Когда он миновал ее, она пожала плечами и вновь заступила на свой пост.
Покружив минут двадцать, он наконец зашел в кинотеатр. Как ему показалось, билетерша тоже упорно наблюдала за ним, будто ждала, что он ее о чем-то попросит. Может, чтобы она посадила его рядом с хорошенькой девушкой?
Это был фильм про войну; оглушительно гремели пушки, самолеты, пулеметы.
Покрытые грязью мужчины с оружием наперевес гуськом пробирались через болото.
Он совершил промашку, сказав, что заедет в офис. Предположим, жене захочется с ним поговорить, она позвонит, и ей никто не ответит.
Его страхи смешны. У нее ни разу не возникало необходимости сообщить ему что-то срочное. Не было никаких оснований для того, чтобы Ален поранился или чтобы на Бланш вдруг напал какой-нибудь недуг.
Если не считать пагубных последствий ее родов, она ни разу не болела, и он не помнил, чтобы она провела день в постели. Даже когда у нее был грипп, она отказывалась мерить температуру и занималась хозяйством.
А что?! Она была счастлива! Они все были счастливы!
Что изменится от того, что он уступит небольшому любопытству и отворит дверь ночного ресторана?
Он вновь очутился на улице в час, когда все кинотеатры выплескивают на тротуары толпы своих зрителей, и ему потребовалось какое-то время, чтобы сориентироваться. Теперь на углу улицы Вашингтона стояли уже, три женщины, и похоже было, они хорошо ладили между собой.
Значит, их не смущало заниматься этим ремеслом на глазах друг у друга.
Одна из них, молодая, еще свежая, улыбнулась ему, и он чуть было из вежливости — чтобы не огорчить ее — не улыбнулся в ответ.
Улица де Понтье выглядела более оживленной, чем днем. Неоновые вывески-красные, синие, желтые или зеленые — указывали на кабаре, бары, рестораны.
Когда он подходил к «Карийон Доре», у него почти перехватило дыхание, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы протянуть руку к двери и толкнуть ее.
— Вашу шляпу, мсье.
В углу, огороженном балюстрадой, гардероб обслуживала девушка в коротенькой юбочке. Слева он увидел стойку бара из красного дерева и табуреты, которые почти все были заняты.
Освещение цвета танго — как говорили когда-то — было таким скупым, что требовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку.
— Вам столик получше, мсье?
Метрдотель старался увлечь его за собой к центру зала, где крошечный подиум окружали столики — каждый со своим ведерком со льдом и бутылкой шампанского с большой золоченой пробкой. Жовис чуть было не уступил нажиму, но тут повернулся в сторону бара и увидел свободный табурет по соседству с женщиной в желтом платье.
— Я предпочитаю остаться здесь.
— Как вам угодно.
«Не вышло» — казалось, сказал про себя метрдотель, как до него это сделала девица на углу улицы Вашингтона.
Он взгромоздился на табурет. Бармен положил перед ним на стойку салфетку, вопрошающе взглянул на него.
— Что вам подать?
— Можно кружку пива?
— Сожалею, но у нас нет пива. Только шампанское, виски, джин и водка.
Все, наверное, поняли, что он впервые переступил порог заведения такого рода, и его соседка отвернулась, чтобы скрыть улыбку, а может, чтобы подмигнуть Леону.
Леон оказался небольшим человечком, розовым и толстощеким, каких можно повстречать где угодно. Жовис решил, что он похож на парикмахера.
— Виски, — пробормотал Эмиль.
Виски он пил всего раза два-три, один раз в день рождения Ремакля, который в баре на площади Бастилии угостил виски все агентство. Оно оказалось не очень вкусным, но не таким уж и крепким.
Он посмотрел на желтоватую жидкость, которую наливали в его бокал.
— Разбавить водой?
— Да, пожалуйста.
— Налей и Мне, Леон.
Соседка повернулась к нему и бросала любопытные взгляды.
А он искал глазами Фаррана, удивляясь, что не видит его. За стойкой сидели в основном мужчины, если не считать его соседки и темноволосой девицы в золотом платье, облокотившейся на стойку на противоположном от них конце.
Почему он решил, что это была Алекса?
Платье плотно обтягивало ее тело, и под ним у нее явно ничего не было надето. Интересно, как она надевает и снимает его.
Тело было гибким, с плавными линиями и, вероятно, нежным и упругим при прикосновении. Их взгляды встретились. Она не улыбнулась, но в ее глазах он прочел любопытство.
Неужели они ни разу не видели в «Карийоне» такого мужчину, как он? Три клиента за стойкой были помоложе его и обсуждали какую-то киносделку. Жовис не слышал всего, он понимал лишь, что речь идет о смете, о гарантированном составе исполнителей, о совместном производстве с Германией.
Когда он вынул сигарету из кармана, Леон поднес ему зажженную спичку, а соседка — зажигалку.
Он заколебался между двумя огоньками, и коль скоро бармен казался ему более важной персоной, то выбрал спичку.
Женщина рассмеялась.
— Это не очень любезно по отношению ко мне.
— Прошу простить. Я не сразу сообразил, что…
— Пустяки. Вы часто сюда заходите?
Она знала, что нет: ведь они не были знакомы, а она, вероятно, уже давно работает в этом заведении.
— Сегодня в первый раз.
Не следовало жульничать. Это сразу заметят и станут его остерегаться. У него была неспокойна совесть, и он считал себя кем-то вроде шпиона.
— Парижанин?
— Да. В общем-то, да. Всего несколько дней, как я живу в пригороде Парижа.
— Вам везет.
Она не вела себя вызывающе. Разговаривала с ним мило, непринужденно. В ее лице — ничего особенного. Ее нельзя было назвать ни красавицей, ни уродкой свежая, мягкая, без претензий.
Почему же он смотрел через ее плечо на ту, другую, которую считал Алексой?
— Чинь-чинь!
Если бы его отец… Если бы его мать…
Она залпом осушила свой бокал.
— Вы любите шотландское виски?
— Не так чтобы очень. Предпочитаю пиво.
— Я тоже. Впрочем, я родом из Эльзаса. Из Страсбура. Вы знаете Страсбур?
— Я там был два раза.
— Вы обедали в «Обетте»?
Он уже собирался ответить, что нет, как тут узнал в зеркале, находившемся за строем бутылок, лицо и крепкие плечи своего соседа из Клерви. Фарран стоял неподвижно, вполголоса беседуя с метрдотелем, обводя взглядом зал и бар, по-хозяйски разглядывая каждого посетителя.
Когда же он пробирался сквозь толпу к женщине в золотом платье, он обронил на ходу:
— Привет, Ирен.
— Привет, Жан.
Он мимоходом бросил безучастный взгляд на Жовиса, а спустя мгновение уже касался губами в легком поцелуе шеи той, что, несомненно, была Алексой.
Несколько пар еще танцевали на подиуме, когда вдруг музыканты перестали играть. Раздалась барабанная дробь, погас свет, и синеватые прожекторы высветили возникшую как бы ниоткуда рыжую женщину в костюме 1900 года.
Оркестр играл теперь «Приди ко мне, котик», а женщина ходила вокруг подиума мелкими пританцовывающими шажками, мимоходом похлопывая концом своего веера по лысому господину, сидевшему так, что ей было легко до него дотянуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Покружив минут двадцать, он наконец зашел в кинотеатр. Как ему показалось, билетерша тоже упорно наблюдала за ним, будто ждала, что он ее о чем-то попросит. Может, чтобы она посадила его рядом с хорошенькой девушкой?
Это был фильм про войну; оглушительно гремели пушки, самолеты, пулеметы.
Покрытые грязью мужчины с оружием наперевес гуськом пробирались через болото.
Он совершил промашку, сказав, что заедет в офис. Предположим, жене захочется с ним поговорить, она позвонит, и ей никто не ответит.
Его страхи смешны. У нее ни разу не возникало необходимости сообщить ему что-то срочное. Не было никаких оснований для того, чтобы Ален поранился или чтобы на Бланш вдруг напал какой-нибудь недуг.
Если не считать пагубных последствий ее родов, она ни разу не болела, и он не помнил, чтобы она провела день в постели. Даже когда у нее был грипп, она отказывалась мерить температуру и занималась хозяйством.
А что?! Она была счастлива! Они все были счастливы!
Что изменится от того, что он уступит небольшому любопытству и отворит дверь ночного ресторана?
Он вновь очутился на улице в час, когда все кинотеатры выплескивают на тротуары толпы своих зрителей, и ему потребовалось какое-то время, чтобы сориентироваться. Теперь на углу улицы Вашингтона стояли уже, три женщины, и похоже было, они хорошо ладили между собой.
Значит, их не смущало заниматься этим ремеслом на глазах друг у друга.
Одна из них, молодая, еще свежая, улыбнулась ему, и он чуть было из вежливости — чтобы не огорчить ее — не улыбнулся в ответ.
Улица де Понтье выглядела более оживленной, чем днем. Неоновые вывески-красные, синие, желтые или зеленые — указывали на кабаре, бары, рестораны.
Когда он подходил к «Карийон Доре», у него почти перехватило дыхание, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы протянуть руку к двери и толкнуть ее.
— Вашу шляпу, мсье.
В углу, огороженном балюстрадой, гардероб обслуживала девушка в коротенькой юбочке. Слева он увидел стойку бара из красного дерева и табуреты, которые почти все были заняты.
Освещение цвета танго — как говорили когда-то — было таким скупым, что требовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку.
— Вам столик получше, мсье?
Метрдотель старался увлечь его за собой к центру зала, где крошечный подиум окружали столики — каждый со своим ведерком со льдом и бутылкой шампанского с большой золоченой пробкой. Жовис чуть было не уступил нажиму, но тут повернулся в сторону бара и увидел свободный табурет по соседству с женщиной в желтом платье.
— Я предпочитаю остаться здесь.
— Как вам угодно.
«Не вышло» — казалось, сказал про себя метрдотель, как до него это сделала девица на углу улицы Вашингтона.
Он взгромоздился на табурет. Бармен положил перед ним на стойку салфетку, вопрошающе взглянул на него.
— Что вам подать?
— Можно кружку пива?
— Сожалею, но у нас нет пива. Только шампанское, виски, джин и водка.
Все, наверное, поняли, что он впервые переступил порог заведения такого рода, и его соседка отвернулась, чтобы скрыть улыбку, а может, чтобы подмигнуть Леону.
Леон оказался небольшим человечком, розовым и толстощеким, каких можно повстречать где угодно. Жовис решил, что он похож на парикмахера.
— Виски, — пробормотал Эмиль.
Виски он пил всего раза два-три, один раз в день рождения Ремакля, который в баре на площади Бастилии угостил виски все агентство. Оно оказалось не очень вкусным, но не таким уж и крепким.
Он посмотрел на желтоватую жидкость, которую наливали в его бокал.
— Разбавить водой?
— Да, пожалуйста.
— Налей и Мне, Леон.
Соседка повернулась к нему и бросала любопытные взгляды.
А он искал глазами Фаррана, удивляясь, что не видит его. За стойкой сидели в основном мужчины, если не считать его соседки и темноволосой девицы в золотом платье, облокотившейся на стойку на противоположном от них конце.
Почему он решил, что это была Алекса?
Платье плотно обтягивало ее тело, и под ним у нее явно ничего не было надето. Интересно, как она надевает и снимает его.
Тело было гибким, с плавными линиями и, вероятно, нежным и упругим при прикосновении. Их взгляды встретились. Она не улыбнулась, но в ее глазах он прочел любопытство.
Неужели они ни разу не видели в «Карийоне» такого мужчину, как он? Три клиента за стойкой были помоложе его и обсуждали какую-то киносделку. Жовис не слышал всего, он понимал лишь, что речь идет о смете, о гарантированном составе исполнителей, о совместном производстве с Германией.
Когда он вынул сигарету из кармана, Леон поднес ему зажженную спичку, а соседка — зажигалку.
Он заколебался между двумя огоньками, и коль скоро бармен казался ему более важной персоной, то выбрал спичку.
Женщина рассмеялась.
— Это не очень любезно по отношению ко мне.
— Прошу простить. Я не сразу сообразил, что…
— Пустяки. Вы часто сюда заходите?
Она знала, что нет: ведь они не были знакомы, а она, вероятно, уже давно работает в этом заведении.
— Сегодня в первый раз.
Не следовало жульничать. Это сразу заметят и станут его остерегаться. У него была неспокойна совесть, и он считал себя кем-то вроде шпиона.
— Парижанин?
— Да. В общем-то, да. Всего несколько дней, как я живу в пригороде Парижа.
— Вам везет.
Она не вела себя вызывающе. Разговаривала с ним мило, непринужденно. В ее лице — ничего особенного. Ее нельзя было назвать ни красавицей, ни уродкой свежая, мягкая, без претензий.
Почему же он смотрел через ее плечо на ту, другую, которую считал Алексой?
— Чинь-чинь!
Если бы его отец… Если бы его мать…
Она залпом осушила свой бокал.
— Вы любите шотландское виски?
— Не так чтобы очень. Предпочитаю пиво.
— Я тоже. Впрочем, я родом из Эльзаса. Из Страсбура. Вы знаете Страсбур?
— Я там был два раза.
— Вы обедали в «Обетте»?
Он уже собирался ответить, что нет, как тут узнал в зеркале, находившемся за строем бутылок, лицо и крепкие плечи своего соседа из Клерви. Фарран стоял неподвижно, вполголоса беседуя с метрдотелем, обводя взглядом зал и бар, по-хозяйски разглядывая каждого посетителя.
Когда же он пробирался сквозь толпу к женщине в золотом платье, он обронил на ходу:
— Привет, Ирен.
— Привет, Жан.
Он мимоходом бросил безучастный взгляд на Жовиса, а спустя мгновение уже касался губами в легком поцелуе шеи той, что, несомненно, была Алексой.
Несколько пар еще танцевали на подиуме, когда вдруг музыканты перестали играть. Раздалась барабанная дробь, погас свет, и синеватые прожекторы высветили возникшую как бы ниоткуда рыжую женщину в костюме 1900 года.
Оркестр играл теперь «Приди ко мне, котик», а женщина ходила вокруг подиума мелкими пританцовывающими шажками, мимоходом похлопывая концом своего веера по лысому господину, сидевшему так, что ей было легко до него дотянуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33