- Хоть ты и девка деревенская, а служить должна жеманно.
- Буду стараться, матушка барыня.
- Приседай, говоря с госпожою! - Прасковья Павловна впилась в нее темными глазами и вдруг стукнула ложкой по столу.- Раба, присядь!.. Ногу правую подворачивай... На стороны, на спину не вались... Подол держи... Улыбайся... Слащавее...
Алексей Алексеевич с отвращением глядел на эту сцену.
- Оставьте девку в покое,- наконец сказал он.- Фимка, убирайся.
Прасковья Павловна, держа в руке ложку, с удивлением оглянулась на него, дернула плечиком:
- Алексис, мой друг, не вы, я здесь госпожа. Эту же девку велю высечь, чтобы вразумительнее понимала науку...
Кровь бешенства хлынула в глаза Алексею Алексеевичу, но он сдержался и вышел в сад.
14
Алексей Алексеевич, засунув глубоко руки в карманы камзола, шел по поляне,- росой замочило ему чулки до колен, в голове рождались бешеные мысли. Бежать? Утопиться? Убить ее? Убить графа? Убиться самому?.. Но мысли, вспыхнув, пресекались,- он чувствовал, что погиб; проклятое существо впилось в него, как паук, и, кто знает, какой еще страшной властью обладает оно?
- Сам, сам накликал,- бормотал он,- вызвал из небытия мечту, плод бессонной ночи... Гнусным чародейством построили ей тело. Горячечное воображение не придумает подобной пакости...
Алексей Алексеевич остановился и отер холодный пот со лба... "А вдруг это только сон? Ущипну себя и проснусь в чистой постели свежим утром... Увижу лужок, гусей, простую девку с граблями..."
В тоске он замотал головой, поднял глаза. Луна высоко стояла над садом, и мглистые облачка скрадывали ее свет. С речки доносилось унылое уханье лягушек...
В это время в тишине сада раздался резкий и тонкий голос Прасковьи Павловны, она звала: "Алексис!" Не отвечая, он только топнул ногой; идти на зов - нельзя, бежать было постыдно. Он увидал приближающиеся к нему три фигуры: Маргадона, Калиостро и Прасковьи Павловны. Она подошла первой и крикнула злобно:
- Все знаю, голубчик! Я-то думала - вид рассеянный и дерзкие слова от любовной причуды. А у вас другая на уме. Слышите, другой около себя не потерплю!, г
- Ай-ай-ай! - проговорил Калиостро, приближаясь.- Я-то старался до седьмого пота, а вы, сударь, нос от нее воротите.
- Любовник перекидчивый,-взвизгнула Прасковья Павловна,- на цепь вас велю посадить в подполье.
- Нет, сударыня, на цепь его сажать не годится,- ответил Калиостро,- а вы, сударь, не упрямьтесь, домой нужно идти,- барыня спать хочет, и одной ей ложиться в кровать прискорбно.
Давешнее оцепенение снова овладело Алексеем Алексеевичем, он вздохнул и поплелся к дому, увлекаемый под руку Прасковьей Павловной. Но уже у самых дверей он обернулся и увидел в окне флигеля на занавесе женскую тень. Он рванулся и закричал: "Мария!" Но сзади его подхватил Маргадон, втолкнул в комнату и запер стеклянную дверь.
Алексей Алексеевич вскрикнул потому, что словно пелена спала у него с глаз: он понял, в чем спасение. Оставшись с Прасковьей Павловной наедине, он закурил трубку, сел на книжную лесенку и сделал вид, будто слушает. Прасковья Павловна грозилась сгноить его на цепи, кричала, что весь дом против нее и завтра же она выкинет на двор рухлядишку Федосьи Ивановны, выдерет Фимке волосы, перепорет всю дворню, наведет свои порядки...
Алексей Алексеевич ждал, когда она устанет кричать, но у нее злости не убавлялось. Он слушал ее и не слышал,- сердце его часто билось. Он решил действовать. Выколотил трубку и - встал, потянулся.
- Все это мелочи,- проговорил он, зевая,- идемте спать.
Прасковья Павловна сейчас же оборвала поток слов и изумленно, радостно усмехнулась запекшимися губами. Алексей Алексеевич взял со стола зажженный канделябр и отогнул в арке занавес, пропуская вперед себя Прасковью Павловну. Когда же она прошла, он поднес горящие свечи к занавесу, и алый бархат его мгновенно был охвачен огнем.
- Пожар! - не своим голосом закричал Алексей Алексеевич, швыряя канделябр, и побежал по длинной галерее, загибающей к флигелю, где были гости.
Один только раз он приостановился, обернулся и видел, как Прасковья Павловна, вскрикивая, срывала худыми руками пылающий занавес. Когда в дали галереи послышались голоса и топот ног, Алексей Алексеевич прыгнул к окну и прижался к его глубокой нише.
15
Мимо него пробежали с испуганными восклицаниями Маргадон в развевающемся халате и Калиостро в ночном колпаке, в пестрой длинной рубахе и без панталон. Они скрылись за поворотом, откуда валил дым. Тогда Алексей Алексеевич бросился к флигелю, куда вела одна дверь со стороны галереи, другая открывалась прямо в сад. Там-то он и увидел Марию, стоявшую на пороге. Она была в белой шали, накинутой поверх платья, и в чепчике. Алексей Алексеевич распахнул окно, выскочил из галереи в сад и подбежал к молодой женщине.
- Мария,- проговорил он, складывая руки на груди,- скажите одно только слово... Подождите... Если - нет, я погиб... Если - да, я жив, жив вечно... Скажите- любите вы меня?
У нее вырвался легкий короткий крик, она подняла руки, обвила ими шею Алексея Алексеевича и с откинутой головой, с льющимися слезами, глядя сквозь слезы в глаза ему, проговорила взволнованно:
- Люблю вас.
И когда она сказала эти слова, с него спали чары: сердце растопилось, горячие волны крови зашумели по жилам, радостно вдохнул он воздух ночи и благоухание юного тела Марии, взял в ладони ее заплаканное лицо и поцеловал в глаза.
- Мария, бегите этой аллеей до пруда, ждите меня с беседке. Не забудьте - когда вы перейдете мостик, дерните за цепь, и он поднимется... Там вы будете в безопасности...
Мария кивнула головой в знак того, что все поняла, и, придерживая платье, быстро пошла по указанному направлению, обернулась, усмехнулась радостно и скрылась в густой тени аллеи.
Тогда Алексей Алексеевич вытащил из ножен шпагу и кинулся в дом через балконные двери.
Сбив с ног Фимку, решительно отстранив Федосью Ивановну, повисшую было на его руке, растолкав перепуганную челядь, он вбежал в библиотеку. Комната была полна дыма. Пять свечей второго канделябра едва-едва коптяще-красными язычками освещали разбросанные по всему полу книги из повалившегося шкафа, Маргадона, который топтал тлеющий ковер, и Калиостро, присевшего у кресла, и в кресле скорченное, с темными ребрами, существо, едва прикрытое лохмотьями обгоревшего платья. При виде Алексея Алексеевича оно зашипело, сорвалось с кресла и устремилось ему навстречу. Но он, вскрикнув, вытянул перед собой шпагу, и оно, с воплем отчаяния и злобы, отшатнулось о г устремленного на него лезвия, кинулось в глубь комнаты и исчезло за книжными шкафами.
В то же время Калиостро, загородившись креслом, делал Маргадону знаки. Эфиоп оставил топтать ковер и стал сбоку приближаться к Алексею Алексеевичу, вытягивая нож из-за пояса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
- Буду стараться, матушка барыня.
- Приседай, говоря с госпожою! - Прасковья Павловна впилась в нее темными глазами и вдруг стукнула ложкой по столу.- Раба, присядь!.. Ногу правую подворачивай... На стороны, на спину не вались... Подол держи... Улыбайся... Слащавее...
Алексей Алексеевич с отвращением глядел на эту сцену.
- Оставьте девку в покое,- наконец сказал он.- Фимка, убирайся.
Прасковья Павловна, держа в руке ложку, с удивлением оглянулась на него, дернула плечиком:
- Алексис, мой друг, не вы, я здесь госпожа. Эту же девку велю высечь, чтобы вразумительнее понимала науку...
Кровь бешенства хлынула в глаза Алексею Алексеевичу, но он сдержался и вышел в сад.
14
Алексей Алексеевич, засунув глубоко руки в карманы камзола, шел по поляне,- росой замочило ему чулки до колен, в голове рождались бешеные мысли. Бежать? Утопиться? Убить ее? Убить графа? Убиться самому?.. Но мысли, вспыхнув, пресекались,- он чувствовал, что погиб; проклятое существо впилось в него, как паук, и, кто знает, какой еще страшной властью обладает оно?
- Сам, сам накликал,- бормотал он,- вызвал из небытия мечту, плод бессонной ночи... Гнусным чародейством построили ей тело. Горячечное воображение не придумает подобной пакости...
Алексей Алексеевич остановился и отер холодный пот со лба... "А вдруг это только сон? Ущипну себя и проснусь в чистой постели свежим утром... Увижу лужок, гусей, простую девку с граблями..."
В тоске он замотал головой, поднял глаза. Луна высоко стояла над садом, и мглистые облачка скрадывали ее свет. С речки доносилось унылое уханье лягушек...
В это время в тишине сада раздался резкий и тонкий голос Прасковьи Павловны, она звала: "Алексис!" Не отвечая, он только топнул ногой; идти на зов - нельзя, бежать было постыдно. Он увидал приближающиеся к нему три фигуры: Маргадона, Калиостро и Прасковьи Павловны. Она подошла первой и крикнула злобно:
- Все знаю, голубчик! Я-то думала - вид рассеянный и дерзкие слова от любовной причуды. А у вас другая на уме. Слышите, другой около себя не потерплю!, г
- Ай-ай-ай! - проговорил Калиостро, приближаясь.- Я-то старался до седьмого пота, а вы, сударь, нос от нее воротите.
- Любовник перекидчивый,-взвизгнула Прасковья Павловна,- на цепь вас велю посадить в подполье.
- Нет, сударыня, на цепь его сажать не годится,- ответил Калиостро,- а вы, сударь, не упрямьтесь, домой нужно идти,- барыня спать хочет, и одной ей ложиться в кровать прискорбно.
Давешнее оцепенение снова овладело Алексеем Алексеевичем, он вздохнул и поплелся к дому, увлекаемый под руку Прасковьей Павловной. Но уже у самых дверей он обернулся и увидел в окне флигеля на занавесе женскую тень. Он рванулся и закричал: "Мария!" Но сзади его подхватил Маргадон, втолкнул в комнату и запер стеклянную дверь.
Алексей Алексеевич вскрикнул потому, что словно пелена спала у него с глаз: он понял, в чем спасение. Оставшись с Прасковьей Павловной наедине, он закурил трубку, сел на книжную лесенку и сделал вид, будто слушает. Прасковья Павловна грозилась сгноить его на цепи, кричала, что весь дом против нее и завтра же она выкинет на двор рухлядишку Федосьи Ивановны, выдерет Фимке волосы, перепорет всю дворню, наведет свои порядки...
Алексей Алексеевич ждал, когда она устанет кричать, но у нее злости не убавлялось. Он слушал ее и не слышал,- сердце его часто билось. Он решил действовать. Выколотил трубку и - встал, потянулся.
- Все это мелочи,- проговорил он, зевая,- идемте спать.
Прасковья Павловна сейчас же оборвала поток слов и изумленно, радостно усмехнулась запекшимися губами. Алексей Алексеевич взял со стола зажженный канделябр и отогнул в арке занавес, пропуская вперед себя Прасковью Павловну. Когда же она прошла, он поднес горящие свечи к занавесу, и алый бархат его мгновенно был охвачен огнем.
- Пожар! - не своим голосом закричал Алексей Алексеевич, швыряя канделябр, и побежал по длинной галерее, загибающей к флигелю, где были гости.
Один только раз он приостановился, обернулся и видел, как Прасковья Павловна, вскрикивая, срывала худыми руками пылающий занавес. Когда в дали галереи послышались голоса и топот ног, Алексей Алексеевич прыгнул к окну и прижался к его глубокой нише.
15
Мимо него пробежали с испуганными восклицаниями Маргадон в развевающемся халате и Калиостро в ночном колпаке, в пестрой длинной рубахе и без панталон. Они скрылись за поворотом, откуда валил дым. Тогда Алексей Алексеевич бросился к флигелю, куда вела одна дверь со стороны галереи, другая открывалась прямо в сад. Там-то он и увидел Марию, стоявшую на пороге. Она была в белой шали, накинутой поверх платья, и в чепчике. Алексей Алексеевич распахнул окно, выскочил из галереи в сад и подбежал к молодой женщине.
- Мария,- проговорил он, складывая руки на груди,- скажите одно только слово... Подождите... Если - нет, я погиб... Если - да, я жив, жив вечно... Скажите- любите вы меня?
У нее вырвался легкий короткий крик, она подняла руки, обвила ими шею Алексея Алексеевича и с откинутой головой, с льющимися слезами, глядя сквозь слезы в глаза ему, проговорила взволнованно:
- Люблю вас.
И когда она сказала эти слова, с него спали чары: сердце растопилось, горячие волны крови зашумели по жилам, радостно вдохнул он воздух ночи и благоухание юного тела Марии, взял в ладони ее заплаканное лицо и поцеловал в глаза.
- Мария, бегите этой аллеей до пруда, ждите меня с беседке. Не забудьте - когда вы перейдете мостик, дерните за цепь, и он поднимется... Там вы будете в безопасности...
Мария кивнула головой в знак того, что все поняла, и, придерживая платье, быстро пошла по указанному направлению, обернулась, усмехнулась радостно и скрылась в густой тени аллеи.
Тогда Алексей Алексеевич вытащил из ножен шпагу и кинулся в дом через балконные двери.
Сбив с ног Фимку, решительно отстранив Федосью Ивановну, повисшую было на его руке, растолкав перепуганную челядь, он вбежал в библиотеку. Комната была полна дыма. Пять свечей второго канделябра едва-едва коптяще-красными язычками освещали разбросанные по всему полу книги из повалившегося шкафа, Маргадона, который топтал тлеющий ковер, и Калиостро, присевшего у кресла, и в кресле скорченное, с темными ребрами, существо, едва прикрытое лохмотьями обгоревшего платья. При виде Алексея Алексеевича оно зашипело, сорвалось с кресла и устремилось ему навстречу. Но он, вскрикнув, вытянул перед собой шпагу, и оно, с воплем отчаяния и злобы, отшатнулось о г устремленного на него лезвия, кинулось в глубь комнаты и исчезло за книжными шкафами.
В то же время Калиостро, загородившись креслом, делал Маргадону знаки. Эфиоп оставил топтать ковер и стал сбоку приближаться к Алексею Алексеевичу, вытягивая нож из-за пояса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10