— Она в самом деле больна? — осведомился Эвйен.
Петерсен ответил уклончивым жестом.
— Странная девушка! Я еще вчера подумал, что это добром не кончится.
Капитан напряженно прислушивался к ударам волн о корпус, а когда масса воды обрушилась на бак; отшвырнул салфетку и выскочил на мостик, сорвав на бегу с вешалки свою кожанку.
Наверху увидел две фигуры, вцепившиеся в поручни. В вихре мелких снежинок были уже различимы огни крошечного порта, куда судну предстояло зайти; Петерсен на секунду всмотрелся в бескровный профиль Вринса и заметил, что челюсти голландцу свело так же, как Шутрингеру.
— Больны? — ворчливым тоном спросил он.
— Нет!
Молодой человек выкрикнул это, весь напрягшись.
Чувствовалось, что он дрожит с головы до ног в своей слишком легкой одежде.
— Наденьте-ка.
Петерсен швырнул ему свое пальто, обменялся несколькими словами с лоцманом и отправился спать.
Петера Крулля он за весь день не видел ни разу.
А Катя?.. Он представил себе ее: лежит, скорчившись на койке, мучится от морской болезни, но упрямо никого не хочет позвать.
Самым лучшим временем в четверг оказались для Петерсена утренние часы, когда он стоял на вахте рядом с лоцманом.
«Полярная лилия» миновала Буде и пробиралась через Лофотены, уже много часов пробивая себе путь сквозь снежную бурю.
За несколько минут видимость упала до нуля, открыть глаза стало невозможно. Ледяная пыль забивалась в мельчайшие швы одежды и обуви.
Капитан с лоцманом топтались на месте, пытаясь согреться и передавая друг другу кисет или зажигалку. термометр показывал двенадцать градусов ниже нуля; изредка, когда появлялся просвет и показывалось бледное солнце, позволявшее заметить два-три шквальных облачка на горизонте, глазам представали белоснежные горы — ни пятнышка, ни домика, ни травинки, ни души.
Необъятный простор. Очертания некоторых вершин можно различить больше чем за тридцать миль.
Время от времени почти вплотную к «Полярной лилии» проходил рыбачий баркас длиной восемь-десять метров, с обледенелыми вантами и заваленной снегом палубой, на которой, перегнувшись через поручни, ловили треску два человека, казавшиеся бесформенными под четырьмя-пятью слоями одежды.
Воздух леденил легкие. Несмотря на это, Петерсен с жадностью дышал чистым кислородом, словно тот возвращал его к жизни, отгоняя кошмарные образы: голую девушку в постели на улице Деламбр, Штернберга с исколотой грудью и скомканной простыней на лице.
Капитан с неподдельным безразличием взглянул на ставангерского полицейского: не зная, чем заняться, инспектор прислонился к переборке, защищавшей его от ветра, и любовался пейзажем.
Вдруг Петерсен вздрогнул: позади него кто-то кашлянул. Нахмурясь, он спросил внезапно появившегося у него за спиной Шутрингера.
— Что вам угодно?
Под трапом висело объявление, запрещавшее пассажирам подниматься без надобности на мостик.
Шутрингер никогда еще не произносил столько слов зараз. Вид у него был надутый, но решительный.
Он снял свое жакейское кепи, и на морозе его голый череп производил совершенно ошеломляющее впечатление.
— Накройте голову! Итак, в чем дело?
Немец указал на лоцмана.
— Можете говорить при нем.
— Меня обокрали!
— Что такое?
— Вчера вечером или сегодня утром кто-то забрался ко мне в каюту и украл две тысячи марок, а также несколько сот крон, лежавшие у меня в чемодане.
Страшно огорчен, что доставляю вам новые хлопоты, но я во что бы то ни стало должен разыскать деньги: это все, что я захватил с собой в поездку.
Лоцман с любопытством разглядывал пассажира.
— Вы уверены, что деньги пропали? — спросил Петерсен, мрачнея.
— Абсолютно. Из осторожности я положил их не в бумажник, а в простой синий конверт и сунул под белье.
— Что вы делали утром?
— В восемь принял душ. Таким образом, моя каюта оставалась пустой. Потом сходил в ресторан и погулял по юту. Когда же я…
Капитан повернулся к лоцману.
— Обойдетесь пока без меня?
И первым спустился по трапу. Проходя мимо ресторана, наткнулся на стюарда.
— Не видели, никто не входил сегодня утром в двадцать вторую?
Стюард вскинулся, как чертик в коробочке с пружинкой, и пролепетал:
— В двадцать вторую тоже? Господин Эвйен как раз спрашивал, не входил ли кто к нему.
Эвйен, каюта которого была открыта, вышел на порог: он услышал разговор.
— Капитан, не заглянете ли ко мне на минутку?
Он нервничал, но сохранял самообладание. Только вот руки, ухоженные, с длинными пальцами, слегка дрожали.
— У вас что-нибудь украли?
Эвйен подозрительно взглянул на Шутрингера.
— Зайдите все-таки на минутку.
И закрыл за собой дверь.
— Вы знаете, я езжу на юг всего раз в год. Оттуда привожу наличные, необходимые для эксплуатации рудников в течение полугодия: банка у нас в Киркинесе нет. Еще вчера вечером в этом саквояже из свиной кожи было пятьдесят тысяч крон кредитками и несколько золотых монет — у меня привычка дарить их жене.
— Исчезли?
— Саквояж пуст. Я только что это обнаружил.
Работал в салоне, и мне понадобился документ, также лежавший в саквояже… Саквояж вытащили из-под остальных вещей, замок взломали.
В коридоре нетерпеливо расхаживал Шутрингер.
— Будьте добры покамест никому не рассказывать о случившемся.
— Что вы намерены предпринять? Не кажется ли вам…
Не дослушав, Петерсен вышел и попросил немца тоже хранить молчание.
— Необходимо во что бы то ни стало… — повторил тот. — Вы же понимаете, у меня больше ни гроша и…
Капитан нашел Йеннингса на том же месте палубы, а полицейский, заметив его, изобразил на лице любезную улыбку.
— Добрый день, капитан. Какие красивые места!
Южане даже не подозревают, что…
— Следуйте за мной.
Петерсен втащил инспектора к себе в каюту и с силой захлопнул дверь.
— На борту совершены две кражи. В каюте четырнадцать, соседней с этой, похищено пятьдесят тысяч крон; в двадцать второй — приблизительно две тысячи марок.
— Быть не может! — вскричал ошеломленный инспектор. — Здесь, на борту?
— Да, вчера вечером или сегодня утром. Я хочу, чтобы вы, не теряя времени, предприняли вот что: во-первых, тщательно обыскали каюту Кати Шторм…
— Вы считаете…
— …и, если возникнет необходимость, поручили стюардессе обыскать ее лично. Во-вторых, осмотрели каюту моего третьего помощника. Наконец, если все это ничего не даст, занялись неким Петером Круллем, работающим в угольной яме.
— Мне думается, было бы разумней начать поиски именно в этом…
— А я предпочитаю, если у вас нет возражений, чтобы вы начали с немки. Она у себя.
— Что ей сказать?
— Что пропали кое-какие вещи и вы обязаны обыскать весь пароход.
— Вы пойдете со мной?
Петерсен колебался, но тут же, еле сдерживаясь, принял решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30