Ему лет тридцать, работает в страховой компании.
— Полагаю, вы не знали Жозе при жизни?
— Да, это так.
— Если бы вы ее знали, вам было бы понятно мое замешательство. Можно было поклясться, что она — сама честность. Честность, доходящая до наивности.
— Вы давали ей на жизнь?
— Приходилось упрашивать, чтобы она взяла. Она хотела устроиться на работу в какой-нибудь магазин, бельевой например. Но была не слишком крепкого здоровья.
С ней случались приступы головокружения. Она всегда считала, что я слишком щедр… — В этот момент его осенило. — А другие? Они что, тоже?
— Боюсь, что да, господин Курсель. Каждый из вас содержал ее, за исключением, может быть, рыжеволосого молодого человека: скоро я буду знать. Во всяком случае, это верно в отношении высокопоставленного лица, с которым я беседовал утром.
— На что же у нее уходили деньги? Вкусы ее были столь непритязательны.
— Для начала она приобрела дом на улице Мон-Сени.
А по ее смерти в квартире осталось сорок восемь тысяч франков. А теперь попробуйте справиться с вашим смятением и поразмыслить. Я не спрашиваю, где вы были вчера между тремя и четырьмя часами пополудни…
— Я ехал на своем автомобиле из Руана и в четверть четвертого проезжал туннель Сен-Клу. — Тут он запнулся и оторопело уставился на Мегрэ. — Означает ли это, что я у вас на подозрении?
— Я никого не подозреваю, воспринимайте вопрос как простую формальность. В котором часу добрались вы до своей конторы?
— Я не сразу туда поехал. Какое-то время я провел в баре на улице Понтье, где обыкновенно ставлю на лошадь в забеге. Так что на бульвар Вольтера я добрался только к четверти шестого. По документам мы с братом — равноправные компаньоны. Два раза в неделю я появляюсь на заводе. На бульваре Вольтера держу контору, секретаршу, но дела и без меня шли бы как надо.
— Ваш брат на вас за это не в обиде?
— Напротив. Чем меньше я делаю, тем больше он доволен, так как чувствует себя полновластным хозяином.
— Какой марки ваш автомобиль, господин Курсель?
— «Ягуар». Голубой, с откидным верхом. Я всегда покупаю машины с откидным верхом. Назвать номер?
— В этом нет необходимости.
— Стоит мне подумать, что не только Жозе, но и ее так называемый братец… Как вы его назвали?
— Флорантен. Его отец был лучшим кондитером в Мулене.
Курсель в ярости сжал свои маленькие кулачки.
— Возьмите себя в руки. Если не произойдет чего-нибудь непредвиденного, ваше имя не попадет в газеты и все сказанное здесь останется в тайне. Ваша жена ревнива?
— Не сомневаюсь, но не очень сильно. Она догадывается, что время от времени у меня завязывается интрижка в Марселе или Париже.
— У вас есть кто-то, помимо Жозе?
— Случается. Как все мужчины, я любопытен.
Он оглядывался в поисках своей шляпы, оставленной в приемной. Мегрэ самолично отвел его туда, боясь стычки между ним и Флорантеном.
Тот мрачно взглянул на них обоих с таким видом, словно желал убедиться, отхватил ли Курсель положенный ему, Флорантену, кусок.
Когда промышленник удалился, инспектор Дьедонне, поднявшийся при появлении Мегрэ в приемной, спросил:
— Мне отчитаться?
— Что-нибудь произошло?
— Нет. Позавтракав в бистро по соседству, он вернулся к себе и только в половине десятого на метро отправился сюда. Попросился к вам на прием. Потом подошел тот, другой, они пожали друг другу руки. О чем они говорили, я не слышал.
— На сегодня все.
Мегрэ сделал знак Флорантену:
— Входи.
Уже в кабинете, закрыв за ним дверь, Мегрэ долго изучающе разглядывал его. Флорантен не поднимал головы, его большое костистое тело казалось каким-то обмякшим, словно тесто, готовое разлезться в разные стороны.
— Ты еще больший негодяй, чем я думал.
— Знаю.
— Зачем ты это сделал?
— Я не знал, что встречу его здесь.
— А зачем явился?
Он вскинул голову и с жалким видом уставился на Мегрэ.
— Как ты думаешь, сколько денег у меня в кармане?
— Какое это имеет значение?
— Как раз большое. У меня всего-навсего монета в пятьдесят сантимов. И во всей округе нет ни одного магазина, бистро или ресторана, где мне отпустили бы в кредит.
Настала очередь комиссара изумиться, почти в той же степени, что и его упитанному собеседнику, только что покинувшему кабинет.
— Ты пришел просить денег?
— У кого же мне их просить в подобных обстоятельствах? Полагаю, ты уже поставил в известность высокопарного кретина Паре, что я не брат Жозе…
— Конечно.
— Должно быть, он мигом лишился своих иллюзий.
— В любом случае у него серьезное алиби. Вчера от трех до четырех он находился у себя в кабинете.
— Увидев, как в приемную входит молочный поросенок, я подумал: не все потеряно…
— Ты просил на похороны! Тебе не стыдно?
Флорантен пожал плечами:
— Знаешь, когда бывает стыдно… Заметь, я подозревал, что он тебе об этом расскажет. Но поскольку я пришел первым, то надеялся, что ты начнешь с меня.
Он умолк; Мегрэ подошел к окну. Воздух с улицы редко казался таким чистым.
— Что будет с сорока восемью тысячами франков?
Мегрэ вздрогнул. В уме не укладывалось, чтобы в такой момент человек мог думать о деньгах.
— Отдаешь ли ты себе отчет, что я оказался без всяких средств к существованию? На реставрации мебели много не заработаешь. К чему мне лукавить с тобой? Это было прикрытием.
— Это я понял.
— И пока я не подыщу себе какую-нибудь работенку…
— Что ты собираешься делать?
— Если потребуется, пойду разгружать овощи на рынке.
— Предупреждаю: тебе запрещено покидать Париж.
— Я все еще на подозрении?
— До тех пор, пока преступник не угодит за решетку.
Так ты и вправду ничего не знаешь о хромом?
— Жозе было известно только его имя — Виктор. Он никогда не рассказывал ей ни о жене, ни о детях. И чем он занимается, она тоже не знала, но по всему было видно, человек он состоятельный. Дорогие костюмы, подогнанные по фигуре рубашки. Запомнилась мне одна деталь. Однажды он вынул бумажник, а вместе с ним из кармана выпал проездной, действительный на железнодорожной линии Париж-Бордо.
Для инспекторов это должно было стать отправной точкой. Не так уж много постоянных пассажиров на этой железнодорожной ветке.
— Видишь, я как могу помогаю вам…
Мегрэ понял намек, вынул из кармана бумажник и отсчитал сто франков.
— Постарайся потратить не все сразу.
— Слежка за мной будет продолжаться?
— Да.
Мегрэ приоткрыл дверь в кабинет инспекторов, позвал Леруа и снабдил его инструкциями. На этот раз уклониться от рукопожатия старого лицейского приятеля ему не удалось.
Глава 4
Было три часа дня, Мегрэ стоял перед распахнутым окном в обычной для него позе — трубка во рту, руки в карманах.
Ярко светило солнце, на голубом небе не было ни облачка, как вдруг ни с того ни с сего хлынул дождь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Полагаю, вы не знали Жозе при жизни?
— Да, это так.
— Если бы вы ее знали, вам было бы понятно мое замешательство. Можно было поклясться, что она — сама честность. Честность, доходящая до наивности.
— Вы давали ей на жизнь?
— Приходилось упрашивать, чтобы она взяла. Она хотела устроиться на работу в какой-нибудь магазин, бельевой например. Но была не слишком крепкого здоровья.
С ней случались приступы головокружения. Она всегда считала, что я слишком щедр… — В этот момент его осенило. — А другие? Они что, тоже?
— Боюсь, что да, господин Курсель. Каждый из вас содержал ее, за исключением, может быть, рыжеволосого молодого человека: скоро я буду знать. Во всяком случае, это верно в отношении высокопоставленного лица, с которым я беседовал утром.
— На что же у нее уходили деньги? Вкусы ее были столь непритязательны.
— Для начала она приобрела дом на улице Мон-Сени.
А по ее смерти в квартире осталось сорок восемь тысяч франков. А теперь попробуйте справиться с вашим смятением и поразмыслить. Я не спрашиваю, где вы были вчера между тремя и четырьмя часами пополудни…
— Я ехал на своем автомобиле из Руана и в четверть четвертого проезжал туннель Сен-Клу. — Тут он запнулся и оторопело уставился на Мегрэ. — Означает ли это, что я у вас на подозрении?
— Я никого не подозреваю, воспринимайте вопрос как простую формальность. В котором часу добрались вы до своей конторы?
— Я не сразу туда поехал. Какое-то время я провел в баре на улице Понтье, где обыкновенно ставлю на лошадь в забеге. Так что на бульвар Вольтера я добрался только к четверти шестого. По документам мы с братом — равноправные компаньоны. Два раза в неделю я появляюсь на заводе. На бульваре Вольтера держу контору, секретаршу, но дела и без меня шли бы как надо.
— Ваш брат на вас за это не в обиде?
— Напротив. Чем меньше я делаю, тем больше он доволен, так как чувствует себя полновластным хозяином.
— Какой марки ваш автомобиль, господин Курсель?
— «Ягуар». Голубой, с откидным верхом. Я всегда покупаю машины с откидным верхом. Назвать номер?
— В этом нет необходимости.
— Стоит мне подумать, что не только Жозе, но и ее так называемый братец… Как вы его назвали?
— Флорантен. Его отец был лучшим кондитером в Мулене.
Курсель в ярости сжал свои маленькие кулачки.
— Возьмите себя в руки. Если не произойдет чего-нибудь непредвиденного, ваше имя не попадет в газеты и все сказанное здесь останется в тайне. Ваша жена ревнива?
— Не сомневаюсь, но не очень сильно. Она догадывается, что время от времени у меня завязывается интрижка в Марселе или Париже.
— У вас есть кто-то, помимо Жозе?
— Случается. Как все мужчины, я любопытен.
Он оглядывался в поисках своей шляпы, оставленной в приемной. Мегрэ самолично отвел его туда, боясь стычки между ним и Флорантеном.
Тот мрачно взглянул на них обоих с таким видом, словно желал убедиться, отхватил ли Курсель положенный ему, Флорантену, кусок.
Когда промышленник удалился, инспектор Дьедонне, поднявшийся при появлении Мегрэ в приемной, спросил:
— Мне отчитаться?
— Что-нибудь произошло?
— Нет. Позавтракав в бистро по соседству, он вернулся к себе и только в половине десятого на метро отправился сюда. Попросился к вам на прием. Потом подошел тот, другой, они пожали друг другу руки. О чем они говорили, я не слышал.
— На сегодня все.
Мегрэ сделал знак Флорантену:
— Входи.
Уже в кабинете, закрыв за ним дверь, Мегрэ долго изучающе разглядывал его. Флорантен не поднимал головы, его большое костистое тело казалось каким-то обмякшим, словно тесто, готовое разлезться в разные стороны.
— Ты еще больший негодяй, чем я думал.
— Знаю.
— Зачем ты это сделал?
— Я не знал, что встречу его здесь.
— А зачем явился?
Он вскинул голову и с жалким видом уставился на Мегрэ.
— Как ты думаешь, сколько денег у меня в кармане?
— Какое это имеет значение?
— Как раз большое. У меня всего-навсего монета в пятьдесят сантимов. И во всей округе нет ни одного магазина, бистро или ресторана, где мне отпустили бы в кредит.
Настала очередь комиссара изумиться, почти в той же степени, что и его упитанному собеседнику, только что покинувшему кабинет.
— Ты пришел просить денег?
— У кого же мне их просить в подобных обстоятельствах? Полагаю, ты уже поставил в известность высокопарного кретина Паре, что я не брат Жозе…
— Конечно.
— Должно быть, он мигом лишился своих иллюзий.
— В любом случае у него серьезное алиби. Вчера от трех до четырех он находился у себя в кабинете.
— Увидев, как в приемную входит молочный поросенок, я подумал: не все потеряно…
— Ты просил на похороны! Тебе не стыдно?
Флорантен пожал плечами:
— Знаешь, когда бывает стыдно… Заметь, я подозревал, что он тебе об этом расскажет. Но поскольку я пришел первым, то надеялся, что ты начнешь с меня.
Он умолк; Мегрэ подошел к окну. Воздух с улицы редко казался таким чистым.
— Что будет с сорока восемью тысячами франков?
Мегрэ вздрогнул. В уме не укладывалось, чтобы в такой момент человек мог думать о деньгах.
— Отдаешь ли ты себе отчет, что я оказался без всяких средств к существованию? На реставрации мебели много не заработаешь. К чему мне лукавить с тобой? Это было прикрытием.
— Это я понял.
— И пока я не подыщу себе какую-нибудь работенку…
— Что ты собираешься делать?
— Если потребуется, пойду разгружать овощи на рынке.
— Предупреждаю: тебе запрещено покидать Париж.
— Я все еще на подозрении?
— До тех пор, пока преступник не угодит за решетку.
Так ты и вправду ничего не знаешь о хромом?
— Жозе было известно только его имя — Виктор. Он никогда не рассказывал ей ни о жене, ни о детях. И чем он занимается, она тоже не знала, но по всему было видно, человек он состоятельный. Дорогие костюмы, подогнанные по фигуре рубашки. Запомнилась мне одна деталь. Однажды он вынул бумажник, а вместе с ним из кармана выпал проездной, действительный на железнодорожной линии Париж-Бордо.
Для инспекторов это должно было стать отправной точкой. Не так уж много постоянных пассажиров на этой железнодорожной ветке.
— Видишь, я как могу помогаю вам…
Мегрэ понял намек, вынул из кармана бумажник и отсчитал сто франков.
— Постарайся потратить не все сразу.
— Слежка за мной будет продолжаться?
— Да.
Мегрэ приоткрыл дверь в кабинет инспекторов, позвал Леруа и снабдил его инструкциями. На этот раз уклониться от рукопожатия старого лицейского приятеля ему не удалось.
Глава 4
Было три часа дня, Мегрэ стоял перед распахнутым окном в обычной для него позе — трубка во рту, руки в карманах.
Ярко светило солнце, на голубом небе не было ни облачка, как вдруг ни с того ни с сего хлынул дождь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32