Но где же другие – те, кто с гордостью сказал бы: «Мы такие же, как этот человек в сером костюме»? Где же те, чьи руки рывком протянулись бы к испуганной черной девчурке?
Я не знаю, где они. Может быть, им, не меньше чем мне, мучительно чувствовать свою беспомощность? Как бы там ни было, но мир по их вине получит ложное представление о Новом Орлеане. Толпа теперь, должно быть, разбежится по домам смотреть самих себя по телевизору, и то, что они увидят на экранах, обойдет весь свет, а другой Новый Орлеан, который, как я знаю, существует, не скажет ни слова в свою защиту.

Спектакль окончился, и людская речка стала растекаться по улицам. Второй сеанс начнется, когда в школе прозвонит звонок с последнего урока и черная малышка снова предстанет перед своими хулителями. Я был в Новом Орлеане, городе, славном своими ресторанами. Я знаю их все, и во многих из них знают меня. Но появиться сейчас в «Галлатуаре» и заказать там омлет и шампанское было бы так же невозможно, как плясать на чьей-нибудь могиле. Одного того, что описываешь все это, вполне достаточно, чтобы снова почувствовать отчаянную, томительную тошноту. Я не собираюсь кого-нибудь позабавить своими описаниями. Меня самого это, во всяком случае, нисколько не забавляет.
Я купил дешевый сэндвич и выехал за город. Вскоре нашлось славное местечко, где можно было сидеть, жевать и, как того требовала моя душа, задумавшись, смотреть на темного, медленно и величаво катящего свои волны Отца Вод [так называют американцы реку Миссисипи]. Чарли не захотел бегать и сел рядом со мной, плечом к моему колену, а так бывает, только когда я болею. Значит, мне и в самом деле нездоровилось от тоски.
Я совсем потерял счет времени, но вскоре после того, как солнце стало клониться к закату, на дороге появился какой-то человек, и мы с ним поздоровались. Он был хорошо одет, далеко не молод. Лицо – какие писал Эль Греко, со взвеянными ветром тонкими седыми волосами и полоской седых усов.
Я пригласил его посидеть со мной, он согласился. Тогда я пошел в свой домик, поставил кофейник на огонь и вспомнив, какой кофе любил Руарк Брэдфорд, удвоил заварку: две столовые ложки верхом на каждую чашку и еще две верхом на кофейник. Потом разбил яйцо, желток отделил, а белок вместе со скорлупой пустил в кофейник, ибо это лучший способ придать блеск кофе, чтобы оно отсвечивало в струе. Было холодно, и ночь близилась холодная, так что мое варево, переходя все стадии от холодной воды до крутого кипятка, распространяло вокруг приятный запах, успешно соревнующийся со всеми прочими приятными запахами, какие только есть на свете.
Мой гость сидел такой довольный и грел руки о пластмассовую чашку.
– Судя по номерному знаку, вы нездешний, – сказал он. – Кто же вас научил варить кофе?
– Эту науку мне преподали давным-давно. В то время были на земле исполины, – ответил я. – Но по их рецепту зерна должны быть поджаристее, и еще не мешало бы чуточку цикория для пикантности.
– Да-а, все знаете, – оказал он. – Выходит, вы все-таки здешний. И диаболо сможете приготовить?
– Для гостей – пожалуйста. А вы сам новоорлеанец?
– У меня в роду несколько поколений новоорлеанцев. Но ручаться я могу только за тех, что на кладбище Сен-Луис под рубрикой «Здесь покоится…».
– Так, понятно. Значит, вы вот из каких – из коренных. Очень рад, что мы с вами встретились. Сен-Луис я знаю, когда-то даже коллекционировал тамошние эпитафии.
– Вот как, сэр! Тогда вы должны помнить ту курьезную.
– Если это та самая, то я ее даже пытался выучить наизусть. Начинается она… «Увы, увы! Ты наповал на небо…»
– Совершенно верно. Роберт Джон Крессуэл, скончался в 1845 году в возрасте 26 лет.
– Эх, жалко, забыл, как дальше.
– Клочок бумаги у вас найдется? Записывайте.
И когда я положил блокнот на колени, он сказал:
– «Увы увы ты наповал на небо вкусивши гадостей земных и водно часье ввысь воск парил от всех своих нуждежд а нам свою болонку пре под нос мол ах тяжка ты дуля в земной удоли смертного».
– Изумительно! – сказал я. – Такое мог сочинить Льюис Кэрролл. Я почти все понимаю.
– Это всем понятно. Вы путешествуете не по делам, а ради удовольствия?
– Так мне казалось до сегодняшнего дня. Я видел ваших «заводил».
– А-а, – сказал он, и какая-то тяжесть и тьма придавили его.
– Что же будет?
– Не знаю. Просто не знаю. Не решаюсь даже думать об этом. И почему мне надо об этом думать? Я старик. Пусть другие этим займутся.
– А конечная цель все-таки будет достигнута?
– Да, безусловно. Но средства, средства, которые к ней ведут! Впрочем, вы северянин. Вас это не касается.
– По-моему, это нас всех касается. Не суживайте проблему. Я налью вам еще чашку, и мы поговорим. Хорошо? У меня твердой позиции в этом вопросе нет. Вот я и хочу послушать.
– Ничего нового вы не услышите, – сказал он. – Эта проблема меняется в зависимости от того, кто вы, и откуда вы, и что вы чувствуете. Не думаете, а именно чувствуете. Вам не понравилось то, что вы видели?
– А вам нравится?
– Может быть, даже еще меньше, так как я знаю тяжкое прошлое этой проблемы и предвижу ее зловонное будущее. Простите за грубое слово, сэр, но другого не подберешь.
– Негры хотят стать людьми. Вы против этого?
– Что вы, сэр! Боже избави! Но для того, чтобы стать людьми, им придется воевать с теми, кому этого недостаточно.
– Другими словами, негры малым не удовольствуются?
– Неужели вы бы удовольствовались на их месте? А кто удовольствуется?
– Вы бы хотели, чтобы они стали людьми?
– Да. Но понять это мне будет трудно. У меня слишком многие «здесь покоятся». Как бы вам объяснить? Ну, вот допустим, ваша собака… она, кажется, очень умная.
– Да, очень.
– Допустим, ваш пес умеет говорить и стоять на задних лапах. Допустим, он и во всех прочих смыслах молодчина. И, может быть, вы пригласите его к обеду… Но увидеть в нем представителя людского племени… это как?
– То есть, что я скажу, если моя сестра выйдет за него замуж?
Он засмеялся.
– Я только стараюсь вам втолковать, насколько трудно человеку изменить свое отношение к вещам. И поверьте, неграм будет так же трудно смотреть по-другому на нас, как и нам на них. Да это не ново. Это дело давнее.
– Как бы там ни было, а такие темы лишают нашу беседу удовольствия, будто сливки с нее снимают.
– Совершенно справедливо, сэр. Я, вероятно, представляю собой то, что у вас именуется мыслящим южанином. Как видите, оскорбление я принимаю за комплимент. Так вот, мне, пребывающему в качестве такого новоиспеченного гибрида, видно на века вперед. В Африке и в Азии это уже начинается.
– Что – поглощение? Негры как таковые исчезнут?
– Если они превзойдут нас количеством, то исчезнем мы, а вернее всего, вместо них и вместо нас возникнет нечто новое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70