Едва леди О'Мой оперлась о балюстраду, как ее внимание привлек шорох, раздавшийся внизу, у сосен. Шорох становился все явственнее, а она стояла, застыв на месте, словно под гипнозом, напряженная и немного испуганная, всматриваясь округлившимися глазами туда, откуда шел этот звук — и вот уже он достиг кустов справа от нее.
Вдруг кусты раздвинулись, и из них с трудом выбрался, тяжело опираясь на палку, косматый рыжебородый человек в одежде крестьянина. И, прежде чем леди О'Мой решила закричать, он — просто невероятно! — резко, но как бы предостерегающе окликнул ее по имени:
— Юна! Юна! Не двигайся!
Это был, безусловно, голос ее брата. Но как он мог оказаться у какого-то крестьянина? Перепуганная, с бьющимся сердцем, она, однако, подчинилась и оставалась немой и неподвижной, пока этот человек, согнувшись так, чтобы не высовываться из-за балюстрады, приближался к ней.
Она вгляделась в его изможденное заросшее лицо и... узнала брата.
— Ричард! — Его имя вырвалось из нее с криком.
— Тс-с! — Он испуганно взмахнул руками, пытаясь сдержать ее. — Ради бога, тише! Я конченый человек, если они найдут меня здесь. Ты слышала, что со мной случилось?
Она кивнула и с трудом произнесла:
— Д-да.
— Ты можешь меня где-нибудь спрятать? Можешь отвести в дом так, чтобы никто не видел? Я умираю от голода, и одна нога у меня нестерпимо горит. Три дня назад меня ранили, так что дела стали совсем плохи. Я с самого восхода лежал в лесу, надеясь увидеть тебя одну, и у меня со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было.
— Бедный, бедный Ричард! — Она склонилась к нему в приливе жалости и сострадания. — Но почему ты не пришел в дом и не спросил меня? Тебя бы никто не узнал.
— Узнал бы Теренс, если бы увидел.
— Но Теренс не в счет, ведь он поможет тебе.
— Теренс! — Он горько усмехнулся. — Теренс последний, кого я сейчас хотел бы встретить. У меня есть все основания так считать — иначе я бы пришел еще месяц назад, отправившись к тебе сразу после того, как со мной все это приключилось, а не скрывался, пока сюда не пригнала безысходность. Юна, ни слова о моем появлении Теренсу!
— Но... он мой муж!
— Несомненно, но он еще и генерал-адъютант и, насколько я его знаю, относится к тем людям, которые служебный долг, честь и тому подобные химеры ставят выше семейных уз.
— О, Ричард! Как же плохо ты знаешь Теренса. Ты совершенно неправильно его оцениваешь.
— Прав я или нет, но я предпочел бы не рисковать. Ошибка быстро приведет к моему расстрелу одним чудесным утром.
— Ричард!
— Ради всего святого, не произноси мое имя так громко! Тебя слышит весь мир. Ты сможешь меня спрятать на денек-другой? Если нет, я позабочусь о себе сам, как смогу. Я прикинулся английским надсмотрщиком с виноградной фермы Бирсли и смог благополучно проделать весь путь от Дору. Но напряжение и страх разоблачения совсем измотали меня. А теперь еще эта проклятая рана. Недалеко от Абрантиша на меня напал разбойник, словно у меня было чем поживиться! Как бы то ни было, я дал парню больше, чем получил. Если я сейчас не отдохну, то, наверное, сойду с ума и отдамся в руки провоста — мой расстрел прекратит все это.
— Но почему ты думаешь, что тебя расстреляют? Ведь ты не совершил ничего страшного! Почему ты боишься?
Мистер Батлер знал — собирая во время своего путешествия информацию — об обещании, данном британцами регентскому совету относительно него. Но когда он стал отвечать Юне на ее вопрос, то, несмотря на всю свою безответственность и эгоизм, он руководствовался тем же желанием, которое вызывала у всех ее очаровательная хрупкость: избавить сестру от страданий и огорчений.
— Не в моих правилах рисковать, — снова сказал он. — А сейчас, когда идет война, убийство людей стало привычным и одна жизнь ничего не значит, это уж совсем некстати.
И мистер Батлер повторил свою просьбу спрятать его, если она может, и не говорить ни одной живой душе — и Теренсу прежде всего — о его появлении.
Доведя брата почти до бешенства бесполезным спором, Юна наконец обещала ему то, о чем он просил, сказав напоследок:
— Ступай обратно в кусты и жди, пока я не приду за тобой. Я проверю, свободен ли путь.
Рядом с будуаром леди О'Мой, выходящем окнами во дворик, находилась маленькая комнатка, где она держала свои дорожные сундуки и коробки с платьями, в огромном количестве привезенными из Англии. Ключ от двери комнатки, открывающейся в комнату для одевания, находился у Бриджет, ее служанки.
Едва леди О'Мой подошла к ступенькам, как столкнулась с выходящей из дома Бриджет. Доложив, что идет на ужин в часть дома, где располагалась прислуга, служанка извинилась, что решила, будто в этот вечер не понадобится ее милости, и предложила свои услуги. Но ее милость, сказав, что служанка ей действительно сегодня не нужна, с необычной заботливостью, почти настойчиво, предложила ей следовать туда, куда она направлялась.
— Дай мне только ключ от гардеробной, — попросила она, — мне нужно взять там пару вещей.
— Я могу их вам принести, ваша милость.
— Спасибо, Бриджет, я сама.
Служанка вытащила связку ключей и, выделив из них нужный, передала ее госпоже.
Леди О'Мой поднялась по ступенькам, потом опять спустилась, дожидаясь, пока Бриджет исчезнет. Теперь во дворике никого не было, прислуга ушла, а до приезда экипажа оставалось еще полчаса — момент предоставлялся самый благоприятный. Но в любом случае Ричарду Батлеру стоило пробираться скрытно, поскольку, если бы его кто-то увидел, это вызвало бы множество подозрений.
Когда леди О'Мой в сгущающихся сумерках вернулась в дом, за ней на значительном расстоянии хромал наш беглец, который, будучи замеченным, мог бы сойти за посыльного или человека, выполняющего какую-то работу по дому или в саду и следующего к ее милости за указаниями. Но их никто не увидел, и они благополучно добрались до будуара и прошли в комнатку-гардеробную.
Там Ричард наконец поддался охватившему его изнеможению и тяжело рухнул на один из многочисленных сундуков, нимало не беспокоясь о его бесценном содержании, а его сестра, вся дрожа, мягко осела на другой.
Немного придя в себя, она принесла все необходимое для того, чтобы промыть и перевязать рану на бедре — глубокий ножевой порез, доходящий до самой кости, от одного вида которого ей стало дурно, — после чего, отметив, что времени до отъезда уже осталось немного, поспешила в столовую.
Там она подошла к буфету и из остатков обеда отобрала лучшую часть жареного цыпленка, булку и полбутылки вина. Маллинз, дворецкий, нет сомнения, обнаружив пропажу, станет выяснять, куда она делась. Пусть себе стыдит лакеев, ординарца сэра Теренса или кота — леди О'Мой это мало беспокоило.
После того как Ричард с жадностью проглотил пищу и опорожнил бутылку, его усталость сменилась сонным оцепенением, и теперь больше всего на свете ему захотелось спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68