В дальнем углу просторной залы
образовался огромный камин с мраморной каминной доской, на которой
добросовестно тикали серебряные швейцарские часы и стройно, как
солдатики, вытянулись два канделябра - тоже серебряные, тяжелые,
массивные, но очень изысканные. Трещали березовые поленья, и воздух
постепенно наполнялся тягучим ароматом смолы и бересты.
Все остальное убранство было под стать: и низкие уютные диванчики;
и, конечно же, баснословных денег кабинетный белый беккеровский
рояль; и резные дубовые двери, ведущие из гостиной в другие комнаты
этого просторного дома; и хрустальные жирандоли, тихо и радостно
звеневшие на легчайшем сквозняке, пробиравшемся из распахнутого
окна; и черного дерева инкрустированный сверкающий паркет, на
котором все еще возлежал несколько ошалевший от подобных перемен
Боболониус.
Яшмовая колонка - пьедестал, где внезапно очутился пенат Гораций
Фигул, появилась в ту самую секунду, когда раздался звонок в двери.
- Неужели это они? - прошептала Алиса Сигизмундовна.
***
Такого потрясающего дома Тэтэ и Димыч не видели ни разу в своей
жизни - ни наяву, ни во сне. Все им здесь было мило и по сердцу, все
радовало глаз и грело душу, все восхищало и изумляло. Все и с первой
же секунды.
Они только успели крепко поцеловаться и прошептать: "Я тебя люблю",
и "Я тебя тоже люблю", - прежде, чем надавить кнопку звонка.
Когда им открыл дверь высокий и стройный, абсолютно белый, как лунь,
человек, которого стариком и в мыслях называть было непозволительно,
у Тэтэ глаза широко раскрылись и сделались круглые и большие, как
голубые мячики - такие симпатичные, что хотелось что-нибудь этакое
отколоть, чтобы она так и продолжала удивляться. Хозяин дома был
одет по несуществующей ныне моде, и, надо заметить, что шелковая
рубаха с пышной белой пеной брабантских кружев на манжетах и
воротнике, и бархатная домашняя куртка густого вишневого цвета,
расшитая серебром, и бархатные же брюки со штрипками шли ему
чрезвычайно. У него оказались пронзительные ореховые глаза, точеный
нос с аристократической горбинкой и ослепительно-белые усы. Его
легко было представить себе в шляпе с перьями и со шпагой на боку,
но совершенно невозможно вообразить в троллейбусе либо в очереди за
пенсией. Хозяин улыбнулся, обнажив ровные и крепкие зубы:
- Прошу, прошу, проходите, молодые люди. Разрешите представиться,
я Себастьян Тарасович Бубырчик. Вы ведь, конечно, по объявлению?
- Ну, да, - смешался Димыч. Но тут же взял себя в руки, коротко
поклонился и отрекомендовался, - Дмитрий Сергеевич Иловайский. А это
моя супруга - Татьяна. Для друзей можно просто - Тэтэ.
- Очень приятно, очень приятно, - сказал Себастьян Тарасович,
приглашая их войти.
- Какая красота! - не удержалась Тэтэ.
- Вам нравится? - сощурил правый глаз Себастьен. - Что ж, это просто
прекрасно. Тогда мы с вами соорудим кофейку с пирожными и поговорим
о том, что нас взаимно интересует. Вы выясните для себя, согласны ли
вы мириться с некоторыми моими причудами и ... скажем так,
особенностями моего дома; а я, со своей стороны, увижу, годитесь ли
вы нам в компаньоны. Хотя какое-то мнение я уже составил, не скрою.
Тэтэ хотела спросить, что имел в виду Себастьян, когда говорил
"нам", но решила не вылазить со своим любопытством и не торопиться.
Ей очень хотелось понравиться хозяину дома сразу по двум причинам:
во-первых, она уже была больна этим домом, где все, словно по
волшебству, было именно так, как грезилось ей в самых сладких, самых
невероятных мечтах; а, во-вторых, и сам Себастьян Тарасович произвел
на нее неизгладимое впечатление. Нравиться такому мужчине - труд
нелегкий, но весьма и весьма благодарный. Женщина, которая заслужила
его благосклонность, навсегда останется королевой.
Они шли по бесконечным коридорам, и Себастьян Тарасович гостеприимно
распахивал перед ними абсолютно все двери. Правда, то, что он
говорил, Димычу - как все мужчины менее романтичному - показалось
слегка странным, но он, как и Тэтэ, решил пока не высовываться.
- Так, так, - приговаривал старик. - Что у нас тут? О! Кабинет.
Прекрасный кабинет. И одновременно библиотека.
О такой библиотеке мечтают все. Нет такого человека, который не
мечтал бы о подобной библиотеке - с высоченными, под самый потолок,
книжными шкафами, забитыми пухлыми фолиантами в кожаном переплете с
серебряными застежками; энциклопедиями и словарями; альбомами и
буклетами; яркими современными книгами в блестящих обложках и
редчайшими старыми томиками. О библиотеке со стремянкой, с настоящим
письменным столом, на котором один только письменный прибор хватал
за душу и уже ее не отпускал никогда; со старинным глобусом на
бронзовой витой подставке, расписанном левиафанами и морскими
змеями, парусниками и замками, китами, дельфинами, тритонами и
наядами. С уютной лампой с зеленым абажуром. С крохотным кофейным
столиком перед глубоким креслом, где можно отдыхать с книгой в руке.
С огромным аквариумом, в котором рыбки, словно капельки радуги,
сновали среди развалин гранитного замка, между раковин и водорослей,
над равнинами золотистого песка. С фикусом в кадке, помнящим, верно,
еще французскую революцию... И ведь это было только начало.
Перед ошеломленными молодыми людьми мелькали комнаты, которых просто
не могло быть: уютные, изысканно и со вкусом обставленные, тихие и
просторные. А главное - созданные ими и только ими, потому что таких
совпадений не бывает в природе.
Наконец они добрели до кухни, окончательно убившей Тэтэ, но уже
оставившей равнодушной Димыча, который только разумом сумел понять,
что это тоже более чем, и уселись за стол. На столе уже дымился
кофейник, и стояли три крохотные фарфоровые чашки - черные,
расписанные красными драконами, и огромное блюдо с пирожными, при
взгляде на которое все трое стали немедленно истекать слюной.
Молодые люди предпочли не задумываться всерьез над тем, как и когда
хозяин успел приготовить именно три прибора? Еще одна случайность?
Или у него просто есть экономка? С другой стороны, человек, имеющий
достаточно денег, чтобы содержать такой дом, не должен нуждаться в
компаньонах.
Грустно признавать, но что ж поделаешь - жизнь заставила и Тэтэ, и
Димыча, часто задумываться именно о таких глупостях и совершенно
пустых вещах. И кому удалось избежать подобного несчастья, может со
спокойной совестью отложить эту рукопись - все равно ничего нового в
ней он для себя не отыщет.
- Итак, - радушно сказал Себастьян Тарасович, когда все разместились
и приступили к кофепитию. - Теперь о главном.
1 2 3 4 5 6 7
образовался огромный камин с мраморной каминной доской, на которой
добросовестно тикали серебряные швейцарские часы и стройно, как
солдатики, вытянулись два канделябра - тоже серебряные, тяжелые,
массивные, но очень изысканные. Трещали березовые поленья, и воздух
постепенно наполнялся тягучим ароматом смолы и бересты.
Все остальное убранство было под стать: и низкие уютные диванчики;
и, конечно же, баснословных денег кабинетный белый беккеровский
рояль; и резные дубовые двери, ведущие из гостиной в другие комнаты
этого просторного дома; и хрустальные жирандоли, тихо и радостно
звеневшие на легчайшем сквозняке, пробиравшемся из распахнутого
окна; и черного дерева инкрустированный сверкающий паркет, на
котором все еще возлежал несколько ошалевший от подобных перемен
Боболониус.
Яшмовая колонка - пьедестал, где внезапно очутился пенат Гораций
Фигул, появилась в ту самую секунду, когда раздался звонок в двери.
- Неужели это они? - прошептала Алиса Сигизмундовна.
***
Такого потрясающего дома Тэтэ и Димыч не видели ни разу в своей
жизни - ни наяву, ни во сне. Все им здесь было мило и по сердцу, все
радовало глаз и грело душу, все восхищало и изумляло. Все и с первой
же секунды.
Они только успели крепко поцеловаться и прошептать: "Я тебя люблю",
и "Я тебя тоже люблю", - прежде, чем надавить кнопку звонка.
Когда им открыл дверь высокий и стройный, абсолютно белый, как лунь,
человек, которого стариком и в мыслях называть было непозволительно,
у Тэтэ глаза широко раскрылись и сделались круглые и большие, как
голубые мячики - такие симпатичные, что хотелось что-нибудь этакое
отколоть, чтобы она так и продолжала удивляться. Хозяин дома был
одет по несуществующей ныне моде, и, надо заметить, что шелковая
рубаха с пышной белой пеной брабантских кружев на манжетах и
воротнике, и бархатная домашняя куртка густого вишневого цвета,
расшитая серебром, и бархатные же брюки со штрипками шли ему
чрезвычайно. У него оказались пронзительные ореховые глаза, точеный
нос с аристократической горбинкой и ослепительно-белые усы. Его
легко было представить себе в шляпе с перьями и со шпагой на боку,
но совершенно невозможно вообразить в троллейбусе либо в очереди за
пенсией. Хозяин улыбнулся, обнажив ровные и крепкие зубы:
- Прошу, прошу, проходите, молодые люди. Разрешите представиться,
я Себастьян Тарасович Бубырчик. Вы ведь, конечно, по объявлению?
- Ну, да, - смешался Димыч. Но тут же взял себя в руки, коротко
поклонился и отрекомендовался, - Дмитрий Сергеевич Иловайский. А это
моя супруга - Татьяна. Для друзей можно просто - Тэтэ.
- Очень приятно, очень приятно, - сказал Себастьян Тарасович,
приглашая их войти.
- Какая красота! - не удержалась Тэтэ.
- Вам нравится? - сощурил правый глаз Себастьен. - Что ж, это просто
прекрасно. Тогда мы с вами соорудим кофейку с пирожными и поговорим
о том, что нас взаимно интересует. Вы выясните для себя, согласны ли
вы мириться с некоторыми моими причудами и ... скажем так,
особенностями моего дома; а я, со своей стороны, увижу, годитесь ли
вы нам в компаньоны. Хотя какое-то мнение я уже составил, не скрою.
Тэтэ хотела спросить, что имел в виду Себастьян, когда говорил
"нам", но решила не вылазить со своим любопытством и не торопиться.
Ей очень хотелось понравиться хозяину дома сразу по двум причинам:
во-первых, она уже была больна этим домом, где все, словно по
волшебству, было именно так, как грезилось ей в самых сладких, самых
невероятных мечтах; а, во-вторых, и сам Себастьян Тарасович произвел
на нее неизгладимое впечатление. Нравиться такому мужчине - труд
нелегкий, но весьма и весьма благодарный. Женщина, которая заслужила
его благосклонность, навсегда останется королевой.
Они шли по бесконечным коридорам, и Себастьян Тарасович гостеприимно
распахивал перед ними абсолютно все двери. Правда, то, что он
говорил, Димычу - как все мужчины менее романтичному - показалось
слегка странным, но он, как и Тэтэ, решил пока не высовываться.
- Так, так, - приговаривал старик. - Что у нас тут? О! Кабинет.
Прекрасный кабинет. И одновременно библиотека.
О такой библиотеке мечтают все. Нет такого человека, который не
мечтал бы о подобной библиотеке - с высоченными, под самый потолок,
книжными шкафами, забитыми пухлыми фолиантами в кожаном переплете с
серебряными застежками; энциклопедиями и словарями; альбомами и
буклетами; яркими современными книгами в блестящих обложках и
редчайшими старыми томиками. О библиотеке со стремянкой, с настоящим
письменным столом, на котором один только письменный прибор хватал
за душу и уже ее не отпускал никогда; со старинным глобусом на
бронзовой витой подставке, расписанном левиафанами и морскими
змеями, парусниками и замками, китами, дельфинами, тритонами и
наядами. С уютной лампой с зеленым абажуром. С крохотным кофейным
столиком перед глубоким креслом, где можно отдыхать с книгой в руке.
С огромным аквариумом, в котором рыбки, словно капельки радуги,
сновали среди развалин гранитного замка, между раковин и водорослей,
над равнинами золотистого песка. С фикусом в кадке, помнящим, верно,
еще французскую революцию... И ведь это было только начало.
Перед ошеломленными молодыми людьми мелькали комнаты, которых просто
не могло быть: уютные, изысканно и со вкусом обставленные, тихие и
просторные. А главное - созданные ими и только ими, потому что таких
совпадений не бывает в природе.
Наконец они добрели до кухни, окончательно убившей Тэтэ, но уже
оставившей равнодушной Димыча, который только разумом сумел понять,
что это тоже более чем, и уселись за стол. На столе уже дымился
кофейник, и стояли три крохотные фарфоровые чашки - черные,
расписанные красными драконами, и огромное блюдо с пирожными, при
взгляде на которое все трое стали немедленно истекать слюной.
Молодые люди предпочли не задумываться всерьез над тем, как и когда
хозяин успел приготовить именно три прибора? Еще одна случайность?
Или у него просто есть экономка? С другой стороны, человек, имеющий
достаточно денег, чтобы содержать такой дом, не должен нуждаться в
компаньонах.
Грустно признавать, но что ж поделаешь - жизнь заставила и Тэтэ, и
Димыча, часто задумываться именно о таких глупостях и совершенно
пустых вещах. И кому удалось избежать подобного несчастья, может со
спокойной совестью отложить эту рукопись - все равно ничего нового в
ней он для себя не отыщет.
- Итак, - радушно сказал Себастьян Тарасович, когда все разместились
и приступили к кофепитию. - Теперь о главном.
1 2 3 4 5 6 7