Но Мария стояла неподвижно перед ним, и он сказал с чрезвычайной вкрадчивостью:
- Три года, сударыня, не прибегая ни к какому искусству, я терпеливо жду вашей любви. Вы же ежечасно, как волк, смотрите в лес. Нехорошо, если придет конец моему терпению.
- Над любовью моей вы все равно не властны,- поспешно ответила Мария,не заставите вас полюбить.
- Нет, заставлю.- На это Мария вдруг усмехнулась, и его глаза сейчас же налились кровью.- Я вас в пузырек посажу, сударыня, в кармане буду носить.
- Все равно,- повторила она,- власти над любовью нет у вас. Жива буду - другому отдам, не вам.
- На этот раз вы замолчите,- пробормотал Калиостро, схватывая со столика стилет, но Маргадон, стоявший до этого неподвижно за его спиной, подскочил к нему и с необыкновенным проворством поймал его за руку. Калиостро, зарычав, левой рукой ударил Маргадона в лицо,- арап зажмурился,он отшвырнул стилет, шумно выпыхнул воздух и вышел из комнаты.
12
Алексей Алексеевич и то, что было подобно женщине и что он называл Прасковьей Павловной, шли по дорожке через полянку к прудам. Воздух был влажен. Над садом поднялась луна. Ее седой свет озарял всю широкую поляну. Отсвечивала кое-где паутина, уже протянутая пауками в густо-синей траве. Белеющими пятнами обозначались цветы, блестела обильная роса. Вдали над прудами поднимались испарения серебристым сиянием.
Алексей Алексеевич шел молча, сжав рот и глядя под ноги. Зато Прасковья Павловна, глядя на висящий над пышными грудами рощи светлый шар луны, говорила не переставая..,
- Ах, луна, луна! Алексис, вы бесчувственны к этим чарам.'
Холодный ее голосок сыпал словами, как стекляшечками, и невыносимым звуком все время посвистывал шелк ее платья. От этих стеклянных слов и шелкового свиста Алексей Алексеевич стискивал челюсти. Сердце его лежало в груди тяжелым ледяным комом. Он не дивился тому, что рука об руку с ним идет то, что час назад было лишь в его воображении. Болтающее жеманное существо, в широком платье с узким лифом, бледное от лунного света, с большими тенями в глазных впадинах, казалось ему столь же бесплотным, как его прежняя мечта. И напрасно он повторял с упрямством: "Насладись же, насладись ею, ощути..."- он не мог преодолеть в себе отвращения.
Дойдя до пруда, до скамьи, где утром он говорил с Марией, Алексей Алексеевич предложил Прасковье Павловне присесть. Она, распушив платье, сейчас же села.
- Алексис,- прошептала она, улыбаясь всем ртом лунному шару,- Алексис, вы сидите с дамой бесчувственно. Надо же знать - сколь приятна женщине дерзость.
Алексей Алексеевич ответил сквозь зубы:
- Если бы знали, сколько я мечтал о вас, не стали бы делать этих упреков.
- Упреки? - Она рассмеялась, словно рассыпалась стекляшечками Упреки... Но вы все только руки жмете, и то слабо. Хотя бы обняли меня.
Алексей Алексеевич поднял голову, всмотрелся, и сердце его дрогнуло. Правою рукой он обнял Прасковью Павловну за плечи, левой взял ее руки. Глубоко открытая ее грудь, с чуть проступающими ключицами, ровно и покойно дышала. Он близко придвинулся к ее лицу, стараясь уловить ее прелесть.
- Мечта моя,- сказал он с тоскою. Она слегка отстранилась, усмехаясь, покачала головой и взглянула в глаза ему-поблескивающими лунными точками, прозрачными глазами.- Я, как во сне, с вами, Прасковья,- наклоняюсь, чтобы напиться, и вода уходит,
- Обнимите покрепче,- сказала она.
Тогда он сжал ее со всей силой и поцеловал в прохладные губы, и они ответили на поцелуй с такой неожиданной и торопливой жадностью, что он сейчас же откинулся: омерзением, гадливостью, страхом стиснуло ему горло.
После некоторого молчания она проговорила, сладко потягиваясь:
- Мне сыро, есть хочу.
Тогда он быстро поднялся и зашагал к дому, когда же услышал за собой шелест платья, прибавил шагу, даже побежал, но Прасковья Павловна сейчас же догнала его и повисла на руке.
- Алексис, у вас претяжелый характер.
- Слушайте,- крикнул он, останавливаясь,- не лучше ли нам расстаться!..
- Нет, совсем не лучше,- она перегнулась и заглянула ему в лицо,- мне с вами приятно.
- Но вы омерзительны мне, поймите! - Он дернул руку и побежал, и она, не выпуская руки, полетела за ним по тропинке.
- Не верю, не верю, ведь сами сказали, что я мечта ваша...
- Все-таки вы отвяжитесь от меня!
- Нет, мой друг, до смерти не отвяжусь...
Они об руку влетели в дом. Алексей Алексеевич бросился в кресло, она же, обмахиваясь веером, стала перед ним и глядела весело.
- Много, много, мой милый, придется над вами потрудиться, чтобы обуздать ваш характер... Вы себялюбец.- Она сложила веер и присела на ручку кресла к Алексею Алексеевичу.- Дружок, мне ужасно чего-то все хочется, не то есть, не то пить... А то будто вода бежит по моему телу...
Алексей Алексеевич сорвался с кресла и, подойдя к двери, потянул за большую бисерную кисть звонка.
- Вам принесут еду, питье, все, что хотите,- успокойтесь.
Далеко в доме брякнул колокольчик, и послышались мягкие шаги Федосьи Ивановны.
13
Алексей Алексеевич, загораживая собой полуоткрытую дверь, сказал тетушке, чтобы она распорядилась подать в библиотеку какой-нибудь еды. Федосья Ивановна внимательно и странно взглянула на Алексея Алексеевича, молча отстранила его от двери, вошла в комнату и сейчас же увидела тощую,как она потом рассказывала,- черноватую женщину, даже и не женщину, а моль дохлую,- стоит, вертит веером и смотрит пронзительно.
Тетушка немедленно же разинула рот и "села на ноги".
- Федоси,- пискливым голосом сказала ей та, черноватая,- не узнаешь меня, моя милая?..
Тетушка еще сильнее села, уперлась ногами и глядела на пустую раму от портрета. Когда же Прасковья Павловна приблизилась на шаг, тетушка подняла руку с крестным знаменьем...
- Ну, чего страшиться, Федосья Ивановна, все это очень просто,- с досадою сказал Алексей Алексеевич,- эта дама - плод чародейства графа Феникса: идите и распорядитесь насчет еды...
Морщась, как от изжоги, он подошел к двери в сад, оперся локтем о притолоку и стал глядеть на полянку, залитую лунным светом. Он слышал затем, как тетушка забормотала молитву, сорвалась с места и утиной рысью выбежала из комнаты, как злобно захихикала вслед ей Прасковья Павловна, как в доме началась испуганная беготня и шепот. Но он не оборачивался и с тоскливой мукой глядел на освещенные окна флигеля.
В комнате зазвенела посуда,- это Фимка накрывала столик, расставляла судки и тарелки и, втягивая голову в плечи, с ужасом все время косилась через плечо.
Прасковья Павловна села к столу и сказала Фимке:
- Раба, что в этом судке?
- Сморчки, матушка барыня.
- Положи.
Фимка подала грибы и стала за стулом, закрыв передником рот. Прасковья Павловна откушала и велела положить себе лапши.
- Дурно служишь,- сказала она, принимая тарелку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
- Три года, сударыня, не прибегая ни к какому искусству, я терпеливо жду вашей любви. Вы же ежечасно, как волк, смотрите в лес. Нехорошо, если придет конец моему терпению.
- Над любовью моей вы все равно не властны,- поспешно ответила Мария,не заставите вас полюбить.
- Нет, заставлю.- На это Мария вдруг усмехнулась, и его глаза сейчас же налились кровью.- Я вас в пузырек посажу, сударыня, в кармане буду носить.
- Все равно,- повторила она,- власти над любовью нет у вас. Жива буду - другому отдам, не вам.
- На этот раз вы замолчите,- пробормотал Калиостро, схватывая со столика стилет, но Маргадон, стоявший до этого неподвижно за его спиной, подскочил к нему и с необыкновенным проворством поймал его за руку. Калиостро, зарычав, левой рукой ударил Маргадона в лицо,- арап зажмурился,он отшвырнул стилет, шумно выпыхнул воздух и вышел из комнаты.
12
Алексей Алексеевич и то, что было подобно женщине и что он называл Прасковьей Павловной, шли по дорожке через полянку к прудам. Воздух был влажен. Над садом поднялась луна. Ее седой свет озарял всю широкую поляну. Отсвечивала кое-где паутина, уже протянутая пауками в густо-синей траве. Белеющими пятнами обозначались цветы, блестела обильная роса. Вдали над прудами поднимались испарения серебристым сиянием.
Алексей Алексеевич шел молча, сжав рот и глядя под ноги. Зато Прасковья Павловна, глядя на висящий над пышными грудами рощи светлый шар луны, говорила не переставая..,
- Ах, луна, луна! Алексис, вы бесчувственны к этим чарам.'
Холодный ее голосок сыпал словами, как стекляшечками, и невыносимым звуком все время посвистывал шелк ее платья. От этих стеклянных слов и шелкового свиста Алексей Алексеевич стискивал челюсти. Сердце его лежало в груди тяжелым ледяным комом. Он не дивился тому, что рука об руку с ним идет то, что час назад было лишь в его воображении. Болтающее жеманное существо, в широком платье с узким лифом, бледное от лунного света, с большими тенями в глазных впадинах, казалось ему столь же бесплотным, как его прежняя мечта. И напрасно он повторял с упрямством: "Насладись же, насладись ею, ощути..."- он не мог преодолеть в себе отвращения.
Дойдя до пруда, до скамьи, где утром он говорил с Марией, Алексей Алексеевич предложил Прасковье Павловне присесть. Она, распушив платье, сейчас же села.
- Алексис,- прошептала она, улыбаясь всем ртом лунному шару,- Алексис, вы сидите с дамой бесчувственно. Надо же знать - сколь приятна женщине дерзость.
Алексей Алексеевич ответил сквозь зубы:
- Если бы знали, сколько я мечтал о вас, не стали бы делать этих упреков.
- Упреки? - Она рассмеялась, словно рассыпалась стекляшечками Упреки... Но вы все только руки жмете, и то слабо. Хотя бы обняли меня.
Алексей Алексеевич поднял голову, всмотрелся, и сердце его дрогнуло. Правою рукой он обнял Прасковью Павловну за плечи, левой взял ее руки. Глубоко открытая ее грудь, с чуть проступающими ключицами, ровно и покойно дышала. Он близко придвинулся к ее лицу, стараясь уловить ее прелесть.
- Мечта моя,- сказал он с тоскою. Она слегка отстранилась, усмехаясь, покачала головой и взглянула в глаза ему-поблескивающими лунными точками, прозрачными глазами.- Я, как во сне, с вами, Прасковья,- наклоняюсь, чтобы напиться, и вода уходит,
- Обнимите покрепче,- сказала она.
Тогда он сжал ее со всей силой и поцеловал в прохладные губы, и они ответили на поцелуй с такой неожиданной и торопливой жадностью, что он сейчас же откинулся: омерзением, гадливостью, страхом стиснуло ему горло.
После некоторого молчания она проговорила, сладко потягиваясь:
- Мне сыро, есть хочу.
Тогда он быстро поднялся и зашагал к дому, когда же услышал за собой шелест платья, прибавил шагу, даже побежал, но Прасковья Павловна сейчас же догнала его и повисла на руке.
- Алексис, у вас претяжелый характер.
- Слушайте,- крикнул он, останавливаясь,- не лучше ли нам расстаться!..
- Нет, совсем не лучше,- она перегнулась и заглянула ему в лицо,- мне с вами приятно.
- Но вы омерзительны мне, поймите! - Он дернул руку и побежал, и она, не выпуская руки, полетела за ним по тропинке.
- Не верю, не верю, ведь сами сказали, что я мечта ваша...
- Все-таки вы отвяжитесь от меня!
- Нет, мой друг, до смерти не отвяжусь...
Они об руку влетели в дом. Алексей Алексеевич бросился в кресло, она же, обмахиваясь веером, стала перед ним и глядела весело.
- Много, много, мой милый, придется над вами потрудиться, чтобы обуздать ваш характер... Вы себялюбец.- Она сложила веер и присела на ручку кресла к Алексею Алексеевичу.- Дружок, мне ужасно чего-то все хочется, не то есть, не то пить... А то будто вода бежит по моему телу...
Алексей Алексеевич сорвался с кресла и, подойдя к двери, потянул за большую бисерную кисть звонка.
- Вам принесут еду, питье, все, что хотите,- успокойтесь.
Далеко в доме брякнул колокольчик, и послышались мягкие шаги Федосьи Ивановны.
13
Алексей Алексеевич, загораживая собой полуоткрытую дверь, сказал тетушке, чтобы она распорядилась подать в библиотеку какой-нибудь еды. Федосья Ивановна внимательно и странно взглянула на Алексея Алексеевича, молча отстранила его от двери, вошла в комнату и сейчас же увидела тощую,как она потом рассказывала,- черноватую женщину, даже и не женщину, а моль дохлую,- стоит, вертит веером и смотрит пронзительно.
Тетушка немедленно же разинула рот и "села на ноги".
- Федоси,- пискливым голосом сказала ей та, черноватая,- не узнаешь меня, моя милая?..
Тетушка еще сильнее села, уперлась ногами и глядела на пустую раму от портрета. Когда же Прасковья Павловна приблизилась на шаг, тетушка подняла руку с крестным знаменьем...
- Ну, чего страшиться, Федосья Ивановна, все это очень просто,- с досадою сказал Алексей Алексеевич,- эта дама - плод чародейства графа Феникса: идите и распорядитесь насчет еды...
Морщась, как от изжоги, он подошел к двери в сад, оперся локтем о притолоку и стал глядеть на полянку, залитую лунным светом. Он слышал затем, как тетушка забормотала молитву, сорвалась с места и утиной рысью выбежала из комнаты, как злобно захихикала вслед ей Прасковья Павловна, как в доме началась испуганная беготня и шепот. Но он не оборачивался и с тоскливой мукой глядел на освещенные окна флигеля.
В комнате зазвенела посуда,- это Фимка накрывала столик, расставляла судки и тарелки и, втягивая голову в плечи, с ужасом все время косилась через плечо.
Прасковья Павловна села к столу и сказала Фимке:
- Раба, что в этом судке?
- Сморчки, матушка барыня.
- Положи.
Фимка подала грибы и стала за стулом, закрыв передником рот. Прасковья Павловна откушала и велела положить себе лапши.
- Дурно служишь,- сказала она, принимая тарелку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10