Говорят, этим беднягам нужно пройти тринадцать ступенек до виселицы. Правда?
На лице Реймонда появилось сосредоточенное выражение.
– Право не знаю, мистер Мэнро. Я никогда их не считал.
– Как они там... дергаются, рвутся... ну, когда уже висят?..
– Да вроде бы. Вы понимаете, их ведь связывают по рукам и ногам, а на голову надевают колпак из темной материи. Так что много-то не увидишь. Не дергаются, а я бы сказал, дрожь какая-то по телу проходит.
Лицо Берта стало красным, напряженным. Глаза блестели.
– В газетах пишут, проходит от пятнадцати до тридцати минут, прежде чем повешенный умрет. Это так?
– Да-а, я думаю, примерно так. Вообще-то умирают они в ту самую секунду, когда затягивается петля. Вот как с курицей: отрубят ей голову, а она мечется, крыльями хлопает, но ведь на самом-то деле она мертва.
– Да... наверное, так. Рефлекс, как говорится. Я полагаю, тем, кто впервые на это смотрит, бывает не по себе.
Реймонд снисходительно улыбнулся.
– Ну, еще бы. Почти каждый раз кто-нибудь в обморок падает. Кто помоложе, ну репортеры там, бывает, плачут. Плачут прямо как дети. А иных рвет. По-настоящему рвет, прямо выворачивает. Раз... и весь обед насмарку. Это обычно с новичками бывает, с теми, кто в первый раз. Разопьемте-ка бутылочку пива, мистер Мэнро. Вкусного, холодного, а?
– Это точно, пиво у вас прекрасное, – рассеянно согласился Берт. – Надо попросить у вас рецепт. В доме всегда должно быть пиво на случай жары. А сейчас, мистер Бэнкс, мне надо идти. Спасибо, что показали мне ферму. Я думаю, эти ребята из Петалумы могут у вас поучиться, как надо разводить кур.
Реймонд покраснел от удовольствия.
– Стараюсь идти в ногу со временем. Я дам вам знать, мистер Мэнро, когда от Эда придет письмо.
Следующие две недели Берт Мэнро постоянно нервничал и раздражался. Это было так непривычно, что его жена не выдержала:
– Берт, ты, наверно, заболел. Съезди в город, пусть тебя доктор посмотрит.
– Еще чего! Совсем я не больной, – не соглашался он.
Почти все время он работал на ферме, но глаза его обращались к дороге каждый раз, когда мимо проезжала машина. Наконец, в субботу на своем грузовичке подъехал Реймонд и остановился перед воротами Мэнро. Берт бросил лопату и пошел ему навстречу. Когда встречаются два фермера, они редко заходят в дом. Обычно они неторопливо гуляют по участку. Вот один нагнулся и сорвал травинку, вот другой оборвал листок с дерева и, беседуя, вертит его в руках. Стояло начало лета. Листья на фруктовых деревьях еще не утратили нежный светло-зеленый цвет, но пора цветения уж кончилась и завязались плоды. Вишни начали чуть-чуть розоветь. Берт и Реймонд прогуливались в саду.
– Птицы жирные в этом году, – сказал Берт. – Они у меня, наверное, все вишни поклевали. – Берт отлично знал, зачем приехал Реймонд.
– Мистер Мэнро, а Эд-то мне написал. Он говорит, вы можете со мной приехать. Правда, много народу туда не пускают, они ведь не хотят, чтобы туда ходили разные там маньяки и удовлетворяли свое болезненное любопытство. Но вы – мой друг, мистер Мэнро, и это совсем другое дело. Мы отправимся в четверг. В пятницу казнь. Берт шел рядом молча, опустив глаза в землю. – Эд – славный малый. Он понравится вам, – продолжал Реймонд. – С четверга на пятницу мы у него заночуем.
Берт разглядывал прутик, который поднял с земли, повертел его в руках и согнул дугой.
– Я вот все время об этом думаю, – сказал он. – Ничего, если я откажусь в последнюю минуту?
Реймонд удивленно уставился на него.
– Как же так? Я думал, вам хочется туда поехать. Что стряслось?
– Если я вам расскажу, вы решите, что я слабак. Дело в том... я говорю, я думал об этом и... я боюсь. Я боюсь, что потом не смогу выбросить это из головы.
– Да это вовсе не так страшно, как кажется, – уговаривал его Реймонд.
– Может быть. Не знаю. Но боюсь, это не для меня. Каждый ведь по-своему смотрит на такие вещи.
– Это точно.
– Я попробую объяснить вам, что я чувствую, мистер Бэнкс. Вы знаете, я не ем кур. Я никогда и никому не говорю, почему я их не ем. Не люблю – и все. Я втравил вас в это дело и должен все рассказать... ну, вроде как объясниться. – Палочка хрустнула в его руках, он отбросил обломки на землю и сунул руки в карманы.
– В детстве, лет двенадцать мне было, я перед уроками разносил по домам бакалею. Так вот, рядом с пивоваренным заводом жил один старик, калека. Ему отрезали ногу по самое бедро, но вместо деревяшки он носил старомодный костыль – круглая палка и на ней такая выгнутая рукоятка. Ну, вы их помните. Он неплохо передвигался с этим костылем, только немного медленно. Однажды утром я проходил мимо его двора, неся корзину с бакалеей, а старик в это время собирался резать петуха. Это был рыжий род-айлендский петух, такой здоровенный. Я таких отродясь не видел. А может быть, петух мне показался большим, потому что сам я тогда был совсем маленький. Старик зажал под мышкой костыль и держал петуха за ногу. – Берт остановился, поднял с земли другую веточку, снова согнул ее в дугу. Он заметно побледнел.
– Так вот, – продолжал он, – у старика в другой руке был тесак. Он полоснул петуха по шее, но костыль соскользнул, петух дернулся, и он отрезал ему крыло. И тогда старик вроде как сошел с ума. Он все резал и все не там, не там, всю грудку ему располосовал и живот. А потом костыль еще немного соскользнул. Старик совсем озверел. Он отрезал петуху ногу и при этом угодил по собственному пальцу. – Берт рукавом вытер мокрый лоб. Реймонд носком ботинка ковырял землю.
– Так вот, после этого старик просто бросил петуха на землю и, держась за палец, заковылял к себе в дом. А петух пополз по двору и вывалившиеся его внутренности волочились по земле... он полз и как-то каркал, что ли. – Палочка снова хрустнула в его руках, на этот раз он яростно отшвырнул ее прочь. – Так вот, мистер Бэнкс, с тех пор я никогда не режу кур и ни разу их не ел. Я пробовал есть курятину, но каждый раз мне мерещился этот распроклятый род-айлендский петух, и я представлял себе, как он ползет. – Он впервые посмотрел Реймонду Бэнксу прямо в лицо. – Представляете, как это было?
Реймонд отвел глаза в сторону.
– Да, да, сэр, наверное, это было ужасно.
Берт снова заговорил:
– Так вот, я и задумался – стоит мне ехать с вами? Ведь может выйти как с тем петухом. Он мне снился в детстве, этот петух, часто снился. Каждый раз, когда у меня портился желудок и ночью меня одолевали кошмары, я видел во сне этого петуха. А теперь, представьте, поеду я с вами смотреть, как кого-то вешают. Ведь, может, это тоже будет мне сниться. Вот недавно в Аризоне повесили одну женщину, и веревка ей голову оторвала. Ну, представьте, что случится такое. Это же в сто раз страшнее, чем любой петух. Да меня это всю жизнь потом будет преследовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
На лице Реймонда появилось сосредоточенное выражение.
– Право не знаю, мистер Мэнро. Я никогда их не считал.
– Как они там... дергаются, рвутся... ну, когда уже висят?..
– Да вроде бы. Вы понимаете, их ведь связывают по рукам и ногам, а на голову надевают колпак из темной материи. Так что много-то не увидишь. Не дергаются, а я бы сказал, дрожь какая-то по телу проходит.
Лицо Берта стало красным, напряженным. Глаза блестели.
– В газетах пишут, проходит от пятнадцати до тридцати минут, прежде чем повешенный умрет. Это так?
– Да-а, я думаю, примерно так. Вообще-то умирают они в ту самую секунду, когда затягивается петля. Вот как с курицей: отрубят ей голову, а она мечется, крыльями хлопает, но ведь на самом-то деле она мертва.
– Да... наверное, так. Рефлекс, как говорится. Я полагаю, тем, кто впервые на это смотрит, бывает не по себе.
Реймонд снисходительно улыбнулся.
– Ну, еще бы. Почти каждый раз кто-нибудь в обморок падает. Кто помоложе, ну репортеры там, бывает, плачут. Плачут прямо как дети. А иных рвет. По-настоящему рвет, прямо выворачивает. Раз... и весь обед насмарку. Это обычно с новичками бывает, с теми, кто в первый раз. Разопьемте-ка бутылочку пива, мистер Мэнро. Вкусного, холодного, а?
– Это точно, пиво у вас прекрасное, – рассеянно согласился Берт. – Надо попросить у вас рецепт. В доме всегда должно быть пиво на случай жары. А сейчас, мистер Бэнкс, мне надо идти. Спасибо, что показали мне ферму. Я думаю, эти ребята из Петалумы могут у вас поучиться, как надо разводить кур.
Реймонд покраснел от удовольствия.
– Стараюсь идти в ногу со временем. Я дам вам знать, мистер Мэнро, когда от Эда придет письмо.
Следующие две недели Берт Мэнро постоянно нервничал и раздражался. Это было так непривычно, что его жена не выдержала:
– Берт, ты, наверно, заболел. Съезди в город, пусть тебя доктор посмотрит.
– Еще чего! Совсем я не больной, – не соглашался он.
Почти все время он работал на ферме, но глаза его обращались к дороге каждый раз, когда мимо проезжала машина. Наконец, в субботу на своем грузовичке подъехал Реймонд и остановился перед воротами Мэнро. Берт бросил лопату и пошел ему навстречу. Когда встречаются два фермера, они редко заходят в дом. Обычно они неторопливо гуляют по участку. Вот один нагнулся и сорвал травинку, вот другой оборвал листок с дерева и, беседуя, вертит его в руках. Стояло начало лета. Листья на фруктовых деревьях еще не утратили нежный светло-зеленый цвет, но пора цветения уж кончилась и завязались плоды. Вишни начали чуть-чуть розоветь. Берт и Реймонд прогуливались в саду.
– Птицы жирные в этом году, – сказал Берт. – Они у меня, наверное, все вишни поклевали. – Берт отлично знал, зачем приехал Реймонд.
– Мистер Мэнро, а Эд-то мне написал. Он говорит, вы можете со мной приехать. Правда, много народу туда не пускают, они ведь не хотят, чтобы туда ходили разные там маньяки и удовлетворяли свое болезненное любопытство. Но вы – мой друг, мистер Мэнро, и это совсем другое дело. Мы отправимся в четверг. В пятницу казнь. Берт шел рядом молча, опустив глаза в землю. – Эд – славный малый. Он понравится вам, – продолжал Реймонд. – С четверга на пятницу мы у него заночуем.
Берт разглядывал прутик, который поднял с земли, повертел его в руках и согнул дугой.
– Я вот все время об этом думаю, – сказал он. – Ничего, если я откажусь в последнюю минуту?
Реймонд удивленно уставился на него.
– Как же так? Я думал, вам хочется туда поехать. Что стряслось?
– Если я вам расскажу, вы решите, что я слабак. Дело в том... я говорю, я думал об этом и... я боюсь. Я боюсь, что потом не смогу выбросить это из головы.
– Да это вовсе не так страшно, как кажется, – уговаривал его Реймонд.
– Может быть. Не знаю. Но боюсь, это не для меня. Каждый ведь по-своему смотрит на такие вещи.
– Это точно.
– Я попробую объяснить вам, что я чувствую, мистер Бэнкс. Вы знаете, я не ем кур. Я никогда и никому не говорю, почему я их не ем. Не люблю – и все. Я втравил вас в это дело и должен все рассказать... ну, вроде как объясниться. – Палочка хрустнула в его руках, он отбросил обломки на землю и сунул руки в карманы.
– В детстве, лет двенадцать мне было, я перед уроками разносил по домам бакалею. Так вот, рядом с пивоваренным заводом жил один старик, калека. Ему отрезали ногу по самое бедро, но вместо деревяшки он носил старомодный костыль – круглая палка и на ней такая выгнутая рукоятка. Ну, вы их помните. Он неплохо передвигался с этим костылем, только немного медленно. Однажды утром я проходил мимо его двора, неся корзину с бакалеей, а старик в это время собирался резать петуха. Это был рыжий род-айлендский петух, такой здоровенный. Я таких отродясь не видел. А может быть, петух мне показался большим, потому что сам я тогда был совсем маленький. Старик зажал под мышкой костыль и держал петуха за ногу. – Берт остановился, поднял с земли другую веточку, снова согнул ее в дугу. Он заметно побледнел.
– Так вот, – продолжал он, – у старика в другой руке был тесак. Он полоснул петуха по шее, но костыль соскользнул, петух дернулся, и он отрезал ему крыло. И тогда старик вроде как сошел с ума. Он все резал и все не там, не там, всю грудку ему располосовал и живот. А потом костыль еще немного соскользнул. Старик совсем озверел. Он отрезал петуху ногу и при этом угодил по собственному пальцу. – Берт рукавом вытер мокрый лоб. Реймонд носком ботинка ковырял землю.
– Так вот, после этого старик просто бросил петуха на землю и, держась за палец, заковылял к себе в дом. А петух пополз по двору и вывалившиеся его внутренности волочились по земле... он полз и как-то каркал, что ли. – Палочка снова хрустнула в его руках, на этот раз он яростно отшвырнул ее прочь. – Так вот, мистер Бэнкс, с тех пор я никогда не режу кур и ни разу их не ел. Я пробовал есть курятину, но каждый раз мне мерещился этот распроклятый род-айлендский петух, и я представлял себе, как он ползет. – Он впервые посмотрел Реймонду Бэнксу прямо в лицо. – Представляете, как это было?
Реймонд отвел глаза в сторону.
– Да, да, сэр, наверное, это было ужасно.
Берт снова заговорил:
– Так вот, я и задумался – стоит мне ехать с вами? Ведь может выйти как с тем петухом. Он мне снился в детстве, этот петух, часто снился. Каждый раз, когда у меня портился желудок и ночью меня одолевали кошмары, я видел во сне этого петуха. А теперь, представьте, поеду я с вами смотреть, как кого-то вешают. Ведь, может, это тоже будет мне сниться. Вот недавно в Аризоне повесили одну женщину, и веревка ей голову оторвала. Ну, представьте, что случится такое. Это же в сто раз страшнее, чем любой петух. Да меня это всю жизнь потом будет преследовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52