Только отстраненность от мира позволила мне до сих пор сохранить свою жизнь. Многое из того, что составляет смысл существования людей моего круга, прошло мимо меня, но я никогда не жалел об этом. Ни одной женщины… прошу вас, поверьте… до сегодняшнего дня в моей жизни не было ни одной женщины.
Виконт замолчал и со страхом посмотрел на нее. Бледная как мел мадемуазель де Монсорбье сидела неподвижно, и лишь часто вздымавшаяся грудь выдавала ее волнение.
Он нервно сцепил руки, которые, к его удивлению, оказались влажными и чуть подрагивали.
— Я… я читал поэтов, разумеется, — продолжал он, — но я не понимаю, как все это случилось со мной. Я знаю только, что любовь пришла ко мне неожиданно, как молния, упавшая с небес. Отнеситесь ко мне с терпением, мадемуазель, даже если я кажусь вам невыносимым. Сомневайтесь в чем угодно, но только не в моей искренности.
Он вновь замолчал, но и она не проронила ни слова, и в этот момент трудно было сказать, кто из них объят большим страхом.
— Когда вчера вечером я впервые увидел вас, мне показалось, что моя душа устремилась из тела навстречу вам, чтобы заключить в восторженные обьятья вашу душу. Возможно, я выражаюсь грубо, но мне трудно найти другие слова. Все произошло настолько внезапно… и, однако, выглядело настолько неизбежным, насколько же и естественным… Это не самонадеянность, мадемуазель. Я бы назвал это инстинктом. Мне показалось, что произошло нечто важное для нас обоих. Но, разумеется, невозможно, чтобы человек мог… без всяких на то оснований… Мадемуазель, я стыжусь своих убогих слов. Они недостойны…
Она не дала ему закончить. Она резко встала со своего кресла и стояла лицом к нему, так что ее грудь слегка касалась его груди.
— Стыдитесь? — с нежностью воскликнула она, и ему на мгновение показалось, что комната поплыла у него перед глазами. — Вы сказали мне все, что я хотела услышать от вас. Вы абсолютно правы, и ваша интуиция не подвела вас, любимый мой.
Он обнял ее.
— Любовь венчает все живущее, и я мог умереть, не познав ее счастья, если бы ты в последнюю минуту не пришла ко мне.
— О Боже! — содрогнулась она, бессильно прильнув к нему всем телом.
— Сейчас все изменилось! — вскричал он, пытаясь подбодрить ее. — Ты подарила мне жизнь. Даже если бы ты отвергла мои чувства, я бы умер, гордясь своей любовью, и мне было бы проще взойти на эшафот, но теперь… Послушай же, любимая. Декретом революционного трибунала мне предписано жениться в трехдневный срок и предложено выбрать в жены Филомену, поскольку сам я не мог назвать им никакой, более подходящей кандидатуры. Но Филомена или кто другой — для них все равно. Если ты предстанешь перед трибуналом в крестьянском наряде — так будет безопаснее, а придумать твою родословную не составит труда, — и объявишь, что согласна выйти за меня замуж, тогда…
Она высвободилась из его объятий и попятилась от него.
— О, ты не знаешь, о чем говоришь! — в отчаянье воскликнула она.
На его лице отразились растерянность и недоумение. Все его надежды, похоже, рушились.
— Но… но если… если мы любим друг друга? — запинаясь на каждом слове, пробормотал он. — Какие могут быть сомнения? Неужели столь поспешное замужество смущает тебя?
— Дело не в этом, вовсе нет!
— В чем же тогда?
Она безрадостно рассмеялась. Их положение и в самом деле могло показаться трагикомичным.
— Шовиньер! — многозначительно проговорила она.
— Шовиньер? — недоуменно переспросил он. — При чем здесь он? Если он увидит, что его распоряжение выполнено, ему придется удовлетвориться этим. Я уверен, имя Филомены совершенно случайно пришло ему в голову, а уж членам трибунала и вовсе безразлично, на ком я женюсь. Едва ли мне станут навязывать другую невесту — это создало бы слишком опасный прецедент.
— Если бы речь шла о ком-то другом, наверное, так бы оно и было, — вздохнула она.
— Но почему? — озадаченно уставился на нее Корбаль.
— Я являюсь единственной во всем мире женщиной, на которой Шовиньер не позволит тебе остановить свой выбор. Все это чудовищно жестоко и печально, друг мой, но, появившись вместе со мной перед трибуналом, ты просто уничтожишь вместе с собой и меня.
— Но я не собираюсь представлять тебя как мадемуазель де Монсорбье. Крестьянка, девушка из народа…
Но она вновь не дала ему договорить.
— Шовиньера этим не обмануть. Именно он был тем депутатом, который вытащил меня из больницы для умалишенных в Париже.
Смысл ее слов не сразу дошел до него.
— Так это был… он? — спросил он наконец.
Она кивнула, и горькая усмешка исказила ее лицо.
Он содрогнулся и закрыл лицо руками, словно заслоняя картину, которая встала перед его мысленным взором. Он отшатнулся от нее, рухнул в кресло, и из его груди вырвался сдавленный стон. Она подумала было, что внезапное крушение надежд сломило его, но его следующие же слова все прояснили.
— Шовиньер! — пробормотал он сквозь зубы. — О, чудовище! Как он посмел покуситься на твою чистоту и невинность! Как он смел смотреть на тебя!
— Любимый мой, стоит ли думать об этом в такую минуту?
— Что иное сейчас может иметь значение? Моя жизнь? — горько усмехнулся он. — Я с радостью отдам ее за тебя.
В дверь постучали, и на пороге появилась испуганная Филомена.
— Здесь гражданин полномочный представитель, — объявила она. — Он хочет видеть вас.
Мадемуазель де Монсорбье в страхе отшатнулась. Корбаль отнял от лица руки и медленно поднялся.
— Гражданин полномочный представитель? — ошарашенно переспросил он. — Шовиньер?
Затем, словно стряхнув с себя владевшее им оцепенение, он расправил плечи и выпрямился; на лице у него появилось выражение непреклонной решимости, и, когда он вновь заговорил, его голос звучал неестественно спокойно, лишь чуткое ухо мадемуазель де Монсорбье могло уловить в нем нотки презрения.
— Гражданин полномочный представитель, говорите вы? И он один?
— Да, месье. Я никого больше не видела.
Виконт удовлетворенно кивнул и улыбнулся.
— Превосходно. Очень мило со стороны гражданина полномочного представителя почтить своим визитом мой скромный дом. И весьма кстати! Он как будто угадал мои мысли и избавил меня от необходимости самому пойти и разыскать его. Попросите его подождать минуту-другую в вестибюле, Филомена. Если надо, задержите его. Затем приведите его сюда.
Удивленная и одновременно ободренная необычными манерами виконта, Филомена исчезла.
Не теряя времени, Корбаль подошел к высокому потемневшему комоду, стоявшему возле стены, широко распахнул его и извлек оттуда небольшой ящичек из красного дерева. Он почувствовал на себе глаза мадемуазель де Монсорбье и обернулся к ней.
— Я не собираюсь прятать вас.
— Но тогда он узнает, что я здесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Виконт замолчал и со страхом посмотрел на нее. Бледная как мел мадемуазель де Монсорбье сидела неподвижно, и лишь часто вздымавшаяся грудь выдавала ее волнение.
Он нервно сцепил руки, которые, к его удивлению, оказались влажными и чуть подрагивали.
— Я… я читал поэтов, разумеется, — продолжал он, — но я не понимаю, как все это случилось со мной. Я знаю только, что любовь пришла ко мне неожиданно, как молния, упавшая с небес. Отнеситесь ко мне с терпением, мадемуазель, даже если я кажусь вам невыносимым. Сомневайтесь в чем угодно, но только не в моей искренности.
Он вновь замолчал, но и она не проронила ни слова, и в этот момент трудно было сказать, кто из них объят большим страхом.
— Когда вчера вечером я впервые увидел вас, мне показалось, что моя душа устремилась из тела навстречу вам, чтобы заключить в восторженные обьятья вашу душу. Возможно, я выражаюсь грубо, но мне трудно найти другие слова. Все произошло настолько внезапно… и, однако, выглядело настолько неизбежным, насколько же и естественным… Это не самонадеянность, мадемуазель. Я бы назвал это инстинктом. Мне показалось, что произошло нечто важное для нас обоих. Но, разумеется, невозможно, чтобы человек мог… без всяких на то оснований… Мадемуазель, я стыжусь своих убогих слов. Они недостойны…
Она не дала ему закончить. Она резко встала со своего кресла и стояла лицом к нему, так что ее грудь слегка касалась его груди.
— Стыдитесь? — с нежностью воскликнула она, и ему на мгновение показалось, что комната поплыла у него перед глазами. — Вы сказали мне все, что я хотела услышать от вас. Вы абсолютно правы, и ваша интуиция не подвела вас, любимый мой.
Он обнял ее.
— Любовь венчает все живущее, и я мог умереть, не познав ее счастья, если бы ты в последнюю минуту не пришла ко мне.
— О Боже! — содрогнулась она, бессильно прильнув к нему всем телом.
— Сейчас все изменилось! — вскричал он, пытаясь подбодрить ее. — Ты подарила мне жизнь. Даже если бы ты отвергла мои чувства, я бы умер, гордясь своей любовью, и мне было бы проще взойти на эшафот, но теперь… Послушай же, любимая. Декретом революционного трибунала мне предписано жениться в трехдневный срок и предложено выбрать в жены Филомену, поскольку сам я не мог назвать им никакой, более подходящей кандидатуры. Но Филомена или кто другой — для них все равно. Если ты предстанешь перед трибуналом в крестьянском наряде — так будет безопаснее, а придумать твою родословную не составит труда, — и объявишь, что согласна выйти за меня замуж, тогда…
Она высвободилась из его объятий и попятилась от него.
— О, ты не знаешь, о чем говоришь! — в отчаянье воскликнула она.
На его лице отразились растерянность и недоумение. Все его надежды, похоже, рушились.
— Но… но если… если мы любим друг друга? — запинаясь на каждом слове, пробормотал он. — Какие могут быть сомнения? Неужели столь поспешное замужество смущает тебя?
— Дело не в этом, вовсе нет!
— В чем же тогда?
Она безрадостно рассмеялась. Их положение и в самом деле могло показаться трагикомичным.
— Шовиньер! — многозначительно проговорила она.
— Шовиньер? — недоуменно переспросил он. — При чем здесь он? Если он увидит, что его распоряжение выполнено, ему придется удовлетвориться этим. Я уверен, имя Филомены совершенно случайно пришло ему в голову, а уж членам трибунала и вовсе безразлично, на ком я женюсь. Едва ли мне станут навязывать другую невесту — это создало бы слишком опасный прецедент.
— Если бы речь шла о ком-то другом, наверное, так бы оно и было, — вздохнула она.
— Но почему? — озадаченно уставился на нее Корбаль.
— Я являюсь единственной во всем мире женщиной, на которой Шовиньер не позволит тебе остановить свой выбор. Все это чудовищно жестоко и печально, друг мой, но, появившись вместе со мной перед трибуналом, ты просто уничтожишь вместе с собой и меня.
— Но я не собираюсь представлять тебя как мадемуазель де Монсорбье. Крестьянка, девушка из народа…
Но она вновь не дала ему договорить.
— Шовиньера этим не обмануть. Именно он был тем депутатом, который вытащил меня из больницы для умалишенных в Париже.
Смысл ее слов не сразу дошел до него.
— Так это был… он? — спросил он наконец.
Она кивнула, и горькая усмешка исказила ее лицо.
Он содрогнулся и закрыл лицо руками, словно заслоняя картину, которая встала перед его мысленным взором. Он отшатнулся от нее, рухнул в кресло, и из его груди вырвался сдавленный стон. Она подумала было, что внезапное крушение надежд сломило его, но его следующие же слова все прояснили.
— Шовиньер! — пробормотал он сквозь зубы. — О, чудовище! Как он посмел покуситься на твою чистоту и невинность! Как он смел смотреть на тебя!
— Любимый мой, стоит ли думать об этом в такую минуту?
— Что иное сейчас может иметь значение? Моя жизнь? — горько усмехнулся он. — Я с радостью отдам ее за тебя.
В дверь постучали, и на пороге появилась испуганная Филомена.
— Здесь гражданин полномочный представитель, — объявила она. — Он хочет видеть вас.
Мадемуазель де Монсорбье в страхе отшатнулась. Корбаль отнял от лица руки и медленно поднялся.
— Гражданин полномочный представитель? — ошарашенно переспросил он. — Шовиньер?
Затем, словно стряхнув с себя владевшее им оцепенение, он расправил плечи и выпрямился; на лице у него появилось выражение непреклонной решимости, и, когда он вновь заговорил, его голос звучал неестественно спокойно, лишь чуткое ухо мадемуазель де Монсорбье могло уловить в нем нотки презрения.
— Гражданин полномочный представитель, говорите вы? И он один?
— Да, месье. Я никого больше не видела.
Виконт удовлетворенно кивнул и улыбнулся.
— Превосходно. Очень мило со стороны гражданина полномочного представителя почтить своим визитом мой скромный дом. И весьма кстати! Он как будто угадал мои мысли и избавил меня от необходимости самому пойти и разыскать его. Попросите его подождать минуту-другую в вестибюле, Филомена. Если надо, задержите его. Затем приведите его сюда.
Удивленная и одновременно ободренная необычными манерами виконта, Филомена исчезла.
Не теряя времени, Корбаль подошел к высокому потемневшему комоду, стоявшему возле стены, широко распахнул его и извлек оттуда небольшой ящичек из красного дерева. Он почувствовал на себе глаза мадемуазель де Монсорбье и обернулся к ней.
— Я не собираюсь прятать вас.
— Но тогда он узнает, что я здесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24