Пальма утром видел, как в центре нацисты расстреляли двух повстанцев — пьяно, со смехом и жутковатым интересом к таинственному моменту смерти. Он бросился в те районы, где еще шли бои. Пройдя фашистские патрули — представителей иностранной прессы здесь не ограничивали в передвижении: в Вену съехались журналисты из Парижа, Лондона, Белграда, Варшавы, — Пальма оказался в самом пекле. Шуцбундовцы — и коммунисты, и социал-демократы, засев на крышах домов, сдерживали нацистов, пока люди спускались в подвалы.
– Можно мне с вами? — спросил запыхавшийся Пальма у высокого старика с забинтованной головой, который вместе с молчаливым парнем помогал людям спускаться по крутой лестнице, которая вела в подвал.
– Кто вы?
– Я из Риги, журналист... Я пишу о вас честно, я хочу, чтобы...
– Нет, — отрезал старик. — Нельзя. — И махнул рукой тем, кто в арьергарде сдерживал нацистов: им было пора уходить, потому что «коричневые» подкатывали крупнокалиберные пулеметы.
– Покажите-ка ваш паспорт, — попросил Пальма тот парень, что помогал старику. Его немецкая речь показалась Яну чересчур правильной, и он решил, что это не австрияк, а берлинец.
Пальма протянул паспорт, тот мельком просмотрел его и сказал:
– Лезьте. Мне будет стыдно, если вы потом предадите этих людей.
– Зачем, товарищ Вольф? — спросил голубоглазый старик с забинтованной головой. — Нам не нужны чужие. Зачем?
– Затем, что при иностранце им, может быть, станет неудобно нас расстреливать, если они все-таки успеют перекрыть выходы к Дунаю.
Они тогда шли проходными дворами и подвалами долго, почти шесть часов. Женщина, которая брела впереди Пальма с девочкой лет трех, вдруг остановилась и стала страшно смеяться, услышав растерянный голос голубоглазого старика:
– Товарищ Вольф, иди ко мне, тут стена, дальше хода нет!
А люди, двигавшиеся сзади, все напирали и напирали. Пальма тогда поднял девочку на руки и начал ей что-то тихо шептать на ухо, а женщина все смеялась и смеялась, а потом увидела дочку на руках у Яна и заплакала — тихо, жалобно.
– Зачем все это? — шептала она сквозь слезы. — Зачем? Карла убили, папу убили, а нас тут хотят задушить... Зачем это? Пусть бы все было, как было, чем этот ужас...
...Вольф вылез из подвала первым. Следом за ним, хрипя и задыхаясь, вылез голубоглазый старик с забинтованной головой.
Вдали высверкивал Дунай, в котором электрически синели звезды. Выстрелы были слышны по-прежнему, но теперь где-то вдалеке. Старик сказал:
– Надо увозить людей за город.
– Увозить? — спросил Вольф.
– Конечно.
– А разве уйти нельзя?
– Нельзя. Люди устали. А на них охотятся. Их перестреляют на дорогах.
– Пускай позовут латыша, — устало сказал Вольф. — Он был где-то рядом с нами...
...Они шли вдвоем по маленьким темным улочкам.
– Зачем вы здесь? — спросил Вольф. — Только для того чтобы писать в газету, или вам хочется аплодировать победе «правопорядка»?
– Мне хочется оплакивать поражение антифашистов.
– Куда вы пишете?
– В свою газету, французам и англичанам, в «Пост».
– «Пост» не тот орган, где оплакивают коммунистов.
– Почему же? Мертвых там оплакивают, и с радостью.
– Пальма... Ян Пальма... Я где-то слышал эту фамилию.
– Возможно, вы слышали фамилию Пальма-отца, а я — Пальма-младший. Последний раз мы виделись с папой двадцать лет назад.
– Это какой папа Пальма? Шпион из Индии?
– Разведчик, я бы сказал... — несколько обидчиво ответил Ян, — всякий дипломат негодует, когда его легальную профессию смешивают с нелегальной...
– Что это вы так откровенно со мной говорите? — спросил Вольф. — Сыновья должны биться насмерть за достоинство отцов.
– Спасибо за совет. Я учту его. Но использовать на практике, увы, не смогу — человек должен отстаивать свое личное достоинство: только тогда сын жулика может стать пророком, а сестра блудницы — святой.
Вольф хмыкнул, полез за сигаретами:
– Если у вас есть желание стать пророком — достаньте грузовик.
Пальма вытащил из кармана бумажник, открыл его:
– Двести фунтов.
– И у меня полтора.
– Купим машину. Марксистская формула «деньги — товар» не может не подействовать здесь, пока коммунисты не победили, — улыбнулся Ян.
– Эта формула не сразу исчезнет, даже когда коммунисты победят, — ответил Вольф.
Вольф увидел вывеску: «Похоронное бюро». Сквозь жалюзи пробивался свет. Вольф пересек дорогу и распахнул дверь.
Владелец похоронного бюро — маленький толстенький человек с изумительно розовым, здоровым цветом лица, но совершенно лысый — сидел возле телефона:
– Да, да, хорошо, господин. Катафалк у вас будет сегодня к утру. Да, господин, я правильно записал ваш адрес. Я знаю этот район, господин.
Он положил трубку, бросился навстречу вошедшим:
– Пожалуйста, господа! У вас горе? Я соболезную, я готов помочь вам.
Снова зазвонил телефон, и хозяин, сняв трубку, ответил:
– Слушаю вас. Да, милостивая дама, я записываю. Берлинерштрассе, пять. Сколько мест? Ах, у вас погибло трое! Да, госпожа. Сегодня же у вас будет катафалк. Примите мои соболезнования.
Он положил трубку, развел руками и сказал:
– Господа, тысяча извинений. У меня сегодня очень много работы. Я слушаю вас. — Он раскрыл тетрадку, готовясь записать адрес, куда нужно прислать похоронный катафалк.
В это время снова позвонил телефон.
– Слушаю. Да, господин. К сожалению, я могу принять заказ только на вечер. Одну минуту, сударь. — Он зажал трубку ладонью и, распахнув ногой дверь, ведшую во внутренние комнаты, крикнул: — Ильза, тебе придется самой повести катафалк.
– У меня разваливается голова, — ответил женский голос. — Я работаю вторые сутки. Я не могу, милый, моя голова...
– Твоя голова развалится после того, как мы кончим работу. — Хозяин похоронного бюро рассмеялся. Вдруг он оборвал себя, вероятно, смутившись перед вошедшими, и сказал скорбным голосом: — Да, господин, катафалк будет у вас вечером, я записываю адрес.
Положив трубку, он поднялся навстречу Вольфу и Яну, но в это время снова зазвонил телефон.
– Пошли, — сказал Пальма, — тут ничего не получится.
– Минуту, — остановил его Вольф, — погоди.
Они дождались, пока хозяин кончил разговаривать с клиентом — на этот раз его просили о конном катафалке.
– Нам нужны две машины, — сказал Вольф.
– Когда похороны, господин?
– Хоть сейчас.
– Увы... Вы же видели мой объем работ... Если бы не хорошая организация похоронного дела, у нас бы обязательно вспыхнули эпидемии... Сколько трупов... Я могу похоронить ваших...
– Друзей...
– Друзей... Какое горе, какое горе... Я могу похоронить их завтра — между тремя и пятью пополудни.
– Мы хорошо заплатим, если вы поможете нам сейчас, — сказал Пальма.
– Очень сожалею, сударь, очень сожалею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31