Если бы хотя бы его могила была здесь… Вмести с двумя другими мальчиками… Я бы по крайней мере знала…
— Его могилы здесь нет, потому что он жив! — прервал ее Карамон.
— Карамон, — печально возразила Тика. — Ты же слышал рассказ Даламара…
Палин вместе с Та-сом вошли в лабораторию, а обратно не вышли. Уже больше месяца от них ни слуху ни духу…
— Он жив! — повторил Карамон. — Я приготовлю нам по чашке тарбеанского чая, — добавил он и, поднявшись, направился в кухню. Тика знала, что теперь Карамону надо побыть одному, чтобы справиться с собой. Она вздохнула и огляделась вокруг, затем еще раз вздохнула и поднялась со скамьи. Войны, Черные Рыцари и злые драконы приходят и уходят, а грязную посуду все равно надо мыть.
Она начала собирать тарелки в стопки и внезапно услышала какой-то неясный звук.
Тика остановилась и, затаив дыхание, прислушалась. Ничего. Она попыталась припомнить, на что же был похож этот звук. Это было непросто, потому что из-за звяканья тарелок она слышала его неотчетливо. Больше всего он походил на звук тихих, крадущихся шагов. Подождав некоторое время, Тика решила, что ей показалось, а возможно, это просто прошла кошка. Она вернулась к прерванному занятию, и когда, собрав большую стопку тарелок, направилась в кух-ню, услышала скребущий звук металла по дереву. Повернувшись, она успела заметить, как засов сам собой приподнялся, а дверь начала открываться… Она бросила тарелки, разлетевшиеся по полу со страшным звоном, и бросилась к тяжелой чугунной сковороде. Схватив ее за длинную ручку, Тика встала за дверью. Пусть только Черные Рыцари попробуют покуситься на нее, мужа или малюток-дочерей, она разобьет голову любому, кто только сунется…
— В чем дело… Карамон выскочил из кухни.
— Тсс! — Тика поднесла палец к губам и подняла сковородку. Неизвестный открыл дверь и вошел внутрь. Тика видела его неотчетливо, на нем был серый плащ, голова не покрыта. Она хорошо видела только затылок. Тика прицелилась…
Внезапно Карамон с громким криком бросился вперед, сметая на своем пути столы и ломая стулья.
— Палин!.. — прошептала Тика. Не в силах сдвинуться с места, она откинулась назад и, опершись о стену, сквозь слезы смотрела на то, как Карамон обнимает сына.
— А где мама? — удивился Палин, оглядываясь кругом.
— Прячется за дверью, — ответил Карамон сквозь слезы. — Собирается прибить тебя сковородкой. Тика покраснела, отшвырнула в сторону свое не пригодившееся орудие и кинулась к сыну.
— Палин, дорогой Палин! — плакала и смеялась она. Все эти дни я молилась, чтобы ты вернулся невредимый, а когда ты наконец пришел, я сама тебя чуть не убила. Я решила, что это… Один из них.
— Все в порядке, мама, — успокаивал ее Палин, обнимая. — Я все понимаю. Я знаю, что происходит кругом. Мы говорили с Даламаром…
— Мы? — Тика удивленно посмотрела на него. Палин отступил на шаг и посмотрел на родителей.
— Мать, отец, я не один. Со мной человек, которого вы очень, очень давно не видели. Он просил меня узнать… Он не уверен… Ну, что вы будете рады… С диким, исполненным боли криком Карамон бросился к двери и распахнул ее. На крыльце стоял человек в одеждах чернее ночи. Когда он увидел Карамона, то откинул с головы капюшон, и свет, падающий из двери гостиницы, заиграл на золотистой с металлическим отливом коже, отразился в золотых глазах со зрачками в форме песочных часов.
— Рейст! — воскликнул Карамон и покачнулся. Рейстлин пристально поглядел на брата, но не тронулся с места.
— Карамон, — наконец начал он тихо, с трудом выговаривая слова. Карамон, если можешь… Если можешь… Он закашлялся, но попытался закончить. Прости…
Карамон обнял брата за плечи и ввел его в дом.
— Твоя комната готова, Рейст. Она всегда ждала тебя.
2. Сожаления. Указания. Выбор
Поднимающееся солнце блестело за цветным стеклом гостиничного окна.
Близнецы сидели за столом. Тика давно уже отправилась спать, как и Палин, все еще не оправившийся от раны. Карамон с Рейстлином были одни. Они бодрствовали всю ночь за разговором о далеком прошлом, былых ошибках и нынешних сожалениях.
— Если бы ты знал, как все повернется, поступил бы ты иначе, Рейст?спросил Карамон.
— Нет, — ответил Рейстлин с долей своей прежней раздражительности. — Тогда выбирал не я. Карамон не совсем понял, о чем идет речь, он привык недопонимать брата, и это его не беспокоило. Он принялся рассказывать о семье. Рейстлин сидел, сгорбившись, в углу, баюкая в руках чашку с отваром, успокаивающим кашель, и слушая нехитрые рассказы Карамона. Перед его мысленным взором, словно наяву, вставала жизнь Палина и его братьев. Он уже знал о них больше, чем сам Карамон. Все те долгие годы, которые он провел в ином далеком мире, в мирной дреме, подозрительно напоминающей смерть, — все это время он мечтал о чем-то подобном. И только перед самым рассветом, в самые темные часы ночи, заговорили они о настоящем… И о будущем. И вот сейчас Карамон сидел, взволнованный и обеспокоенный, и молча смотрел, как восходит солнце, играя лучами на хрупких золотых листьях валлинов.
— Конец всего, ты говоришь, — пробормотал Карамон. — Всего, — повторил он, поворачиваясь к брату. Я знаю, что я умру, все вокруг, даже эльфы, когда-нибудь умрут. Но… Я всегда знал, что все это… Карамон широким жестом охватил окно, деревья, траву, землю и безоблачное небо. Оста-нется, когда меня уже не будет.
А ты говоришь: ничего… Ничего не останется?
— Когда Хаос придет разрушить эту «игрушку богов», земля разверзнется и пламя хлынет из разломов. Ветер с силой тысячи штормов обрушится на землю, разрушая дома и раздувая пламя. Огненные драконы с дьявольскими всадниками пронесутся над землей, и огонь пожрет все вокруг. Озера испарятся, океаны закипят. Даже воздух будет настолько раскален, что люди будут умирать, просто вдохнув его. Никто и ничто не уцелеет. Рейстлин говорил холодным, невыразительным голосом, но от этого его слова становились еще более пугающими и убедительными. На Карамона повеяло холодным, находящимся за пределами слов ужасом.
— Ты рассказываешь так, как будто ты сам это видел, — тихо сказал он.
— Я видел, — Рейстлин перевел взгляд на пар, поднимающийся от чашки с отваром. Затем он снова посмотрел на брата. — Ты забываешь о том, ЧТО я вижу этими глазами. Я наблюдаю время, время, текущее сквозь нас, и я видел, как оно остановилось.
— Но так же не должно быть, — возразил Кара-мон. — Я слишком хорошо знаю, что мы сами творим будущее.
— Верно, — согласился Рейстлин. — Возможны варианты.
— Какие? — настаивал Карамон, и надежда вспыхнула в его глазах. Рейстлин молчал, уставившись на остывающий отвар.
— Я поведал тебе худшее из того, что может случиться, брат. Он задумался и, помолчав, добавил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
— Его могилы здесь нет, потому что он жив! — прервал ее Карамон.
— Карамон, — печально возразила Тика. — Ты же слышал рассказ Даламара…
Палин вместе с Та-сом вошли в лабораторию, а обратно не вышли. Уже больше месяца от них ни слуху ни духу…
— Он жив! — повторил Карамон. — Я приготовлю нам по чашке тарбеанского чая, — добавил он и, поднявшись, направился в кухню. Тика знала, что теперь Карамону надо побыть одному, чтобы справиться с собой. Она вздохнула и огляделась вокруг, затем еще раз вздохнула и поднялась со скамьи. Войны, Черные Рыцари и злые драконы приходят и уходят, а грязную посуду все равно надо мыть.
Она начала собирать тарелки в стопки и внезапно услышала какой-то неясный звук.
Тика остановилась и, затаив дыхание, прислушалась. Ничего. Она попыталась припомнить, на что же был похож этот звук. Это было непросто, потому что из-за звяканья тарелок она слышала его неотчетливо. Больше всего он походил на звук тихих, крадущихся шагов. Подождав некоторое время, Тика решила, что ей показалось, а возможно, это просто прошла кошка. Она вернулась к прерванному занятию, и когда, собрав большую стопку тарелок, направилась в кух-ню, услышала скребущий звук металла по дереву. Повернувшись, она успела заметить, как засов сам собой приподнялся, а дверь начала открываться… Она бросила тарелки, разлетевшиеся по полу со страшным звоном, и бросилась к тяжелой чугунной сковороде. Схватив ее за длинную ручку, Тика встала за дверью. Пусть только Черные Рыцари попробуют покуситься на нее, мужа или малюток-дочерей, она разобьет голову любому, кто только сунется…
— В чем дело… Карамон выскочил из кухни.
— Тсс! — Тика поднесла палец к губам и подняла сковородку. Неизвестный открыл дверь и вошел внутрь. Тика видела его неотчетливо, на нем был серый плащ, голова не покрыта. Она хорошо видела только затылок. Тика прицелилась…
Внезапно Карамон с громким криком бросился вперед, сметая на своем пути столы и ломая стулья.
— Палин!.. — прошептала Тика. Не в силах сдвинуться с места, она откинулась назад и, опершись о стену, сквозь слезы смотрела на то, как Карамон обнимает сына.
— А где мама? — удивился Палин, оглядываясь кругом.
— Прячется за дверью, — ответил Карамон сквозь слезы. — Собирается прибить тебя сковородкой. Тика покраснела, отшвырнула в сторону свое не пригодившееся орудие и кинулась к сыну.
— Палин, дорогой Палин! — плакала и смеялась она. Все эти дни я молилась, чтобы ты вернулся невредимый, а когда ты наконец пришел, я сама тебя чуть не убила. Я решила, что это… Один из них.
— Все в порядке, мама, — успокаивал ее Палин, обнимая. — Я все понимаю. Я знаю, что происходит кругом. Мы говорили с Даламаром…
— Мы? — Тика удивленно посмотрела на него. Палин отступил на шаг и посмотрел на родителей.
— Мать, отец, я не один. Со мной человек, которого вы очень, очень давно не видели. Он просил меня узнать… Он не уверен… Ну, что вы будете рады… С диким, исполненным боли криком Карамон бросился к двери и распахнул ее. На крыльце стоял человек в одеждах чернее ночи. Когда он увидел Карамона, то откинул с головы капюшон, и свет, падающий из двери гостиницы, заиграл на золотистой с металлическим отливом коже, отразился в золотых глазах со зрачками в форме песочных часов.
— Рейст! — воскликнул Карамон и покачнулся. Рейстлин пристально поглядел на брата, но не тронулся с места.
— Карамон, — наконец начал он тихо, с трудом выговаривая слова. Карамон, если можешь… Если можешь… Он закашлялся, но попытался закончить. Прости…
Карамон обнял брата за плечи и ввел его в дом.
— Твоя комната готова, Рейст. Она всегда ждала тебя.
2. Сожаления. Указания. Выбор
Поднимающееся солнце блестело за цветным стеклом гостиничного окна.
Близнецы сидели за столом. Тика давно уже отправилась спать, как и Палин, все еще не оправившийся от раны. Карамон с Рейстлином были одни. Они бодрствовали всю ночь за разговором о далеком прошлом, былых ошибках и нынешних сожалениях.
— Если бы ты знал, как все повернется, поступил бы ты иначе, Рейст?спросил Карамон.
— Нет, — ответил Рейстлин с долей своей прежней раздражительности. — Тогда выбирал не я. Карамон не совсем понял, о чем идет речь, он привык недопонимать брата, и это его не беспокоило. Он принялся рассказывать о семье. Рейстлин сидел, сгорбившись, в углу, баюкая в руках чашку с отваром, успокаивающим кашель, и слушая нехитрые рассказы Карамона. Перед его мысленным взором, словно наяву, вставала жизнь Палина и его братьев. Он уже знал о них больше, чем сам Карамон. Все те долгие годы, которые он провел в ином далеком мире, в мирной дреме, подозрительно напоминающей смерть, — все это время он мечтал о чем-то подобном. И только перед самым рассветом, в самые темные часы ночи, заговорили они о настоящем… И о будущем. И вот сейчас Карамон сидел, взволнованный и обеспокоенный, и молча смотрел, как восходит солнце, играя лучами на хрупких золотых листьях валлинов.
— Конец всего, ты говоришь, — пробормотал Карамон. — Всего, — повторил он, поворачиваясь к брату. Я знаю, что я умру, все вокруг, даже эльфы, когда-нибудь умрут. Но… Я всегда знал, что все это… Карамон широким жестом охватил окно, деревья, траву, землю и безоблачное небо. Оста-нется, когда меня уже не будет.
А ты говоришь: ничего… Ничего не останется?
— Когда Хаос придет разрушить эту «игрушку богов», земля разверзнется и пламя хлынет из разломов. Ветер с силой тысячи штормов обрушится на землю, разрушая дома и раздувая пламя. Огненные драконы с дьявольскими всадниками пронесутся над землей, и огонь пожрет все вокруг. Озера испарятся, океаны закипят. Даже воздух будет настолько раскален, что люди будут умирать, просто вдохнув его. Никто и ничто не уцелеет. Рейстлин говорил холодным, невыразительным голосом, но от этого его слова становились еще более пугающими и убедительными. На Карамона повеяло холодным, находящимся за пределами слов ужасом.
— Ты рассказываешь так, как будто ты сам это видел, — тихо сказал он.
— Я видел, — Рейстлин перевел взгляд на пар, поднимающийся от чашки с отваром. Затем он снова посмотрел на брата. — Ты забываешь о том, ЧТО я вижу этими глазами. Я наблюдаю время, время, текущее сквозь нас, и я видел, как оно остановилось.
— Но так же не должно быть, — возразил Кара-мон. — Я слишком хорошо знаю, что мы сами творим будущее.
— Верно, — согласился Рейстлин. — Возможны варианты.
— Какие? — настаивал Карамон, и надежда вспыхнула в его глазах. Рейстлин молчал, уставившись на остывающий отвар.
— Я поведал тебе худшее из того, что может случиться, брат. Он задумался и, помолчав, добавил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172