– Извини, Кицунэ. Что ты сказала?
– Помнишь, Абеляр… Когда-то я говорила, что экстаз – это лучше, чем быть Богом.
– Помню.
– Я была не права, дорогой. Быть Богом – гораздо лучше.
* * *
Не доверяя Вере, Кицунэ и поселила ее соответственно. Молодая шейперская клан-дама уже несколько недель пребывала под домашним арестом. Номер ее был трехкомнатной камерой из камня и железа, вне вселенских объятий Кицунэ.
Сидя у включенного биржевого монитора, она изучала поток сделок в трехмерной сетке. Раньше она никогда не играла на бирже, но Абеляр Гомес, любезный молодой цикада, снабдил ее для времяпрепровождения финансами. Не придумав лучших занятий, она применила к рыночным циркуляциям принципы атмосферной динамики, освоенные на Фомальгауте IV. Что самое странное, получилось. Это приносило доход.
Дверь отперли и отодвинули. В номер вошел старик, высокий и худощавый, что подчеркивала одежда цикад – длинное пальто, темные брюки с разрезами и драгоценные перстни поверх белых перчаток. Морщинистое лицо, борода, серебряный венец из листьев, стягивающий седые, до плеч, волосы… Поднявшись с кресла, Вера поклонилась, изобразив по-цикадски реверанс:
– Добро пожаловать, господин канцлер. Линдсей оглядел камеру, выразительные брови его удивленно приподнялись. Что-то в комнате – не она, но что-то – встревожило его. Тут же и сама она почувствовала и поняла: снова присутствие. Невольно, понимая умом всю бесполезность этого, она быстро оглянулась в поисках. Что-то, мелькнув в уголке глаза, тут же исчезло.
Улыбнувшись ей, Линдсей продолжал обшаривать взглядом помещение. Ей не хотелось рассказывать ему о присутствии. Через некоторое время он оставит поиски, как и все до него.
– Спасибо, – сказал он с запозданием. – Уверен, у вас все в порядке, госпожа доктор-капитан.
– Ваши друзья, унтер-секретарь Накамура и доктор Гомес, были очень внимательны ко мне. Благодарю вас за записи и подарки.
– Не стоит благодарности.
Внезапно ею овладел испуг: а вдруг она его разочаровала? Он ведь не видел ее пятнадцать лет, с самой дуэли. Тогда ей было всего двенадцать. Конечно, и скулы Веры Келланд, и ямочки на подбородке – сохранились, но время изменило ее, да и генотип был нечист – она ведь не полный клон…
Кимоно безжалостно обнажило все перемены, следствие лет, проведенных, у инопланетян. Шею уродовали два полукруглых жаберных отверстия, а кожа сохранила специфический восковой оттенок. В посольстве на Фомальгауте она несколько лет провела в воде.
А серые глаза Линдсея все еще шарили по комнате. Да, он чувствует всепроникающий ужас присутствия. Рано или поздно он сочтет источником этого чувства ее, и тогда не останется никаких надежд на его расположение.
– Сожалею, что дела не удалось решить скорее, – рассеянно сказал он. – В делах перебежчиков спешка только вредит.
Вот, решила она, завуалированный намек на судьбу Норы Мавридес. При этой мысли по спине ее пробежал холодок.
– Я понимаю, господин канцлер.
Клан Константинов не давал Вере официального одобрения – чтобы избежать осуждения остальных на Совете Колец. Жизнь на Союзе старателей стала трудной: с потерей статуса столицы там началась жестокая борьба за остатки власти и интенсивный поиск козлов отпущения. И члены клана Константинов подходили для роли жертв как нельзя лучше.
Когда-то она была любимицей основателя клана, что выражалось во множестве подарков и неослабном внимании Константина.
С тех пор клану несколько раз крупно не везло. Филип Константин поставил свое будущее на возможность убить Линдсея – и проиграл. Клан вложил слишком многое в Верину должность посланника, но она не привезла с Фомальгаута ожидаемых богатств. Вдобавок еще изменилась, что встревожило всех: Теперь ей можно было рискнуть.
Исчерпав свое могущество, клан продолжал жить в ужасе перед Линдсеем. Он не только выжил после дуэли, но вернулся еще более могущественным, чем до нее. Он казался Константинам каким-то непобедимым гигантом. Но ожидаемого нападения так и не последовало. Стало ясно, что и он не без слабостей. Через нее клан решил сыграть. На его любви к Вере Келланд либо на его вине перед ней. То была последняя и самая отчаянная игра. В случае удачи – убежище. Или месть. Или – и то и другое.
– Но отчего – ко мне? – поинтересовался он. – Есть и другие места. Механисты не так страшны, как их малюют на Совете Колец.
– Механисты обратили бы нас против нашего народа. Они раскололи бы наш клан. Нет. Царицын Кластер лучше всего. Убежище под сенью Матки… Если только вы не будете против нас.
– Понимаю, – Линдсей улыбнулся. – Мои друзья не доверяют вам. Мы же, собственно говоря, ничего на вас не выигрываем. ЦК и так кишмя кишит перебежчиками. Клан ваш не разделяет идеологии постгуманизма. Что еще хуже – многие в ЦК ненавидят фамилию Константин. Бывшие пацифисты, катаклисты и так далее. Словом, затруднения вам понятны.
– Но те времена прошли, господин канцлер. Мы никому не хотим зла.
Линдсей прикрыл глаза.
– Заверениями можно обмениваться до тех пор, пока солнце не взорвется. – Похоже, он кого-то цитировал. – И все равно никто никого не убедит. Либо мы верим друг другу, либо нет.
Такая прямота возбуждала дурные предчувствия. Вера не знала, что сказать.
– Я привезла вам подарок. – Молчать дальше было уже неловко. – Старинную фамильную драгоценность.
Она пересекла узкую камеру и подняла с пола прямоугольную проволочную клетку, накрытую персикового цвета бархатом. Подняв драпировку, она показала ему сокровище клана – белую лабораторную крысу. Зверек бегал по клетке, переставляя лапки с какой-то неестественной, раз за разом повторяющейся точностью.
– Эта красавица одна из первых получила физическое бессмертие. На ней проводили лабораторную проверку процедуры более трехсот лет назад.
– Вы очень щедры.
С этими словами Линдсей поднял клетку и принялся рассматривать крысу. Та, с возрастом совершенно утратив способность к обучению, вела себя абсолютно механически. Подрагивания мордочки и даже движения глаз полностью подчинялись давным-давно заученной схеме.
Старик внимательно разглядывал зверька. Вера понимала, что никакой реакции он не добьется. Во влажных красных глазках крысы не было ничего, ни малейшего проблеска звериной настороженности.
– Она когда-нибудь выходила из клетки?
– Нет, господин канцлер. Веками. Она слишком ценна.
Линдсей отворил клетку. Привычная повседневная рутина зверька рассыпалась на части. Крыса спряталась за стальной трубкой – поилкой, подвижные мохнатые лапки ее мелко дрожали.
Линдсей поднес к дверце руку в перчатке, пошевелил пальцами.
– Не бойся, – серьезно сказал он крысе, – здесь – целый мир.
Некий древний, почти забытый рефлекс ударил крысе в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94