Ройан очень нравилось выражение «этот самый Египет», которое Таита часто употреблял в рукописях.
Она чувствовала странную близость с древним египтянином. В конце концов, Ройан была его прямым потомком, поскольку происходила от коптских христиан, а не арабов, завоевавших эту страну всего четырнадцать столетий назад. Арабы только пришельцы в Египте, а ее родословная восходит к временам фараонов и великих пирамид.
В десять часов Ройан сварила кофе, поставив турку на печь, которую растопила Алиа, прежде чем вернуться в деревню к собственной семье. Они пили сладкий, крепкий напиток из тонкостенных чашек, заполненных до середины гущей, и разговаривали как старые добрые друзья.
Для Ройан их отношения и были дружбой. Она познакомилась с Дурайдом, когда вернулась из Англии, защитив диссертацию по археологии, и нашла работу в Департаменте древностей, директором которого и был ее нынешний муж.
Ройан являлась ассистентом Дурайда, когда он открыл гробницу царицы Лострис в Долине Царей, построенную около 1780 года до нашей эры, и была разочарована не меньше его, когда выяснилось, что гробница разграблена еще в незапамятные времена. Все, что осталось, — роскошные фрески, покрывавшие стены и потолок склепа.
И именно Ройан фотографировала росписи за каменной плитой, на которой раньше стоял саркофаг, когда отвалился кусок штукатурки и глазам археологов открылась ниша, в которой находилось десять алебастровых кувшинов. Каждый из них содержал по свитку. И все их написал и поместил туда раб царицы, Таита.
С тех пор жизни Дурайда и ее самой вращались вокруг этих кусков папируса. Несмотря на некоторый ущерб, причиненный древним манускриптам временем, в целом они необычайно хорошо сохранились, пролежав в гробнице четыре тысячи лет.
В рукописях содержалась захватывающая история о народе, на который напал превосходящий враг на лошадях и колесницах, которых в то время в Египте не знали. Разбитые армией гиксосов, обитатели берегов Нила были вынуждены бежать. Царица Лострис повела их на юг, вдоль великой реки к ее истокам, в жестокие горы Эфиопии. Здесь, среди суровых скал, Лострис захоронила мумию своего супруга, фараона Мамоса, погибшего в битве с гиксосами.
Много лет спустя Лострис повела свой народ на север, в «этот самый Египет». Оснащенные лошадьми с колесницами, закаленные суровой африканской глушью, воины двинулись вниз по течению Нила, обрушились на захватчиков-гиксосов и вырвали из их рук власть над Верхним и Нижним Египтом.
Эта история вызывала у Ройан непонятный трепет и захватывала не меньше фантастической повести, пока супруги разбирали иероглиф за иероглифом, написанные старым рабом на папирусе.
Работа заняла много лет — по вечерам здесь, на вилле в оазисе, после того как дневная рутина в Каирском музее заканчивалась. Девять свитков были переведены — все, кроме седьмого. Именно он оказался главной загадкой. Автор окутывал свою мысль слоями эзотерики и таких сложных аллюзий, что понять их через столько лет почти не представлялось возможным. Многие символы, которые он использовал при письме, ни разу не встречались в тех тысячах текстов, которые египтологам приходилось читать. Становилось ясно, что Таита не предполагал, что эти свитки будет читать кто-нибудь, кроме его любимой царицы. Это был его последний дар ей; дар, который она унесла с собой в могилу.
Потребовались все знания, воображение и изобретательность, чтобы продвинуться на пути расшифровки. В переводе по-прежнему оставалось много пропусков и мест, где египтологи не были уверены, верно ли поняли значение символов, но так или иначе общий смысл прояснился.
Дурайд отхлебнул кофе и уже не в первый раз покачал головой.
— Меня пугает ответственность, — проговорил он. — Что делать со знанием, отблеск которого мы получили? Если оно попадет в дурные руки… — Ученый сделал еще глоток и вздохнул. — Даже если мы предложим его достойным людям, поверят ли они сведениям, которым четыре тысячи лет от роду?
— А почему мы должны привлекать кого-то еще? — недовольно спросила Ройан. — Почему сами не можем сделать все, что нужно?
В такие моменты разница между супругами становилась особенно очевидна. Он воплощал осторожность зрелого возраста, она — пылкость молодости.
— Ты не понимаешь, — сказал Дурайд.
Ройан всегда злило, когда муж начинал говорить с ней так, как арабы обычно обращаются к женщинам в своем мужском мире. Она знала и другой мир, где женщины требовали и получали право быть равными. Молодой археолог застряла между двумя противоположными цивилизациями — западной и арабской.
Мать Ройан была англичанкой, работавшей в британском посольстве в Каире в неспокойные времена после Второй мировой войны. Она познакомилась с молодым египетским офицером из штаба полковника Насера и вышла за него замуж. Этот странный союз распался, когда Ройан была еще ребенком.
Ее мать настояла на возвращении в Англию перед родами, в свой родной город Йорк. Она хотела, чтобы ребенок получил британское гражданство. После развода родителей Ройан, опять-таки по настоянию матери, отправилась в Англию учиться в школе, но все каникулы проводила с папой в Каире. Отец быстро пошел вверх по служебной лестнице и в конце концов стал министром в правительстве Мубарака. Благодаря любви к нему Ройан считала себя скорее египтянкой, чем англичанкой.
Именно отец выдал ее замуж за Дурайда Аль Симму. Это было его последнее деяние перед смертью, и дочь не смогла отказать отцу в предсмертном желании. К тому же, хотя современное воспитание Ройан противилось старому коптскому обычаю свадьбы по сговору, семейные традиции и церковь были против нее. Она согласилась.
Брак с Дурайдом оказался не настолько непереносим, как она опасалась. Он казался бы Ройан еще более удобным и удовлетворительным, если бы она не успела познать радости любви. Однако у Ройан еще в университете была короткая связь с однокурсником Дэвидом. Он вознес ее на короткое время в рай, к безумному блаженству, а потом причинил немало боли, женившись на светловолосой англичанке, которую одобрили его родители.
Ройан уважала Дурайда и относилась к нему с теплом, но ночью иногда тосковала по прикосновениям молодого тела, такого же гибкого и сильного, как ее собственное.
Дурайд продолжал говорить, однако слова пролетали мимо ушей его жены. Она прислушалась.
— Я еще раз побеседовал с министром, но, думается, он не вполне верит мне. Наверное, Нахут убедил его, что я не в своем уме. — Дурайд грустно улыбнулся. Нахут Гуддаби был его амбициозным помощником, имеющим хорошие связи. — Так или иначе, но министр говорит, что у правительства нет денег, и мне придется искать внешние источники финансирования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Она чувствовала странную близость с древним египтянином. В конце концов, Ройан была его прямым потомком, поскольку происходила от коптских христиан, а не арабов, завоевавших эту страну всего четырнадцать столетий назад. Арабы только пришельцы в Египте, а ее родословная восходит к временам фараонов и великих пирамид.
В десять часов Ройан сварила кофе, поставив турку на печь, которую растопила Алиа, прежде чем вернуться в деревню к собственной семье. Они пили сладкий, крепкий напиток из тонкостенных чашек, заполненных до середины гущей, и разговаривали как старые добрые друзья.
Для Ройан их отношения и были дружбой. Она познакомилась с Дурайдом, когда вернулась из Англии, защитив диссертацию по археологии, и нашла работу в Департаменте древностей, директором которого и был ее нынешний муж.
Ройан являлась ассистентом Дурайда, когда он открыл гробницу царицы Лострис в Долине Царей, построенную около 1780 года до нашей эры, и была разочарована не меньше его, когда выяснилось, что гробница разграблена еще в незапамятные времена. Все, что осталось, — роскошные фрески, покрывавшие стены и потолок склепа.
И именно Ройан фотографировала росписи за каменной плитой, на которой раньше стоял саркофаг, когда отвалился кусок штукатурки и глазам археологов открылась ниша, в которой находилось десять алебастровых кувшинов. Каждый из них содержал по свитку. И все их написал и поместил туда раб царицы, Таита.
С тех пор жизни Дурайда и ее самой вращались вокруг этих кусков папируса. Несмотря на некоторый ущерб, причиненный древним манускриптам временем, в целом они необычайно хорошо сохранились, пролежав в гробнице четыре тысячи лет.
В рукописях содержалась захватывающая история о народе, на который напал превосходящий враг на лошадях и колесницах, которых в то время в Египте не знали. Разбитые армией гиксосов, обитатели берегов Нила были вынуждены бежать. Царица Лострис повела их на юг, вдоль великой реки к ее истокам, в жестокие горы Эфиопии. Здесь, среди суровых скал, Лострис захоронила мумию своего супруга, фараона Мамоса, погибшего в битве с гиксосами.
Много лет спустя Лострис повела свой народ на север, в «этот самый Египет». Оснащенные лошадьми с колесницами, закаленные суровой африканской глушью, воины двинулись вниз по течению Нила, обрушились на захватчиков-гиксосов и вырвали из их рук власть над Верхним и Нижним Египтом.
Эта история вызывала у Ройан непонятный трепет и захватывала не меньше фантастической повести, пока супруги разбирали иероглиф за иероглифом, написанные старым рабом на папирусе.
Работа заняла много лет — по вечерам здесь, на вилле в оазисе, после того как дневная рутина в Каирском музее заканчивалась. Девять свитков были переведены — все, кроме седьмого. Именно он оказался главной загадкой. Автор окутывал свою мысль слоями эзотерики и таких сложных аллюзий, что понять их через столько лет почти не представлялось возможным. Многие символы, которые он использовал при письме, ни разу не встречались в тех тысячах текстов, которые египтологам приходилось читать. Становилось ясно, что Таита не предполагал, что эти свитки будет читать кто-нибудь, кроме его любимой царицы. Это был его последний дар ей; дар, который она унесла с собой в могилу.
Потребовались все знания, воображение и изобретательность, чтобы продвинуться на пути расшифровки. В переводе по-прежнему оставалось много пропусков и мест, где египтологи не были уверены, верно ли поняли значение символов, но так или иначе общий смысл прояснился.
Дурайд отхлебнул кофе и уже не в первый раз покачал головой.
— Меня пугает ответственность, — проговорил он. — Что делать со знанием, отблеск которого мы получили? Если оно попадет в дурные руки… — Ученый сделал еще глоток и вздохнул. — Даже если мы предложим его достойным людям, поверят ли они сведениям, которым четыре тысячи лет от роду?
— А почему мы должны привлекать кого-то еще? — недовольно спросила Ройан. — Почему сами не можем сделать все, что нужно?
В такие моменты разница между супругами становилась особенно очевидна. Он воплощал осторожность зрелого возраста, она — пылкость молодости.
— Ты не понимаешь, — сказал Дурайд.
Ройан всегда злило, когда муж начинал говорить с ней так, как арабы обычно обращаются к женщинам в своем мужском мире. Она знала и другой мир, где женщины требовали и получали право быть равными. Молодой археолог застряла между двумя противоположными цивилизациями — западной и арабской.
Мать Ройан была англичанкой, работавшей в британском посольстве в Каире в неспокойные времена после Второй мировой войны. Она познакомилась с молодым египетским офицером из штаба полковника Насера и вышла за него замуж. Этот странный союз распался, когда Ройан была еще ребенком.
Ее мать настояла на возвращении в Англию перед родами, в свой родной город Йорк. Она хотела, чтобы ребенок получил британское гражданство. После развода родителей Ройан, опять-таки по настоянию матери, отправилась в Англию учиться в школе, но все каникулы проводила с папой в Каире. Отец быстро пошел вверх по служебной лестнице и в конце концов стал министром в правительстве Мубарака. Благодаря любви к нему Ройан считала себя скорее египтянкой, чем англичанкой.
Именно отец выдал ее замуж за Дурайда Аль Симму. Это было его последнее деяние перед смертью, и дочь не смогла отказать отцу в предсмертном желании. К тому же, хотя современное воспитание Ройан противилось старому коптскому обычаю свадьбы по сговору, семейные традиции и церковь были против нее. Она согласилась.
Брак с Дурайдом оказался не настолько непереносим, как она опасалась. Он казался бы Ройан еще более удобным и удовлетворительным, если бы она не успела познать радости любви. Однако у Ройан еще в университете была короткая связь с однокурсником Дэвидом. Он вознес ее на короткое время в рай, к безумному блаженству, а потом причинил немало боли, женившись на светловолосой англичанке, которую одобрили его родители.
Ройан уважала Дурайда и относилась к нему с теплом, но ночью иногда тосковала по прикосновениям молодого тела, такого же гибкого и сильного, как ее собственное.
Дурайд продолжал говорить, однако слова пролетали мимо ушей его жены. Она прислушалась.
— Я еще раз побеседовал с министром, но, думается, он не вполне верит мне. Наверное, Нахут убедил его, что я не в своем уме. — Дурайд грустно улыбнулся. Нахут Гуддаби был его амбициозным помощником, имеющим хорошие связи. — Так или иначе, но министр говорит, что у правительства нет денег, и мне придется искать внешние источники финансирования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167