— Берегитесь спорить с теми, кто сильнее вас и распоряжается вашей судьбой!
Он продолжал сжимать руку Марии, устремив на нее грозный и неумолимый взгляд, пока наконец Рутвен и Мелвил не крикнули: «Стыдитесь!», а Дуглас, который до сего времени сохранял безразличный вид, сделал шаг вперед, как будто собираясь вмешаться. Тогда суровый барон отпустил руку королевы, пытаясь под мрачной и презрительной усмешкой скрыть смущение, которое он на самом деле испытывал, до такой степени поддавшись внезапному гневу.
Королева, лицо которой побелело от боли, тут же подняла рукав и обнажила руку, на которой его железные пальцы оставили багровый след.
— Милорд, — сказала она, — как рыцарь и джентльмен, вы могли бы избавить мою хрупкую руку от столь тяжелого доказательства того, что сила на вашей стороне и что вы полны решимости ее применить. Но я благодарна вам за это наглядное подтверждение того, в каких условиях происходит вся эта процедура. Я призываю в свидетели всех вас — мужчин и женщин, — сказала она, указывая на багровый след, пылавший на ее руке, — что я подписываю эти акты, подчиняясь личной печати милорда Линдсея, оттиск которой вы можете видеть на моей руке.
Линдсей хотел что-то возразить, но лорд Рутвен удержал его.
— Успокойтесь, милорд, — сказал он. — Пусть леди Мария Шотландская объясняет свою подпись как ей угодно. Наше дело было — добиться этой подписи и доставить ее в Совет. Если впоследствии возникнут споры о способах, какими она была добыта, у нас будет достаточно времени разобраться в них.
Линдсей замолчал, лишь буркнув в бороду:
— Я не хотел сделать ей больно, но, видно, женское тело нежно, как свежевыпавший снег.
Королева тем временем торопливо и равнодушно подписала пергаментные свитки грамот, словно делая что-то, не влекущее за собою никаких последствий, или выполняя пустую формальность. Покончив с этим тягостным делом, она встала и поклонилась лордам, намереваясь удалиться в свою опочивальню. Рутвен и сэр Роберт Мелвил также попрощались с нею, причем первый из них ограничился официальным приветствием, а второй склонился в глубоком поклоне; при этом его желание выразить свое сочувствие все же умерялось страхом, как бы Рутвен и Линдсей не сочли его уж чересчур преданным прежней повелительнице. Один Линдсей стоял неподвижно. Наконец, когда его спутники совсем было приготовились уходить, он, словно охваченный внезапным порывом, обошел вокруг стола, отделявшего его от королевы, опустился перед ней на колено, взял ее руку, поцеловал, выпустил и, поднявшись, сказал:
— Ты все же поистине благородна, миледи, хотя ты и употребила во зло ценнейшие дары бога. Я преклоняюсь перед мужеством твоего духа, чего никогда не сделал бы перед властью, которою ты так долго и незаслуженно обладала. Я склоняю колена перед Марией Стюарт, а не перед королевой.
— Королева и Мария Стюарт одинаково жалеют тебя, Линдсей, — промолвила Мария, — одинаково жалеют и одинаково прощают тебя. Сражаясь за своего монарха, ты был бы всеми почитаемым полководцем; соединившись с мятежниками, ты стал лишь добрым мечом в руках разбойника. Прощайте и вы, лорд Рут-. вен, более учтивый, но и более убежденный изменник. Прощай, Мелвил, желаю тебе найти господина, который понимает государственную политику лучше и обладает средствами награждать за нее щедрее, чем Мария Стюарт! Прощайте, Джордж Дуглас, дайте понять вашей уважаемой бабушке, , что мы хотели бы провести остаток этого дня в уединении. Богу известно, как мы нуждаемся в том, чтобы собраться с мыслями.
Все откланялись и ушли; но едва они очутились в приемной, как между Рутвеном и Линдсеем начались разногласия.
— Не ворчи на меня, Рутвен, — послышался голос Линдсея в ответ на какие-то невнятные слова его спутника. — Не ворчи на меня, ибо я не потерплю этого! Ты отвел мне роль палача в этом деле, а ведь даже настоящему палачу разрешается попросить прощения у его будущей жертвы. Как бы мне хотелось иметь столь же глубокое основание быть другом этой женщины, сколь глубоки причины, сделавшие меня ее врагом. Ты бы тогда увидел, что, сражаясь за нее, я не пожалел бы ни своей крови, ни самой жизни.
— Да ты, как я вижу, дамский угодник! — воскликнул Рутвен, — Ты готов сражаться ради женщины только потому, что у нее хорошенькое личико и в глазах стоят слезы: Такие глупости, думалось мне, ты уже выбросил из головы много лет назад!
— Будь справедлив ко мне, Рутвен, — сказал Линдсей. — Ты похож на гладко отполированные стальные латы; они ярко сверкают, но так же тверды, нисколько не мягче… нет, в пять еще раз тверже глазговского нагрудника из кованого железа. Впрочем, хватит! Мы слишком хорошо знаем друг друга.
Они спустились по лестнице и кликнули лодочника. Королева подала знак Роланду удалиться в приемную и оставить ее с фрейлинами,
Глава XXIII
Мне пир приятен на траве зеленой;
Пусть повар плох, зато ручей журчит
У самой скатерти, и так отрадны
Чириканье и щебет резвых птиц,
Что прыгают, выклянчивая крошки,
А пир в тюрьме — какое в нем веселье?
Комедия «Лесничий»
Свет в переднюю проникал через небольшое оконце, у которого примостился Роланд Грейм, наблюдая за отплытием лордов. Отсюда было видно, как прибывшие с ними люди усаживались на коней, каждый отряд под своим знаменем. Лучи заходящего солнца поблескивали на их латах и стальных шлемах, когда они суетились, то садясь на коней, то снова спешиваясь. Рутвен и Линдсей уже пересекли узкую полоску земли между замком и озером, направляясь к своим лодкам; лордов провожали леди Лохливен, ее внук и старшие служители замка. Насколько Роланд мог судить по их жестам, гости и хозяева церемонно попрощались друг с другом, и лодки отчалили от пристани. Гребцы налегли на весла, и суденышки стали быстро уменьшаться, удаляясь от взора праздного созерцателя, не нашедшего себе более интересного занятия, чем наблюдать за ними. Тем же, по-видимому, были заняты и леди Лохливен с Джорджем Дугласом, когда они шли с пристани, то и дело оглядываясь, словно желая убедиться в отъезде гостей, пока наконец не остановились окончательно под тем окном, у которого стоял Роланд Грейм. Роланд отчетливо расслышал, как леди Лохливен, глядя на озеро, сказала Дугласу:
— Итак, она уступила, пожертвовав королевством ради спасения своей жизни?
— Разве что-либо угрожало ее жизни, миледи? — воскликнул внук. — Кто же в замке моего отца осмелился бы поднять руку на королеву? Если бы я заподозрил, что Линдсей имеет такое намерение, столь настойчиво добиваясь разрешения перевезти сюда свою свиту, ни он, ни его спутники не проникли бы через железные ворота Лохливена.
— Речь идет не о тайном злодеянии, дитя мое, а об открытом судебном процессе, приговоре и публичной казни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Он продолжал сжимать руку Марии, устремив на нее грозный и неумолимый взгляд, пока наконец Рутвен и Мелвил не крикнули: «Стыдитесь!», а Дуглас, который до сего времени сохранял безразличный вид, сделал шаг вперед, как будто собираясь вмешаться. Тогда суровый барон отпустил руку королевы, пытаясь под мрачной и презрительной усмешкой скрыть смущение, которое он на самом деле испытывал, до такой степени поддавшись внезапному гневу.
Королева, лицо которой побелело от боли, тут же подняла рукав и обнажила руку, на которой его железные пальцы оставили багровый след.
— Милорд, — сказала она, — как рыцарь и джентльмен, вы могли бы избавить мою хрупкую руку от столь тяжелого доказательства того, что сила на вашей стороне и что вы полны решимости ее применить. Но я благодарна вам за это наглядное подтверждение того, в каких условиях происходит вся эта процедура. Я призываю в свидетели всех вас — мужчин и женщин, — сказала она, указывая на багровый след, пылавший на ее руке, — что я подписываю эти акты, подчиняясь личной печати милорда Линдсея, оттиск которой вы можете видеть на моей руке.
Линдсей хотел что-то возразить, но лорд Рутвен удержал его.
— Успокойтесь, милорд, — сказал он. — Пусть леди Мария Шотландская объясняет свою подпись как ей угодно. Наше дело было — добиться этой подписи и доставить ее в Совет. Если впоследствии возникнут споры о способах, какими она была добыта, у нас будет достаточно времени разобраться в них.
Линдсей замолчал, лишь буркнув в бороду:
— Я не хотел сделать ей больно, но, видно, женское тело нежно, как свежевыпавший снег.
Королева тем временем торопливо и равнодушно подписала пергаментные свитки грамот, словно делая что-то, не влекущее за собою никаких последствий, или выполняя пустую формальность. Покончив с этим тягостным делом, она встала и поклонилась лордам, намереваясь удалиться в свою опочивальню. Рутвен и сэр Роберт Мелвил также попрощались с нею, причем первый из них ограничился официальным приветствием, а второй склонился в глубоком поклоне; при этом его желание выразить свое сочувствие все же умерялось страхом, как бы Рутвен и Линдсей не сочли его уж чересчур преданным прежней повелительнице. Один Линдсей стоял неподвижно. Наконец, когда его спутники совсем было приготовились уходить, он, словно охваченный внезапным порывом, обошел вокруг стола, отделявшего его от королевы, опустился перед ней на колено, взял ее руку, поцеловал, выпустил и, поднявшись, сказал:
— Ты все же поистине благородна, миледи, хотя ты и употребила во зло ценнейшие дары бога. Я преклоняюсь перед мужеством твоего духа, чего никогда не сделал бы перед властью, которою ты так долго и незаслуженно обладала. Я склоняю колена перед Марией Стюарт, а не перед королевой.
— Королева и Мария Стюарт одинаково жалеют тебя, Линдсей, — промолвила Мария, — одинаково жалеют и одинаково прощают тебя. Сражаясь за своего монарха, ты был бы всеми почитаемым полководцем; соединившись с мятежниками, ты стал лишь добрым мечом в руках разбойника. Прощайте и вы, лорд Рут-. вен, более учтивый, но и более убежденный изменник. Прощай, Мелвил, желаю тебе найти господина, который понимает государственную политику лучше и обладает средствами награждать за нее щедрее, чем Мария Стюарт! Прощайте, Джордж Дуглас, дайте понять вашей уважаемой бабушке, , что мы хотели бы провести остаток этого дня в уединении. Богу известно, как мы нуждаемся в том, чтобы собраться с мыслями.
Все откланялись и ушли; но едва они очутились в приемной, как между Рутвеном и Линдсеем начались разногласия.
— Не ворчи на меня, Рутвен, — послышался голос Линдсея в ответ на какие-то невнятные слова его спутника. — Не ворчи на меня, ибо я не потерплю этого! Ты отвел мне роль палача в этом деле, а ведь даже настоящему палачу разрешается попросить прощения у его будущей жертвы. Как бы мне хотелось иметь столь же глубокое основание быть другом этой женщины, сколь глубоки причины, сделавшие меня ее врагом. Ты бы тогда увидел, что, сражаясь за нее, я не пожалел бы ни своей крови, ни самой жизни.
— Да ты, как я вижу, дамский угодник! — воскликнул Рутвен, — Ты готов сражаться ради женщины только потому, что у нее хорошенькое личико и в глазах стоят слезы: Такие глупости, думалось мне, ты уже выбросил из головы много лет назад!
— Будь справедлив ко мне, Рутвен, — сказал Линдсей. — Ты похож на гладко отполированные стальные латы; они ярко сверкают, но так же тверды, нисколько не мягче… нет, в пять еще раз тверже глазговского нагрудника из кованого железа. Впрочем, хватит! Мы слишком хорошо знаем друг друга.
Они спустились по лестнице и кликнули лодочника. Королева подала знак Роланду удалиться в приемную и оставить ее с фрейлинами,
Глава XXIII
Мне пир приятен на траве зеленой;
Пусть повар плох, зато ручей журчит
У самой скатерти, и так отрадны
Чириканье и щебет резвых птиц,
Что прыгают, выклянчивая крошки,
А пир в тюрьме — какое в нем веселье?
Комедия «Лесничий»
Свет в переднюю проникал через небольшое оконце, у которого примостился Роланд Грейм, наблюдая за отплытием лордов. Отсюда было видно, как прибывшие с ними люди усаживались на коней, каждый отряд под своим знаменем. Лучи заходящего солнца поблескивали на их латах и стальных шлемах, когда они суетились, то садясь на коней, то снова спешиваясь. Рутвен и Линдсей уже пересекли узкую полоску земли между замком и озером, направляясь к своим лодкам; лордов провожали леди Лохливен, ее внук и старшие служители замка. Насколько Роланд мог судить по их жестам, гости и хозяева церемонно попрощались друг с другом, и лодки отчалили от пристани. Гребцы налегли на весла, и суденышки стали быстро уменьшаться, удаляясь от взора праздного созерцателя, не нашедшего себе более интересного занятия, чем наблюдать за ними. Тем же, по-видимому, были заняты и леди Лохливен с Джорджем Дугласом, когда они шли с пристани, то и дело оглядываясь, словно желая убедиться в отъезде гостей, пока наконец не остановились окончательно под тем окном, у которого стоял Роланд Грейм. Роланд отчетливо расслышал, как леди Лохливен, глядя на озеро, сказала Дугласу:
— Итак, она уступила, пожертвовав королевством ради спасения своей жизни?
— Разве что-либо угрожало ее жизни, миледи? — воскликнул внук. — Кто же в замке моего отца осмелился бы поднять руку на королеву? Если бы я заподозрил, что Линдсей имеет такое намерение, столь настойчиво добиваясь разрешения перевезти сюда свою свиту, ни он, ни его спутники не проникли бы через железные ворота Лохливена.
— Речь идет не о тайном злодеянии, дитя мое, а об открытом судебном процессе, приговоре и публичной казни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161