Затем он вернул шлем на место и вновь принялся вышагивать по комнате.
Когда в дверь постучали, он решил, что это сигнал. Он подхватил меч и протянул руку к щеколде, но дверь вдруг отворилась сама собой. Вошел Гарет.
— Можно?
— Гарет!
Ланселот окинул его удивленным взглядом и без особого восторга сказал:
— Заходи. Рад тебя видеть.
— Ланселот, я пришел предупредить тебя.
Вглядевшись в Гарета, старик усмехнулся.
— Силы благие! — сказал он. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Напротив, все очень серьезно.
— Так заходи же и прикрой дверь.
— Ланселот, это касается Королевы. Я не знаю, с чего начать.
— Ну, тогда и не начинай.
И взяв своего молодого друга за плечи, он принялся разворачивать его лицом к выходу.
— Очень мило, что ты хотел меня предупредить, — говорил он, стискивая плечи Гарета, — но вряд ли ты сможешь поведать что-либо, мне еще неизвестное.
— Ах, Ланселот, ты ведь знаешь, я на все готов, чтобы тебе помочь. Я и представить себе не могу, что скажут братья, когда услышат, что я побывал у тебя. Но я не мог стоять в стороне.
— Да в чем дело-то?
Он приостановился, чтобы еще раз вглядеться в Гарета.
— В Мордреде с Агравейном. Они ненавидят тебя. Вернее, Агравейн ненавидит. Зависть его заела. Мордред больше ненавидит Артура. Мы изо всех сил старались их удержать, но они не слушают. Гавейн сказал, что вообще не желает иметь с этим ничего общего, ни с той, ни с другой стороны, а Гахерису всегда было трудно принять какое-нибудь решение. Вот и пришлось прийти мне. Я не мог не прийти, даже против воли моих братьев и моего клана, потому что я обязан тебе всем и не могу допустить, чтобы это случилось.
— Мой бедный Гарет! Надо же, до какого состояния ты себя довел!
— Они были у Короля и прямо сказали ему, что ты… что ты ходишь к Королеве в опочивальню. Мы пытались им помешать и не стали задерживаться там, не хотели их слушать, но именно это они и сказали.
Ланселот выпустил его плечо и сделал два шага по комнате.
— Не расстраивайся, — сказал он. — Многие и прежде говорили об этом, да ничего из того не вышло. Пошумят и забудут.
— Только не теперь. Я просто чувствую это, нутром.
— Чепуха.
— Это не чепуха, Ланселот. Они ненавидят тебя. На сей раз они не решатся на поединок, потому что помнят Мелиагранса. Они слишком коварны. Они попытаются заманить тебя в западню. И подберутся к тебе так, что ты и не заметишь.
Но старый воин лишь улыбнулся и похлопал его по спине.
— У тебя воображение разыгралось, — объявил он. — Отправляйся к себе, друг мой, ляг в постель и забудь обо всем. Очень мило, что ты пришел, но теперь — иди домой, успокойся, выспись как следует. Если бы Король желал скандала, он ни за что не уехал бы на охоту.
Гарет покусывал пальцы, собираясь с духом, чтобы высказаться прямо. Наконец он решился:
— Прошу тебя, не ходи к Королеве сегодня. Ланселот приподнял одну из своих удивительных бровей, но затем передумал — и опустил.
— Почему вдруг?
— Я уверен, что это ловушка. Я уверен, что Король нарочно уехал на ночь, чтобы ты пришел к ней, и значит, Агравейн будет там, чтобы тебя поймать.
— Артур никогда бы такого не сделал.
— Но ведь сделал же.
— Чепуха. За тобой еще нянька ходила, а я уже знал Артура, — он такого не сделает.
— И все же это рискованно.
— Если это рискованно, что ж, насладимся риском.
— Прошу тебя!
На сей раз рука Ланселота легла Гарету несколько ниже спины и уже всерьез подтолкнула его к выходу.
— Вот что, мой милый кухонный паж, послушай меня. Во-первых, я знаю Артура; во-вторых, я знаю Агравейна. Ты полагаешь, я могу испугаться его?
— Но ведь предательство».
— Гарет, однажды, когда я был еще молод, мне повстречалась дама, гнавшаяся за кречетом, который порвал поводки. Остатки их зацепились за дерево, и птица повисла на его верхушке. Дама уговорила меня влезть на дерево и снять ее кречета. Лазить по деревьям я никогда особенно не умел. А когда я долез доверху и освободил птицу, явился во всеоружии муж этой дамы, намереваясь отрубить мне голову. Вся затея с кречетом оказалась западней, они хотели вытащить меня из доспехов, так чтобы мне оставалось рассчитывать лишь на его милосердие. Я сидел на дереве в одной рубашке, даже без кинжала.
— И что же?
— Да то, что я огрел его суком по башке. А он был мужчиной почище бедного старого Агравейна, пусть даже мы оба с тех веселых времен обзавелись ревматизмом.
— Я знаю, что ты способен справиться с Агравейном. Но представь, что он приведет с собой вооруженную банду.
— Никого он не приведет.
— Приведет.
Шорох донесся от двери, кто-то легонько поскреб ее. Это могла быть и мышь, но глаза Ланселота мгновенно затуманились.
— А приведет, — коротко сказал он, — значит, придется драться с бандой. Только это воображаемая ситуация.
— Ты бы не мог сегодня остаться здесь?
Они уже подошли к двери, и слова королевского капитана прозвучали гораздо решительнее.
— Послушай, — сказал он, — если тебе так уж нужно знать, Королева послала за мной. Вряд ли я могу отказать, когда за мной посылают, верно?
— Выходит, я напрасно изменил Древнему Люду?
— Нет, не напрасно. Всякий, кто узнал бы об этом, только похвалил бы тебя за отвагу. Но Артуру мы можем верить.
— И ты пойдешь, несмотря ни на что?
— Да, мой кухонный паж, и прямо сию минуту. Боже правый, да не делай ты такого трагического лица. Предоставь это занятие мерзавцам, которые в нем поднаторели, а сам беги домой и ложись спать.
— Это значит, прощай.
— Глупости, это значит — спокойной ночи. И что самое главное — Королева ждет.
Старик перебросил мантию через плечо, — легко, словно он еще пребывал в расцвете юношеских сил. Он поднял щеколду и постоял в проеме двери, пытаясь вспомнить, что он забыл.
— Если б я только мог тебя удержать!
— Увы, этого ты не можешь.
Выбросив из головы весь разговор, он шагнул во тьму коридора и исчез. Он и вправду забыл кое-что — свой меч.
7
В пышной своей спальне окруженная горящими свечами Гвиневера ждала Ланселота, расчесывая поседевшие волосы. Она выглядела на удивление красивой, — не как кинозвезда, но как женщина, отрастившая душу. Гвиневера напевала. Это был гимн — ни больше ни меньше, — прекрасный «Veni, Sancte Spiritus», написанный, как полагают, Папой.
Пламя свечей, спокойно вздымаясь в ночном воздухе, отражалось в золотых львятах, которыми было усеяно синее покрывало кровати. Узоры из граненых страз поблескивали на гребнях и щетках. Большой жестяной сундук покрывали эмалевые изображения ангелов и святых. На стенах лучились мягкими складками парчовые драпировки, а на полу — достойная порицания, безоглядная роскошь — лежал настоящий ковер. Люди, которым случалось ступать на него, робели, поскольку ковры изначально предназначались не для полов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Когда в дверь постучали, он решил, что это сигнал. Он подхватил меч и протянул руку к щеколде, но дверь вдруг отворилась сама собой. Вошел Гарет.
— Можно?
— Гарет!
Ланселот окинул его удивленным взглядом и без особого восторга сказал:
— Заходи. Рад тебя видеть.
— Ланселот, я пришел предупредить тебя.
Вглядевшись в Гарета, старик усмехнулся.
— Силы благие! — сказал он. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Напротив, все очень серьезно.
— Так заходи же и прикрой дверь.
— Ланселот, это касается Королевы. Я не знаю, с чего начать.
— Ну, тогда и не начинай.
И взяв своего молодого друга за плечи, он принялся разворачивать его лицом к выходу.
— Очень мило, что ты хотел меня предупредить, — говорил он, стискивая плечи Гарета, — но вряд ли ты сможешь поведать что-либо, мне еще неизвестное.
— Ах, Ланселот, ты ведь знаешь, я на все готов, чтобы тебе помочь. Я и представить себе не могу, что скажут братья, когда услышат, что я побывал у тебя. Но я не мог стоять в стороне.
— Да в чем дело-то?
Он приостановился, чтобы еще раз вглядеться в Гарета.
— В Мордреде с Агравейном. Они ненавидят тебя. Вернее, Агравейн ненавидит. Зависть его заела. Мордред больше ненавидит Артура. Мы изо всех сил старались их удержать, но они не слушают. Гавейн сказал, что вообще не желает иметь с этим ничего общего, ни с той, ни с другой стороны, а Гахерису всегда было трудно принять какое-нибудь решение. Вот и пришлось прийти мне. Я не мог не прийти, даже против воли моих братьев и моего клана, потому что я обязан тебе всем и не могу допустить, чтобы это случилось.
— Мой бедный Гарет! Надо же, до какого состояния ты себя довел!
— Они были у Короля и прямо сказали ему, что ты… что ты ходишь к Королеве в опочивальню. Мы пытались им помешать и не стали задерживаться там, не хотели их слушать, но именно это они и сказали.
Ланселот выпустил его плечо и сделал два шага по комнате.
— Не расстраивайся, — сказал он. — Многие и прежде говорили об этом, да ничего из того не вышло. Пошумят и забудут.
— Только не теперь. Я просто чувствую это, нутром.
— Чепуха.
— Это не чепуха, Ланселот. Они ненавидят тебя. На сей раз они не решатся на поединок, потому что помнят Мелиагранса. Они слишком коварны. Они попытаются заманить тебя в западню. И подберутся к тебе так, что ты и не заметишь.
Но старый воин лишь улыбнулся и похлопал его по спине.
— У тебя воображение разыгралось, — объявил он. — Отправляйся к себе, друг мой, ляг в постель и забудь обо всем. Очень мило, что ты пришел, но теперь — иди домой, успокойся, выспись как следует. Если бы Король желал скандала, он ни за что не уехал бы на охоту.
Гарет покусывал пальцы, собираясь с духом, чтобы высказаться прямо. Наконец он решился:
— Прошу тебя, не ходи к Королеве сегодня. Ланселот приподнял одну из своих удивительных бровей, но затем передумал — и опустил.
— Почему вдруг?
— Я уверен, что это ловушка. Я уверен, что Король нарочно уехал на ночь, чтобы ты пришел к ней, и значит, Агравейн будет там, чтобы тебя поймать.
— Артур никогда бы такого не сделал.
— Но ведь сделал же.
— Чепуха. За тобой еще нянька ходила, а я уже знал Артура, — он такого не сделает.
— И все же это рискованно.
— Если это рискованно, что ж, насладимся риском.
— Прошу тебя!
На сей раз рука Ланселота легла Гарету несколько ниже спины и уже всерьез подтолкнула его к выходу.
— Вот что, мой милый кухонный паж, послушай меня. Во-первых, я знаю Артура; во-вторых, я знаю Агравейна. Ты полагаешь, я могу испугаться его?
— Но ведь предательство».
— Гарет, однажды, когда я был еще молод, мне повстречалась дама, гнавшаяся за кречетом, который порвал поводки. Остатки их зацепились за дерево, и птица повисла на его верхушке. Дама уговорила меня влезть на дерево и снять ее кречета. Лазить по деревьям я никогда особенно не умел. А когда я долез доверху и освободил птицу, явился во всеоружии муж этой дамы, намереваясь отрубить мне голову. Вся затея с кречетом оказалась западней, они хотели вытащить меня из доспехов, так чтобы мне оставалось рассчитывать лишь на его милосердие. Я сидел на дереве в одной рубашке, даже без кинжала.
— И что же?
— Да то, что я огрел его суком по башке. А он был мужчиной почище бедного старого Агравейна, пусть даже мы оба с тех веселых времен обзавелись ревматизмом.
— Я знаю, что ты способен справиться с Агравейном. Но представь, что он приведет с собой вооруженную банду.
— Никого он не приведет.
— Приведет.
Шорох донесся от двери, кто-то легонько поскреб ее. Это могла быть и мышь, но глаза Ланселота мгновенно затуманились.
— А приведет, — коротко сказал он, — значит, придется драться с бандой. Только это воображаемая ситуация.
— Ты бы не мог сегодня остаться здесь?
Они уже подошли к двери, и слова королевского капитана прозвучали гораздо решительнее.
— Послушай, — сказал он, — если тебе так уж нужно знать, Королева послала за мной. Вряд ли я могу отказать, когда за мной посылают, верно?
— Выходит, я напрасно изменил Древнему Люду?
— Нет, не напрасно. Всякий, кто узнал бы об этом, только похвалил бы тебя за отвагу. Но Артуру мы можем верить.
— И ты пойдешь, несмотря ни на что?
— Да, мой кухонный паж, и прямо сию минуту. Боже правый, да не делай ты такого трагического лица. Предоставь это занятие мерзавцам, которые в нем поднаторели, а сам беги домой и ложись спать.
— Это значит, прощай.
— Глупости, это значит — спокойной ночи. И что самое главное — Королева ждет.
Старик перебросил мантию через плечо, — легко, словно он еще пребывал в расцвете юношеских сил. Он поднял щеколду и постоял в проеме двери, пытаясь вспомнить, что он забыл.
— Если б я только мог тебя удержать!
— Увы, этого ты не можешь.
Выбросив из головы весь разговор, он шагнул во тьму коридора и исчез. Он и вправду забыл кое-что — свой меч.
7
В пышной своей спальне окруженная горящими свечами Гвиневера ждала Ланселота, расчесывая поседевшие волосы. Она выглядела на удивление красивой, — не как кинозвезда, но как женщина, отрастившая душу. Гвиневера напевала. Это был гимн — ни больше ни меньше, — прекрасный «Veni, Sancte Spiritus», написанный, как полагают, Папой.
Пламя свечей, спокойно вздымаясь в ночном воздухе, отражалось в золотых львятах, которыми было усеяно синее покрывало кровати. Узоры из граненых страз поблескивали на гребнях и щетках. Большой жестяной сундук покрывали эмалевые изображения ангелов и святых. На стенах лучились мягкими складками парчовые драпировки, а на полу — достойная порицания, безоглядная роскошь — лежал настоящий ковер. Люди, которым случалось ступать на него, робели, поскольку ковры изначально предназначались не для полов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40