Она поспешила сказать ему:
— Ну что, профессор, видите, как я умею держать слово?
Мадам Дуэ, стоящая у ее постели, сделала профессору знак, что пора вызывать каталку. Не успел он ответить на ее взгляд, как молодая женщина изменилась в лице. Если оно и не выражало страха, в нем ясно читалось сомнение, колебание; но все же мадам Рош попыталась сохранить шутливый тон и спросила:
— На этот раз все будет так же хорошо, как и раньше?
Он замешкался с ответом. Совсем недолго. Потому что был удивлен. Потому что спрашивал себя в этот миг, что же такое могла прочитать в его глазах мадам Рош, всегда уверенная в себе, чтобы вдруг так взволноваться, Наконец он услышал свой ответ:
— Ну конечно, почему в этот раз должно быть иначе?
— Кажется, он идет головкой, как и мои старшие.
— Знаю. Мадам Дуэ мне звонила.
Так и было. Она представила ему подробный отчет в специальной терминологии.
— Что вас беспокоит?» — настаивала она.
Он попытался рассмеяться:
— Ровно ничего! Клянусь вам, что я ничуть не обеспокоен. Видимо, я напрасно вздремнул после завтрака.
Она поверила ему и успокоилась.
— Ах, вот в чем дело! Вы совсем как мой муж…
Она оборвала себя на полуслове, потому что начались схватки, и учащенно задышала, самостоятельно применив прием обезболивания, которому обучилась еще во время первых родов.
Взглянув на будильник, она продолжила:
— Тридцать секунд… схватки короткие, но захватывают вглубь… Так я говорила, что мой муж, если поспит днем, то после этого часа два ходит как очумелый…
— Вы готовы?
Он улыбался ей. Очень важно вернуть ее доверие. С минуты на минуту, когда начнется отторжение плода, полное взаимопонимание между ними необходимо, потому что ему предстоит управлять ее условными рефлексами. На ее долю останется роль автомата, и он будет приводить этот автомат в движение с помощью ключевых слов.
— А вы не устали, профессор? Боюсь, вы в конце концов возненавидите всех нас, женщин, ведь из-за нас вы не можете жить так, как все…
Сестры доставили каталку, и он сделал им знак подождать, так как начались новые схватки. Когда наконец ее вывозили из палаты, рука ее, которую он не выпускал из своей, была совсем влажной.
— Я сейчас же вернусь к вам. «.
Мадмуазель Бланш помогла ему приготовиться. Он старался не думать о том, что сейчас произошло, что это уже вторая накладка и оба случая связаны меж собой, хотя, казалось бы, и не имеют отношения друг к другу. Он даже не известил анестезиолога, так как не предвидел никаких осложнений, никаких неожиданностей.
Он застал свою пациентку на месте и вложил ей в руку кислородную трубку:
— Помните, как ею пользоваться?
Она кивнула, испробовала прибор, улыбнулась, но не без боязни. Через некоторое время он выпрямился и объявил ей:
— Шейка матки полностью раскрылась… Думаю, что минут через десять мы примемся за дело всерьез…
— Так скоро?
Она снова задышала, как собака после бега, уцепившись руками за металлические ручки:
— Я все хорошо делаю, профессор?
— Даже очень хорошо.
— Муж находит, что я недостаточно упражнялась…
Он хотел бы, чтобы я все это проделывала каждый вечер… Он внизу?
Шабо не видел, там ли он. Ей ответила мадам Дуэ:
— Он в зале ожидания, и с ним еще одно лицо.
— Мужчина?
— Да.
— Тогда это его брат. Они близнецы, и, можно сказать, неразлучные…
Он крупный, правда?
Она застонала, и профессор, который наблюдал за прохождением плода, подал знак. Тысячи раз в своей жизни повторял он одни и те же жесты, и четыре женщины, двигаясь вокруг него слаженно, словно в балете, знали, как реагировать на каждый из его безмолвных приказов.
— Вы готовы?
Сжав зубы, она ответила:
— Да…
— Сильней сожмите кулаки. Тяните… Внимание: вдох…
Изо всей силы она вдохнула.
— Задержите! — приказал он.
Она еле сдержалась, чтобы не закричать.
— Выдохните! Внимание… Еще раз… Расслабьтесь на минутку… А теперь вдохните!..
Казалось, он считает секунды, как на бегах:
— Задержите!
Три, четыре, пять раз… Показался ребенок…
Внезапно случилось то, чего никогда еще не случалось С Шабо, но чего он уже давно боялся, хотя и не верил, что это когда-либо произойдет: автоматизм несрабатывал.
Это длилось, вероятно, так же недолго, как приступ панического страха на лестнице, то есть всего несколько секунд; вдруг изо всех пор у него брызнул пот и заструился по лицу.
Он сознавал, что случился срыв, сбой; он выпал из действия, из ритма, и мадам Рош сразу почувствовала неладное и подняла голову, устремив на него недоуменный и тревожный взгляд:
— Что случилось? Я сделала что-нибудь не так?
— Напротив, вы все делаете как надо! Все очень хорошо. Ну, еще последнее усилие… Вдохните!..
Всю свою силу, всю волю напряг он, чтобы опять слиться с нею в одно:
— Задержите!
И снова он заколебался, не сразу вспомнив словосигнал, которого она ждала от него и которое он произносил столько раз…
— Тужьтесь! — вскричал он наконец с облегчением.
На этот раз он полностью овладел собой, обрел точность жестов, связанных чуть ли не математической последовательностью. Но мадам Дуэ заметила его нерешительность. Поняла ли она, что с ним происходит?
Высвободилась головка. Дальше уже было просто, но у него не проходило беспокойство, в голову лезли мысли о возможных и невозможных осложнениях.
— Еще раз… Глотните немного кислорода… Готовы? Вдохните… Задержите… Тужьтесь!..
Он держал в ладонях головку ребенка, бережно высвобождал плечики и повторял, напрягаясь вместе с нею:
— Тужьтесь… Сожмите кулаки… Еще… Еще…
Он раздвоился. Какой-то своей частью он продолжал работу, выполнял ритуальные жесты, и в то же время его одолевали тревожные мысли. Он был уверен, что забыл сделать что-то необходимое, и перебирал последовательно в уме все свои действия, даже усомнился, мыл ли он руки до локтя с мылом. Ему так и не удалось вспомнить, мыл или нет. Ну конечно же, он вымыл их и проделал все, что полагается. Да и мадмуазель Бланш, которая была рядом с ним, когда он готовился к приему родов, непременно бы ему напомнила, если б он что-нибудь забыл.
И к тому же перчатки рвутся редко…
Только что, в несколько минут, он потерял уверенность в себе — профессиональную уверенность. Руки женщины, сжимающие никелированные ручки, были мертвенно бледны. Стиснув зубы, она упорно смотрела на врача.
— Не тужьтесь больше…
Она не осмеливалась расслабиться и, пытая его взглядом, пробормотала:
— Вы его держите? Он живой?..
Он выпрямился, держа за ножки маленького мокрого человечка, и показал его матери.
— Это мальчик, профессор?
— Мальчик, и крупный… Вы же сами предсказали, что будет мальчик, разве не так?
Он перерезал пуповину и передал ребенка мадам Лашер, и мать попросила ее:
— Постарайтесь сделать ему хорошенький пупок, а то у моей девочки такой некрасивый!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Ну что, профессор, видите, как я умею держать слово?
Мадам Дуэ, стоящая у ее постели, сделала профессору знак, что пора вызывать каталку. Не успел он ответить на ее взгляд, как молодая женщина изменилась в лице. Если оно и не выражало страха, в нем ясно читалось сомнение, колебание; но все же мадам Рош попыталась сохранить шутливый тон и спросила:
— На этот раз все будет так же хорошо, как и раньше?
Он замешкался с ответом. Совсем недолго. Потому что был удивлен. Потому что спрашивал себя в этот миг, что же такое могла прочитать в его глазах мадам Рош, всегда уверенная в себе, чтобы вдруг так взволноваться, Наконец он услышал свой ответ:
— Ну конечно, почему в этот раз должно быть иначе?
— Кажется, он идет головкой, как и мои старшие.
— Знаю. Мадам Дуэ мне звонила.
Так и было. Она представила ему подробный отчет в специальной терминологии.
— Что вас беспокоит?» — настаивала она.
Он попытался рассмеяться:
— Ровно ничего! Клянусь вам, что я ничуть не обеспокоен. Видимо, я напрасно вздремнул после завтрака.
Она поверила ему и успокоилась.
— Ах, вот в чем дело! Вы совсем как мой муж…
Она оборвала себя на полуслове, потому что начались схватки, и учащенно задышала, самостоятельно применив прием обезболивания, которому обучилась еще во время первых родов.
Взглянув на будильник, она продолжила:
— Тридцать секунд… схватки короткие, но захватывают вглубь… Так я говорила, что мой муж, если поспит днем, то после этого часа два ходит как очумелый…
— Вы готовы?
Он улыбался ей. Очень важно вернуть ее доверие. С минуты на минуту, когда начнется отторжение плода, полное взаимопонимание между ними необходимо, потому что ему предстоит управлять ее условными рефлексами. На ее долю останется роль автомата, и он будет приводить этот автомат в движение с помощью ключевых слов.
— А вы не устали, профессор? Боюсь, вы в конце концов возненавидите всех нас, женщин, ведь из-за нас вы не можете жить так, как все…
Сестры доставили каталку, и он сделал им знак подождать, так как начались новые схватки. Когда наконец ее вывозили из палаты, рука ее, которую он не выпускал из своей, была совсем влажной.
— Я сейчас же вернусь к вам. «.
Мадмуазель Бланш помогла ему приготовиться. Он старался не думать о том, что сейчас произошло, что это уже вторая накладка и оба случая связаны меж собой, хотя, казалось бы, и не имеют отношения друг к другу. Он даже не известил анестезиолога, так как не предвидел никаких осложнений, никаких неожиданностей.
Он застал свою пациентку на месте и вложил ей в руку кислородную трубку:
— Помните, как ею пользоваться?
Она кивнула, испробовала прибор, улыбнулась, но не без боязни. Через некоторое время он выпрямился и объявил ей:
— Шейка матки полностью раскрылась… Думаю, что минут через десять мы примемся за дело всерьез…
— Так скоро?
Она снова задышала, как собака после бега, уцепившись руками за металлические ручки:
— Я все хорошо делаю, профессор?
— Даже очень хорошо.
— Муж находит, что я недостаточно упражнялась…
Он хотел бы, чтобы я все это проделывала каждый вечер… Он внизу?
Шабо не видел, там ли он. Ей ответила мадам Дуэ:
— Он в зале ожидания, и с ним еще одно лицо.
— Мужчина?
— Да.
— Тогда это его брат. Они близнецы, и, можно сказать, неразлучные…
Он крупный, правда?
Она застонала, и профессор, который наблюдал за прохождением плода, подал знак. Тысячи раз в своей жизни повторял он одни и те же жесты, и четыре женщины, двигаясь вокруг него слаженно, словно в балете, знали, как реагировать на каждый из его безмолвных приказов.
— Вы готовы?
Сжав зубы, она ответила:
— Да…
— Сильней сожмите кулаки. Тяните… Внимание: вдох…
Изо всей силы она вдохнула.
— Задержите! — приказал он.
Она еле сдержалась, чтобы не закричать.
— Выдохните! Внимание… Еще раз… Расслабьтесь на минутку… А теперь вдохните!..
Казалось, он считает секунды, как на бегах:
— Задержите!
Три, четыре, пять раз… Показался ребенок…
Внезапно случилось то, чего никогда еще не случалось С Шабо, но чего он уже давно боялся, хотя и не верил, что это когда-либо произойдет: автоматизм несрабатывал.
Это длилось, вероятно, так же недолго, как приступ панического страха на лестнице, то есть всего несколько секунд; вдруг изо всех пор у него брызнул пот и заструился по лицу.
Он сознавал, что случился срыв, сбой; он выпал из действия, из ритма, и мадам Рош сразу почувствовала неладное и подняла голову, устремив на него недоуменный и тревожный взгляд:
— Что случилось? Я сделала что-нибудь не так?
— Напротив, вы все делаете как надо! Все очень хорошо. Ну, еще последнее усилие… Вдохните!..
Всю свою силу, всю волю напряг он, чтобы опять слиться с нею в одно:
— Задержите!
И снова он заколебался, не сразу вспомнив словосигнал, которого она ждала от него и которое он произносил столько раз…
— Тужьтесь! — вскричал он наконец с облегчением.
На этот раз он полностью овладел собой, обрел точность жестов, связанных чуть ли не математической последовательностью. Но мадам Дуэ заметила его нерешительность. Поняла ли она, что с ним происходит?
Высвободилась головка. Дальше уже было просто, но у него не проходило беспокойство, в голову лезли мысли о возможных и невозможных осложнениях.
— Еще раз… Глотните немного кислорода… Готовы? Вдохните… Задержите… Тужьтесь!..
Он держал в ладонях головку ребенка, бережно высвобождал плечики и повторял, напрягаясь вместе с нею:
— Тужьтесь… Сожмите кулаки… Еще… Еще…
Он раздвоился. Какой-то своей частью он продолжал работу, выполнял ритуальные жесты, и в то же время его одолевали тревожные мысли. Он был уверен, что забыл сделать что-то необходимое, и перебирал последовательно в уме все свои действия, даже усомнился, мыл ли он руки до локтя с мылом. Ему так и не удалось вспомнить, мыл или нет. Ну конечно же, он вымыл их и проделал все, что полагается. Да и мадмуазель Бланш, которая была рядом с ним, когда он готовился к приему родов, непременно бы ему напомнила, если б он что-нибудь забыл.
И к тому же перчатки рвутся редко…
Только что, в несколько минут, он потерял уверенность в себе — профессиональную уверенность. Руки женщины, сжимающие никелированные ручки, были мертвенно бледны. Стиснув зубы, она упорно смотрела на врача.
— Не тужьтесь больше…
Она не осмеливалась расслабиться и, пытая его взглядом, пробормотала:
— Вы его держите? Он живой?..
Он выпрямился, держа за ножки маленького мокрого человечка, и показал его матери.
— Это мальчик, профессор?
— Мальчик, и крупный… Вы же сами предсказали, что будет мальчик, разве не так?
Он перерезал пуповину и передал ребенка мадам Лашер, и мать попросила ее:
— Постарайтесь сделать ему хорошенький пупок, а то у моей девочки такой некрасивый!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31