блуждаю в
небытии, но каждый раз, как я вспоминаю этот ее ответ, меня жжет
негодование. Вот что сказала жена: "Ну, так ведите меня, куда хотите".
(Долгое молчание.)
Но ее вина не только в этом. Из-за Этого одного я, наверно, не
мучился бы так, блуждая во мраке. Вот что произошло: жена, как во сне,
последовала за разбойником, державшим ее за руку, и уже готова была выйти
из рощи, как вдруг, смертельно побледнев, указала на меня, привязанного к
дереву. "Убейте его! Я не могу быть с вами, пока он жив!.." - выкрикнула
она несколько раз, как безумная. "Убейте его!" - эти слова и теперь, как
ураган, уносят меня в бездну мрака. Разве хоть когда-нибудь такие мерзкие
слова исходили из человеческих уст? Разве хоть когда-нибудь такие гнусные
слова касались человеческого слуха? Разве хоть когда-нибудь... (Внезапный
взрыв язвительного хохота.) Услыхав эти слова, даже разбойник побледнел.
"Убейте его!" - кричала жена, цепляясь за его рукав. Пристально взглянув
на нее, разбойник не ответил ни "да", ни "нет" и вдруг пинком швырнул ее
на опавшие листья. (Снова взрыв язвительного хохота.) Скрестив на груди
руки, он обернулся ко мне. "Что сделать с этой женщиной? Убить или
помиловать? Для ответа кивните головой". Убить? За одни эти слова я готов
все ему простить. (Снова долгое молчание.)
Пока я колебался, жена вдруг вскрикнула и бросилась бежать в глубь
чащи. Разбойник в тот же миг кинулся за ней, но, видимо, не успел схватить
ее даже за рукав. Мне казалось, что я все это вижу в бреду.
Когда жена убежала, разбойник взял мой меч, лук и стрелы и в одном
месте разрезал на мне веревку. Помню, как он пробормотал, скрываясь из
рощи: "Теперь надо подумать и о себе".
Когда он ушел, всюду кругом стало тихо. Нет, не всюду - рядом еще
слышались чьи-то рыдания. Снимая с себя веревку, я внимательно
прислушался. И что же? Я понял, что это рыдаю я сам. (Третий раз долгое
молчание.)
Наконец я с трудом отделил свое измученное тело от ствола. Передо
мной блестел кинжал, оброненный женой. Я поднял его и одним взмахом вонзил
себе в грудь. Я почувствовал, как к горлу подкатил какой-то кровавый
клубок, но ничего мучительного в этом не было. Когда грудь у меня
похолодела, кругом стало еще тише. О, какая это была тишина! В этой горной
роще не щебетала ни одна птица. Только на стволах криптомерий и бамбука
горели печальные лучи закатного солнца. Закатного солнца... Но и они
понемногу меркли. Уже не видно стало ни деревьев, ни бамбука. И меня,
распростертого на земле, окутала глубокая тишина.
И вот тогда кто-то тихонько подкрался ко мне. Я хотел посмотреть, кто
это. Но все кругом застлал сумрак. И кто-то... этот кто-то невидимой рукой
тихо вынул кинжал у меня из груди. В тот же миг рот у меня опять
наполнился хлынувшей кровью. И после этого я навеки погрузился во тьму
небытия.
1 2 3