Проведено все четко. С ходу и не подкопаешься. Единственное что: не был знаком киллер с Николаем Михайловичем, вот и прокололся. Но об этом мы со следователем побеседуем. Там парни хваткие работают. Когда работают. Нас сейчас больше интересует мотив убийства. А он здесь, как ни крути, один единственный: «Он слишком много знал!» Это-то ясно. Но вот о чем? Вот это как раз и не понятно. Это-то и предстоит выяснить. Но если дело связанно с производственной темой, значит вполне резонно ждать дальнейших сюрпризов. Вот мы их и ждем.
…Памятники, надгробия, кресты. Имя и даты. Год рождения, год смерти. Между ними короткое тире. Между ними вся жизнь. У Николая Михайловича Рыбакова в этом промежутке поместилось очень многое. На две жизни хватит. А то и на три. Стариновская школа. Десантирование за линию фронта в тыл немцев. А дальше — кузница советских разведкадров — Военный институт иностранных языков и оперативная работа. Европа, Америка, Китай, Ближний Восток, снова Америка и, наконец мы — «Центр усовершенствования»… С одним из эпизодов этой бурной биографии связан вчерашний выстрел. Судя по тому, что дело поспешили прикрыть, копать надо где-то поблизости. А где именно, даст Бог, сегодня к вечеру узнаем. Не может быть, чтобы наши неизвестные оппоненты всерьез рассчитывали на версию самоубийства. А если бы даже и поверили, не начали доискиваться, отчего да почему. Здесь потребность искать ответы на внезапно возникающие вопросы не то что на уровне рефлексов — в кровь она уже вошла и плоть. А значит должны господа хорошие поинтересоваться, с кем им дело иметь придется. Придут. Обязательно придут.
За работу. Тихо рассредоточились. Дистанция прямой видимости. Вот эта старая могила, пожалуй, будет отличным наблюдательным пунктом.
«Бродовников Павел Дмитриевич 3 марта 1913 — 20 ноября 1990. Покойся с миром», — гласит надпись на каменной плите. Кто ты был, Павел Дмитриевич? Ведать не ведаю. Одно мне доподлинно известно, не занимался никто этой могилкой уже года три. Может и больше. Ничего. Сейчас подправим. Оградку подкрасим, травку вырвем. Все честь по чести. Краску, кисти и весь прочий камуфляжный инвентарь у Михалыча достанем. Есть тут такой похоронных дел мастер. Довелось как-то пересечься. Милейшей души человек, если конечно подходы знать…
Пора посмотреть, что тут у нас на флангах делается. Понятно. Полный порядок. Валера к бабуле какой-то прибился. Ни дать ни взять — любящий сын. Помощничек. А где наш Арамис? Вот и он. Шурует по центральной дорожке. С позволения сказать милицейский патруль. Два сержанта — капитан Бирюков и старлей Калина из группы Хворостецкого. Значит, граница на замке.
— Мангуст третий вызывает Мангуста первого, — подает голос Тагир. — Прием.
— Слушаю тебя, Третий, — бормочу я, меланхолично продолжая выщипывать травку.
— Готовность номер один. Наши прибыли.
— Спасибо, понял. Что-нибудь еще?
— Пока нет. Отбой связи!
— Отбой.
Продолжаем заниматься своим делом. Не интересуют нас ни траурная процессия, ни речи похоронные. Своих забот полон рот. Прости, Николай Михайлович. Мы ещё придем бросить свою горсть земли. Мы не забыли тебя, просто сейчас мы работаем. Как ты и учил.
— Мангуст первый, я — Мангуст четвертый, — украдкой бросаю взгляд на Славку. Идут два ППС-ника, между собой о чем-то беседуют. Радиостанция на груди бормочет, демократизаторы на боку раскачиваются. Мирный пейзаж.
— … Вижу объект. Мужчина лет двадцати пяти. Рост — выше среднего. Брюнет. Джинсы. Синяя спортивная куртка «Адидас». На плече черная сумка на ремне. Пошел на второй круг. Похож на оператора. На ходу старается выбрать наиболее удобные ракурсы. Обратить внимание.
— Понял тебя, Мангуст четвертый. Ищи группу прикрытия.
Вот и славно. Появился первый голубь сизокрылый. Хрен ты отсюда улетишь, долгожданный наш. Ходи, ходи. Снимай. Посмотрим, чего ты наснимаешь.
— Мангуст первый вызывает Орла. Прием.
— Слышу тебя, Мангуст первый.
— В квадрате «А» обнаружен наблюдатель. Прошу добро на начало операции по захвату.
— Действуйте.
Простите, Павел Дмитриевич. Не успею я видно докрасить вашу ограду. Церемония похорон окончена. Провожающие начинают покидать кладбище. Нам тоже пора. Вот и наш кинематографист потянулся к выходу. Прикрытия не видно. Очевидно, ждет в машине за воротами. Неосторожно, ну, да это не наши проблемы.
— Мангуст второй — Захват! Мангуст третий, Мангуст четвертый — прикрытие. Доложить готовность!
— Мангуст второй — готов.
— Мангуст третий — готов.
— Мангуст четвертый — готов.
Великолепно. Поехали.
Майор Пластун оказывается позади молодого человека в синей адидасовской куртке, примерно в метре от него. В руках у него пачка «Кэмел». Он достает сигару, подносит к ней зажигалку…
Мужчина впереди останавливается и начинает падать. Что ж, кладбище — штука печальная. Поплохело мужику. Бывает. Вот и люди добрые (это мы-то!) подскочили. Не дали упасть. Подхватили под руки. В машину усадили.
Спроси кто, как дело было? Так и расскажут. Своими глазами видели. Ну, глаза человеческие — вещь хорошая, одна беда — обмануть их проще простого. Поди, разгляди со стороны, что в сигарете «Кэмел», с виду самой что ни на есть обыкновенной, внутри трубочка, а в трубочке, совсем как в старой сказке, иголочка, а на конце иглы, в оперативном лексиконе носящей прозвище «верблюжьей колючкой» как и полагается — смерть. В нашем случае, правда — обморок. Но это в данном случае.
Наша самозваная «скорая помощь» срывается с места и выскакивает на дорогу. А вот и конкуренты! Белый «Ауди» пытается повиснуть у нас на хвосте. Пара спортивных ребят в салоне. На лицах смесь недоумения и испуга. Впрочем, может, мне это только показалось. Поехали, мальчики, покатаемся. Визг тормозов, звон разбитого стекла… Ну вот и приехали. Тагир Насурутдинов на своем «Опеле» пошел на таран. Водила выскочил. Бедняга весь на нервах. С кулаками бросился. Ну вот! Зря это он! Нас в Центре ведению боя не учат. Учат его пресечению. Быстро и однозначно. Не оставляя шансов противнику.
Вот и наша доблестная милиция подоспела. В жизни бы она так поспевала, а не только в нашем спектакле.
Бросаю взгляд на нашего подопечного: никаких признаков жизни. Ничего, скоро тебе полегчает. До лазарета недалеко.
Забавное место, этот наш лазарет. Очень забавное. Для любителей черного юмора. В те времена укромные, когда вожди нашей отчизны по зрелому разумению отказались от практики бить своих политических оппонентов альпенштоком по голове, возникла необходимость в методах, так сказать, более изящных и «интеллигентных».
Посовещавшись в своей лубяной избушке, магистры плаща и кинжала взяли курс на сближение прикладных разделов науки и государственной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
…Памятники, надгробия, кресты. Имя и даты. Год рождения, год смерти. Между ними короткое тире. Между ними вся жизнь. У Николая Михайловича Рыбакова в этом промежутке поместилось очень многое. На две жизни хватит. А то и на три. Стариновская школа. Десантирование за линию фронта в тыл немцев. А дальше — кузница советских разведкадров — Военный институт иностранных языков и оперативная работа. Европа, Америка, Китай, Ближний Восток, снова Америка и, наконец мы — «Центр усовершенствования»… С одним из эпизодов этой бурной биографии связан вчерашний выстрел. Судя по тому, что дело поспешили прикрыть, копать надо где-то поблизости. А где именно, даст Бог, сегодня к вечеру узнаем. Не может быть, чтобы наши неизвестные оппоненты всерьез рассчитывали на версию самоубийства. А если бы даже и поверили, не начали доискиваться, отчего да почему. Здесь потребность искать ответы на внезапно возникающие вопросы не то что на уровне рефлексов — в кровь она уже вошла и плоть. А значит должны господа хорошие поинтересоваться, с кем им дело иметь придется. Придут. Обязательно придут.
За работу. Тихо рассредоточились. Дистанция прямой видимости. Вот эта старая могила, пожалуй, будет отличным наблюдательным пунктом.
«Бродовников Павел Дмитриевич 3 марта 1913 — 20 ноября 1990. Покойся с миром», — гласит надпись на каменной плите. Кто ты был, Павел Дмитриевич? Ведать не ведаю. Одно мне доподлинно известно, не занимался никто этой могилкой уже года три. Может и больше. Ничего. Сейчас подправим. Оградку подкрасим, травку вырвем. Все честь по чести. Краску, кисти и весь прочий камуфляжный инвентарь у Михалыча достанем. Есть тут такой похоронных дел мастер. Довелось как-то пересечься. Милейшей души человек, если конечно подходы знать…
Пора посмотреть, что тут у нас на флангах делается. Понятно. Полный порядок. Валера к бабуле какой-то прибился. Ни дать ни взять — любящий сын. Помощничек. А где наш Арамис? Вот и он. Шурует по центральной дорожке. С позволения сказать милицейский патруль. Два сержанта — капитан Бирюков и старлей Калина из группы Хворостецкого. Значит, граница на замке.
— Мангуст третий вызывает Мангуста первого, — подает голос Тагир. — Прием.
— Слушаю тебя, Третий, — бормочу я, меланхолично продолжая выщипывать травку.
— Готовность номер один. Наши прибыли.
— Спасибо, понял. Что-нибудь еще?
— Пока нет. Отбой связи!
— Отбой.
Продолжаем заниматься своим делом. Не интересуют нас ни траурная процессия, ни речи похоронные. Своих забот полон рот. Прости, Николай Михайлович. Мы ещё придем бросить свою горсть земли. Мы не забыли тебя, просто сейчас мы работаем. Как ты и учил.
— Мангуст первый, я — Мангуст четвертый, — украдкой бросаю взгляд на Славку. Идут два ППС-ника, между собой о чем-то беседуют. Радиостанция на груди бормочет, демократизаторы на боку раскачиваются. Мирный пейзаж.
— … Вижу объект. Мужчина лет двадцати пяти. Рост — выше среднего. Брюнет. Джинсы. Синяя спортивная куртка «Адидас». На плече черная сумка на ремне. Пошел на второй круг. Похож на оператора. На ходу старается выбрать наиболее удобные ракурсы. Обратить внимание.
— Понял тебя, Мангуст четвертый. Ищи группу прикрытия.
Вот и славно. Появился первый голубь сизокрылый. Хрен ты отсюда улетишь, долгожданный наш. Ходи, ходи. Снимай. Посмотрим, чего ты наснимаешь.
— Мангуст первый вызывает Орла. Прием.
— Слышу тебя, Мангуст первый.
— В квадрате «А» обнаружен наблюдатель. Прошу добро на начало операции по захвату.
— Действуйте.
Простите, Павел Дмитриевич. Не успею я видно докрасить вашу ограду. Церемония похорон окончена. Провожающие начинают покидать кладбище. Нам тоже пора. Вот и наш кинематографист потянулся к выходу. Прикрытия не видно. Очевидно, ждет в машине за воротами. Неосторожно, ну, да это не наши проблемы.
— Мангуст второй — Захват! Мангуст третий, Мангуст четвертый — прикрытие. Доложить готовность!
— Мангуст второй — готов.
— Мангуст третий — готов.
— Мангуст четвертый — готов.
Великолепно. Поехали.
Майор Пластун оказывается позади молодого человека в синей адидасовской куртке, примерно в метре от него. В руках у него пачка «Кэмел». Он достает сигару, подносит к ней зажигалку…
Мужчина впереди останавливается и начинает падать. Что ж, кладбище — штука печальная. Поплохело мужику. Бывает. Вот и люди добрые (это мы-то!) подскочили. Не дали упасть. Подхватили под руки. В машину усадили.
Спроси кто, как дело было? Так и расскажут. Своими глазами видели. Ну, глаза человеческие — вещь хорошая, одна беда — обмануть их проще простого. Поди, разгляди со стороны, что в сигарете «Кэмел», с виду самой что ни на есть обыкновенной, внутри трубочка, а в трубочке, совсем как в старой сказке, иголочка, а на конце иглы, в оперативном лексиконе носящей прозвище «верблюжьей колючкой» как и полагается — смерть. В нашем случае, правда — обморок. Но это в данном случае.
Наша самозваная «скорая помощь» срывается с места и выскакивает на дорогу. А вот и конкуренты! Белый «Ауди» пытается повиснуть у нас на хвосте. Пара спортивных ребят в салоне. На лицах смесь недоумения и испуга. Впрочем, может, мне это только показалось. Поехали, мальчики, покатаемся. Визг тормозов, звон разбитого стекла… Ну вот и приехали. Тагир Насурутдинов на своем «Опеле» пошел на таран. Водила выскочил. Бедняга весь на нервах. С кулаками бросился. Ну вот! Зря это он! Нас в Центре ведению боя не учат. Учат его пресечению. Быстро и однозначно. Не оставляя шансов противнику.
Вот и наша доблестная милиция подоспела. В жизни бы она так поспевала, а не только в нашем спектакле.
Бросаю взгляд на нашего подопечного: никаких признаков жизни. Ничего, скоро тебе полегчает. До лазарета недалеко.
Забавное место, этот наш лазарет. Очень забавное. Для любителей черного юмора. В те времена укромные, когда вожди нашей отчизны по зрелому разумению отказались от практики бить своих политических оппонентов альпенштоком по голове, возникла необходимость в методах, так сказать, более изящных и «интеллигентных».
Посовещавшись в своей лубяной избушке, магистры плаща и кинжала взяли курс на сближение прикладных разделов науки и государственной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34