Она мигом появлялась невесть откуда, как только Малыш Луи брал в руки шары. Рядом с ним она замирала, покоренная до такой степени, что ее приходилось отталкивать, чтобы она не попала под машину.
— Дайте-ка я забью еще!
Три неподражаемых прыжка… Железный шар описал длинную параболу и с размаху ударился о тар противника.
Почта находилась в небольшом здании с двумя дверями, выходившими на обе улицы. Окна были зарешечены, на розовой стене зеленел почтовый ящик.
Из здания почты вышла старшая из двух помощниц заведующего, ездившая недавно в Париж навестить мать: старушка жила в семейном пансионе. Значит, ее сменила теперь косоглазенькая, та, за которой Малыш Луи приударил накануне.
— Знай я, что вы профессионал… — ворчал почтарь, с безнадежным видом ставя шары.
Все шло как по маслу, и забавно было видеть азарт и отчаяние простака, в то время как за спинами зрителей двое мужчин вошли в здание почты.
Малыш Луи все-таки отвлекся на минутку, закурил для бодрости сигарету и с наигранным безразличием пошел взглянуть на позицию.
— Тут можно выиграть, — сказал он, но промазал и нахмурился, так как его почитательница сочла необходимым принять огорченный вид.
— Отыграюсь на втором.
Он снова промахнулся, и Бош, торжествуя, вытер пот с лица и, посмеиваясь, подошел к нему с шарами в руках:
— Раз уж вы смазали черными…
Поглядывая на почту. Малыш Луи одновременно окидывал взглядом и темные деревья на площади, и флаги, развешанные по случаю 14 июня, и заходящее солнце.
Стрелки показывали восемь минут восьмого. Он еще раз дал маху и грубо оттолкнул парнишку, который осмелился над ним потешаться.
— Мой черед! — крикнул Бош.
Но это уже не имело значения. Малыш Луи все понял, услышав шум мотора. Болельщики расступились, чтобы пропустить машину, потом другую, и снова окружили играющих. Шар Боша только что остановился меньше чем в трех сантиметрах от цели.
Теперь Малышу Луи не терпелось что-нибудь сказать или сделать. Он поискал глазами свою поклонницу.
— Ставлю на аперитив, что попаду с первого раза, — промолвил он, бросая на нее ласкающий взгляд.
Слишком взволнованная, чтобы говорить, она кивнула.
— Вы не возьмете больше ни одного очка, господин Беш, — крикнул он, принимая позу стрелка.
— Это еще посмотрим!
— Смотрите!
Звук удара одного железного шара о другой был первым ответом.
— Сколько у вас очков?
— Три.
— Если наберете еще одно, только одно-единственное, я сдам вам партию. Сдам, слышите!
Сейчас он мог это себе позволить. Он был уверен в себе. Шары повиновались, и он даже не прицеливался перед тем, как сделать свои три прыжка.
— Тринадцать… Четырнадцать… Вот и…
— Ну уж этот-то мимо!
— Погодите, еще не остановился… Ну? Что я вам говорил?
Как только был брошен последний шар, люди стали расходиться, словно со стадиона, и каждый становился самим собой, каждый возвращался к собственной жизни.
— Пойду за деньгами, — сказал Бош.
— Не горит. Можно и потом.
— Ну нет! Уж коли проиграл…
Наконец наблюдавшие за игрой женщины вошли в лавку, другие уселись на террасе.
Возле Малыша Луи оставалась только его воздыхательница, чья пышная грудь колыхалась под завязанной узлом цветастой косынкой.
— Ну как? — спросил он.
— Я проиграла вам аперитив.
— Пошли!
Ей все еще не верилось, что это правда: она идет рядом с ним, на террасе с неожиданной галантностью он придвигает ей стул…
— Садитесь! Почтарь не заставит себя долго ждать. — Это было сильнее его. Это и вправду было внутренней потребностью, и он, не удержавшись, добавил:
— Представляю, как у него вытянется рожа!
— Отчего?
К ним подошел официант.
— Газированную с мятным ликером! — заказал Малыш Луи. — А для вас, мадам?
— То же самое. Мне все равно. Так что вы сказали?
— Да ничего. Давно вы живете в Лаванду?
— Нет. Только неделю. И уже скучаю. Мне здесь не нравится.
Она протянула ему портсигар, потом красивую золотую зажигалку, а он не утерпел и, словно взвешивая, задержал ее на секунду в руке.
— Да, сюда ездят семьями, — заметил он, оборачиваясь и указывая на стол, за которым сидел бородач, окруженный четырьмя детьми.
— Здесь полно продавщиц, — сказала она.
Он коснулся ее руки:
— Смотрите!
— На что смотреть?
Почты отсюда не было видно, но она разглядела Боша, который, жестикулируя, направлялся туда в сопровождении полицейского. Значит, он уже сбегал за ним на площадь.
— Что там произошло?
Он бесцеремонно прижал тонкой подошвой башмака ногу своей дамы. Он мог сейчас позволить себе все.
Несколько человек вскочили с мест и бросились в сторону почты, еще не зная точно, что случилось.
— Вы что-нибудь натворили? — прошептала она.
В ответ он только подмигнул.
— Вам не опасно оставаться здесь?
Он оглянулся вокруг и сказал, облизывая губы:
— Ничто не помешает мне здесь остаться, если вы пригласите меня пообедать.
— Вы прекрасно знаете, что я с радостью… Но все-таки, что там произошло?
— Пройдемся немного. Не возражаете?
Они пересекали площадь. Луи сунул руки в карманы, зажал в зубах сигарету.
— Вы что-то натворили, да?
— Да бросьте вы! Все видели, как я играл в шары. Не мог же я одновременно играть с почтарем и очищать его кассу.
— Значит, почту огра…
Еще немного, и она стала бы его журить: «Господи!
Какой вы неосторожный!»
А он наслаждался тишиной, небом, затянутым зеленоватой дымкой, потом остановил взор на красном купальнике, который казался на опустелом пляже последним отблеском солнечного дня.
— Вы у них главарем? — спросила спутница.
— Пока еще нет.
— Это сделали ваши друзья?
— Да, мои дружки… А не лучше ли нам сесть где-нибудь за столик?
— Где бы вы хотели пообедать?
— Если вам удобно, можно у вас в отеле. Или вернемся в кафе.
На площади поднимался шум. Возле почты собрались зеваки, и, когда обед подходил к концу, в Лаванду прибыли полицейские из Йера и заперлись на почте.
Малышу Луи стало явно не по себе. Он ничего не пил, скулы у него покраснели, и пальцы вздрагивали.
— Расскажите же мне, — умоляла его спутница.
А он хорохорился:
— Сперва назовите свое имя.
— Констанс д'Орваль. Вдова.
— Я так и думал.
— Почему?
— Да так. Живете в Париже?
— Нет, в Ницце. Сюда приехала от скуки, обстановку переменить.
— Вы живете в отеле?
— Не понимаю.
— Вы и в Ницце живете в отеле?
— В меблированных комнатах, пока не прибудет мебель, которую я выписала из своего поместья.
— А у вас есть поместье?
— Да, на Луаре. Но одинокой женщине жить там скучно.
Она изнемогала от нежности, любви и покорности.
Она просто таяла. Глаза у нее стали влажными:
— Ну, скажите же мне, что вы натворили.
— Да почти ничего. Одно дельце, которое должно принести мне сотни две кусков.
— Как-как?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Дайте-ка я забью еще!
Три неподражаемых прыжка… Железный шар описал длинную параболу и с размаху ударился о тар противника.
Почта находилась в небольшом здании с двумя дверями, выходившими на обе улицы. Окна были зарешечены, на розовой стене зеленел почтовый ящик.
Из здания почты вышла старшая из двух помощниц заведующего, ездившая недавно в Париж навестить мать: старушка жила в семейном пансионе. Значит, ее сменила теперь косоглазенькая, та, за которой Малыш Луи приударил накануне.
— Знай я, что вы профессионал… — ворчал почтарь, с безнадежным видом ставя шары.
Все шло как по маслу, и забавно было видеть азарт и отчаяние простака, в то время как за спинами зрителей двое мужчин вошли в здание почты.
Малыш Луи все-таки отвлекся на минутку, закурил для бодрости сигарету и с наигранным безразличием пошел взглянуть на позицию.
— Тут можно выиграть, — сказал он, но промазал и нахмурился, так как его почитательница сочла необходимым принять огорченный вид.
— Отыграюсь на втором.
Он снова промахнулся, и Бош, торжествуя, вытер пот с лица и, посмеиваясь, подошел к нему с шарами в руках:
— Раз уж вы смазали черными…
Поглядывая на почту. Малыш Луи одновременно окидывал взглядом и темные деревья на площади, и флаги, развешанные по случаю 14 июня, и заходящее солнце.
Стрелки показывали восемь минут восьмого. Он еще раз дал маху и грубо оттолкнул парнишку, который осмелился над ним потешаться.
— Мой черед! — крикнул Бош.
Но это уже не имело значения. Малыш Луи все понял, услышав шум мотора. Болельщики расступились, чтобы пропустить машину, потом другую, и снова окружили играющих. Шар Боша только что остановился меньше чем в трех сантиметрах от цели.
Теперь Малышу Луи не терпелось что-нибудь сказать или сделать. Он поискал глазами свою поклонницу.
— Ставлю на аперитив, что попаду с первого раза, — промолвил он, бросая на нее ласкающий взгляд.
Слишком взволнованная, чтобы говорить, она кивнула.
— Вы не возьмете больше ни одного очка, господин Беш, — крикнул он, принимая позу стрелка.
— Это еще посмотрим!
— Смотрите!
Звук удара одного железного шара о другой был первым ответом.
— Сколько у вас очков?
— Три.
— Если наберете еще одно, только одно-единственное, я сдам вам партию. Сдам, слышите!
Сейчас он мог это себе позволить. Он был уверен в себе. Шары повиновались, и он даже не прицеливался перед тем, как сделать свои три прыжка.
— Тринадцать… Четырнадцать… Вот и…
— Ну уж этот-то мимо!
— Погодите, еще не остановился… Ну? Что я вам говорил?
Как только был брошен последний шар, люди стали расходиться, словно со стадиона, и каждый становился самим собой, каждый возвращался к собственной жизни.
— Пойду за деньгами, — сказал Бош.
— Не горит. Можно и потом.
— Ну нет! Уж коли проиграл…
Наконец наблюдавшие за игрой женщины вошли в лавку, другие уселись на террасе.
Возле Малыша Луи оставалась только его воздыхательница, чья пышная грудь колыхалась под завязанной узлом цветастой косынкой.
— Ну как? — спросил он.
— Я проиграла вам аперитив.
— Пошли!
Ей все еще не верилось, что это правда: она идет рядом с ним, на террасе с неожиданной галантностью он придвигает ей стул…
— Садитесь! Почтарь не заставит себя долго ждать. — Это было сильнее его. Это и вправду было внутренней потребностью, и он, не удержавшись, добавил:
— Представляю, как у него вытянется рожа!
— Отчего?
К ним подошел официант.
— Газированную с мятным ликером! — заказал Малыш Луи. — А для вас, мадам?
— То же самое. Мне все равно. Так что вы сказали?
— Да ничего. Давно вы живете в Лаванду?
— Нет. Только неделю. И уже скучаю. Мне здесь не нравится.
Она протянула ему портсигар, потом красивую золотую зажигалку, а он не утерпел и, словно взвешивая, задержал ее на секунду в руке.
— Да, сюда ездят семьями, — заметил он, оборачиваясь и указывая на стол, за которым сидел бородач, окруженный четырьмя детьми.
— Здесь полно продавщиц, — сказала она.
Он коснулся ее руки:
— Смотрите!
— На что смотреть?
Почты отсюда не было видно, но она разглядела Боша, который, жестикулируя, направлялся туда в сопровождении полицейского. Значит, он уже сбегал за ним на площадь.
— Что там произошло?
Он бесцеремонно прижал тонкой подошвой башмака ногу своей дамы. Он мог сейчас позволить себе все.
Несколько человек вскочили с мест и бросились в сторону почты, еще не зная точно, что случилось.
— Вы что-нибудь натворили? — прошептала она.
В ответ он только подмигнул.
— Вам не опасно оставаться здесь?
Он оглянулся вокруг и сказал, облизывая губы:
— Ничто не помешает мне здесь остаться, если вы пригласите меня пообедать.
— Вы прекрасно знаете, что я с радостью… Но все-таки, что там произошло?
— Пройдемся немного. Не возражаете?
Они пересекали площадь. Луи сунул руки в карманы, зажал в зубах сигарету.
— Вы что-то натворили, да?
— Да бросьте вы! Все видели, как я играл в шары. Не мог же я одновременно играть с почтарем и очищать его кассу.
— Значит, почту огра…
Еще немного, и она стала бы его журить: «Господи!
Какой вы неосторожный!»
А он наслаждался тишиной, небом, затянутым зеленоватой дымкой, потом остановил взор на красном купальнике, который казался на опустелом пляже последним отблеском солнечного дня.
— Вы у них главарем? — спросила спутница.
— Пока еще нет.
— Это сделали ваши друзья?
— Да, мои дружки… А не лучше ли нам сесть где-нибудь за столик?
— Где бы вы хотели пообедать?
— Если вам удобно, можно у вас в отеле. Или вернемся в кафе.
На площади поднимался шум. Возле почты собрались зеваки, и, когда обед подходил к концу, в Лаванду прибыли полицейские из Йера и заперлись на почте.
Малышу Луи стало явно не по себе. Он ничего не пил, скулы у него покраснели, и пальцы вздрагивали.
— Расскажите же мне, — умоляла его спутница.
А он хорохорился:
— Сперва назовите свое имя.
— Констанс д'Орваль. Вдова.
— Я так и думал.
— Почему?
— Да так. Живете в Париже?
— Нет, в Ницце. Сюда приехала от скуки, обстановку переменить.
— Вы живете в отеле?
— Не понимаю.
— Вы и в Ницце живете в отеле?
— В меблированных комнатах, пока не прибудет мебель, которую я выписала из своего поместья.
— А у вас есть поместье?
— Да, на Луаре. Но одинокой женщине жить там скучно.
Она изнемогала от нежности, любви и покорности.
Она просто таяла. Глаза у нее стали влажными:
— Ну, скажите же мне, что вы натворили.
— Да почти ничего. Одно дельце, которое должно принести мне сотни две кусков.
— Как-как?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38