— Оба они меня предали. В обоих нет для меня ничего, кроме лжи, обмана и предательства.
Я не хочу быть императором, — решительно сказал он самому себе. — Когда все это кончится, я отдам Мерилон принцу Гаральду, и пусть правит. Он хороший человек, он сможет сделать его куда лучше прежнего».
Но сделает ли? Пусть принц благороден и честен, он — Альбанара, рожденный с магическими способностями, необходимыми правителю. Он приучен к дипломатии и компромиссам, он наслаждается придворными интригами. Перемены, если они и произойдут, наступят не скоро.
«Мне все равно, — думал Джорам. — Я уйду. Заберу с собой Гвендолин и отца Сарьона, и мы будем спокойно жить где-нибудь в таком месте, где никому не будет дела до того, как меня зовут».
Мрачно шагая по саду в надежде утомить себя настолько, чтобы свалиться и уснуть без сновидений, Джорам в конце концов подошел к дому. Услышав голоса, он взглянул на окна.
Он стоял перед внешней лестницей, которая вела в спальню Гвендолин. Одетая в розовую ночную рубашку с летящими рукавами, его жена сидела в кресле перед туалетным столиком, а Мэри расчесывала ее прекрасные длинные волосы. Гвендолин все время оживленно разговаривала с мертвым графом и еще несколькими покойниками, которые, похоже, присоединились к их компании.
Лорд Самуэлс и леди Розамунда тоже находились в комнате дочери. Именно их голоса и привлекли внимание Джорама. Они стояли почти у окна и разговаривали с женщиной, в которой Джорам узнал Телдару, лечившую отца Сарьона, когда тот заболел в доме лорда Самуэлса.
Стараясь, чтобы ни единый лучик света из окна не упал на него, Джорам подкрался по мокрой листве к дому и, спрятавшись в тени сада, подобрался поближе к окну, чтобы подслушать разговор.
— Значит, вы ничем не можете ей помочь? — умоляюще спрашивала леди Розамунда.
— Боюсь, нет, миледи, — прямо отвечала Телдара. — За свою жизнь я повидала множество форм безумия, но ничего подобного не встречала. Если это, конечно, безумие, в чем я лично сомневаюсь.
Покачав головой, друидесса начала рыться среди пакетиков с порошками и связок трав, которые держала в большом деревянном ларце, послушно парившем в воздухе рядом с ней.
— То есть как это — не безумие? — спросил лорд Самуэлс. — Она разговаривает с мертвым графом, несет какую-то чушь о мышах на чердаке...
— Безумие — это состояние, в которое впадает человек против своей воли, — ответила Телдара, сурово глядя на лорда Самуэлса. — Иногда оно возникает от расстройства гармонии тела, иногда — от разлада в душе. И я скажу вам, милорд и миледи, что с вашей дочерью все в порядке. Если она разговаривает с мертвыми, так только потому, что предпочитает их общество компании живых. Насколько я поняла, некоторые живые так с ней обходились, что винить ее за такое поведение я бы не стала.
Перебрав и снова уложив снадобья в соответствии с одной ей ведомым порядком, Телдара приказала плащу опуститься на ее плечи.
— Я возвращаюсь в госпиталь ухаживать за раненными в этой ужасной битве, — сказала она, когда слуга помог ей одеться. — Вам повезло, что я была рядом по другому вызову, иначе у меня вообще не оказалось бы времени к вам заглянуть. От меня сегодня зависит жизнь слишком многих.
— Мы так благодарны вам, — сказала леди Розамунда, сжимая пальцы, — но я не понимаю! Неужели нельзя сделать хоть что-нибудь?
Они проводили Телдару до самых дверей опочивальни Гвендолин, и Джорам, подойдя поближе, вынужден был прижаться лицом к стеклу, чтобы услышать ответ друидессы. Он мог бы этого и не делать, потому как та ответила громко и четко.
— Госпожа, — сказала она, поднимая палец, как древко знамени, на котором начертаны ее слова. — Ваша дочь сама выбирает, с кем и где ей быть. Она всю жизнь может так провести. А завтра вдруг решит, что больше так жить не хочет. Я не могу ничего сказать и не могу вынудить ее выйти из мира мертвых и вернуться в этот, который не кажется мне лучше того. А теперь мне надо вернуться к тем, кому я на самом деле нужна. Если хотите моего совета, то сделайте так, как просит ваша дочь: повесьте портрет графа как-его-бишь-там на стену и купите кошку.
Широко открылся Коридор, втянув друидессу одним глотком. Лорд Самуэлс и его жена уныло проводили ее взглядом. Апатично повернувшись, они посмотрели в опочивальню, где Мэри продолжала убеждать Гвендолин лечь в постель. Но дочь, откровенно игнорируя каталистку, продолжала разговаривать с незримыми собеседниками.
— Друзья мои, вы так взволнованы! Я не понимаю почему. Вы говорите, что завтра утром произойдут ужасные вещи. Но все страшные вещи всегда случаются завтра утром. Так что же особенного в нынешней ночи? Но я посижу с вами, если вы считаете, что это поможет... А теперь, граф Девон, расскажите-ка побольше о мышах. Вы говорите, они мертвы, но ни следа крови...
— Дохлые мыши! — воскликнула леди Розамунда. — В каком мире она живет!
Лорд Самуэлс обнял жену и увел ее из комнаты дочери. Мэри осталась с подопечной, сидя в кресле рядом с ее постелью. Гвендолин устроилась среди подушек, разговаривая неведомо с кем.
Хотя Джорам промерз до костей, он остался в темном саду, прижав лицо к стеклу.
«Единственный дар, который ты можешь ей принести, — это печаль...»
Слова каталиста горестно прозвучали в его душе. Когда-то давным-давно Джорам мечтал о том, чтобы стать бароном. Он был уверен в том, что если получит богатство и славу, то в его жизни все наладится. Теперь он стал императором Мерилона. У него было богатство, но на что его тратить? А то, что считал единственной ценностью в своей жизни, он не сохранил. Ну что ж, теперь у него есть власть, и он воспользуется ею в этой войне, которая бесчисленному количеству людей будет стоить жизни.
Мертвые тела в опаленной траве...
Крохотные трупики мышей на чердаке...
«Моя вина! Моя вина! Пророчество вот-вот свершится, что бы я ни предпринимал! Может, тут и нельзя сделать ничего, чтобы его остановить. Может, и выбора-то у меня нет. Может, меня просто неумолимо влечет к краю пропасти...»
— Будь ты проклят! — крикнул он в ночи бесстрастным небесам. — Почему ты сделал это со мной?
В ярости он ударил кулаком по стволу молодой елочки.
— Ой! — послышался вскрик.
С болезненным стоном елка рухнула. Дрожа ветвями и шурша хвоей, она, причитая, лежала у ног Джорама.
ГЛАВА ВТОРАЯ
СИМКИНОВА КОРА
— Ты что! — задыхаясь от негодования, говорила елка. — Ты же убил меня!
Вокруг елки воздух замерцал, и дерево превратилось в растянувшегося на земле Симкина. Держась за живот, он катался по опавшим листьям весь расхристанный, растрепанный, с листьями в волосах и с оранжевым шелковым платком на шее.
— Симкин! Извини! — подавляя неудержимое желание расхохотаться, сказал Джорам, помогая молодому человеку подняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Я не хочу быть императором, — решительно сказал он самому себе. — Когда все это кончится, я отдам Мерилон принцу Гаральду, и пусть правит. Он хороший человек, он сможет сделать его куда лучше прежнего».
Но сделает ли? Пусть принц благороден и честен, он — Альбанара, рожденный с магическими способностями, необходимыми правителю. Он приучен к дипломатии и компромиссам, он наслаждается придворными интригами. Перемены, если они и произойдут, наступят не скоро.
«Мне все равно, — думал Джорам. — Я уйду. Заберу с собой Гвендолин и отца Сарьона, и мы будем спокойно жить где-нибудь в таком месте, где никому не будет дела до того, как меня зовут».
Мрачно шагая по саду в надежде утомить себя настолько, чтобы свалиться и уснуть без сновидений, Джорам в конце концов подошел к дому. Услышав голоса, он взглянул на окна.
Он стоял перед внешней лестницей, которая вела в спальню Гвендолин. Одетая в розовую ночную рубашку с летящими рукавами, его жена сидела в кресле перед туалетным столиком, а Мэри расчесывала ее прекрасные длинные волосы. Гвендолин все время оживленно разговаривала с мертвым графом и еще несколькими покойниками, которые, похоже, присоединились к их компании.
Лорд Самуэлс и леди Розамунда тоже находились в комнате дочери. Именно их голоса и привлекли внимание Джорама. Они стояли почти у окна и разговаривали с женщиной, в которой Джорам узнал Телдару, лечившую отца Сарьона, когда тот заболел в доме лорда Самуэлса.
Стараясь, чтобы ни единый лучик света из окна не упал на него, Джорам подкрался по мокрой листве к дому и, спрятавшись в тени сада, подобрался поближе к окну, чтобы подслушать разговор.
— Значит, вы ничем не можете ей помочь? — умоляюще спрашивала леди Розамунда.
— Боюсь, нет, миледи, — прямо отвечала Телдара. — За свою жизнь я повидала множество форм безумия, но ничего подобного не встречала. Если это, конечно, безумие, в чем я лично сомневаюсь.
Покачав головой, друидесса начала рыться среди пакетиков с порошками и связок трав, которые держала в большом деревянном ларце, послушно парившем в воздухе рядом с ней.
— То есть как это — не безумие? — спросил лорд Самуэлс. — Она разговаривает с мертвым графом, несет какую-то чушь о мышах на чердаке...
— Безумие — это состояние, в которое впадает человек против своей воли, — ответила Телдара, сурово глядя на лорда Самуэлса. — Иногда оно возникает от расстройства гармонии тела, иногда — от разлада в душе. И я скажу вам, милорд и миледи, что с вашей дочерью все в порядке. Если она разговаривает с мертвыми, так только потому, что предпочитает их общество компании живых. Насколько я поняла, некоторые живые так с ней обходились, что винить ее за такое поведение я бы не стала.
Перебрав и снова уложив снадобья в соответствии с одной ей ведомым порядком, Телдара приказала плащу опуститься на ее плечи.
— Я возвращаюсь в госпиталь ухаживать за раненными в этой ужасной битве, — сказала она, когда слуга помог ей одеться. — Вам повезло, что я была рядом по другому вызову, иначе у меня вообще не оказалось бы времени к вам заглянуть. От меня сегодня зависит жизнь слишком многих.
— Мы так благодарны вам, — сказала леди Розамунда, сжимая пальцы, — но я не понимаю! Неужели нельзя сделать хоть что-нибудь?
Они проводили Телдару до самых дверей опочивальни Гвендолин, и Джорам, подойдя поближе, вынужден был прижаться лицом к стеклу, чтобы услышать ответ друидессы. Он мог бы этого и не делать, потому как та ответила громко и четко.
— Госпожа, — сказала она, поднимая палец, как древко знамени, на котором начертаны ее слова. — Ваша дочь сама выбирает, с кем и где ей быть. Она всю жизнь может так провести. А завтра вдруг решит, что больше так жить не хочет. Я не могу ничего сказать и не могу вынудить ее выйти из мира мертвых и вернуться в этот, который не кажется мне лучше того. А теперь мне надо вернуться к тем, кому я на самом деле нужна. Если хотите моего совета, то сделайте так, как просит ваша дочь: повесьте портрет графа как-его-бишь-там на стену и купите кошку.
Широко открылся Коридор, втянув друидессу одним глотком. Лорд Самуэлс и его жена уныло проводили ее взглядом. Апатично повернувшись, они посмотрели в опочивальню, где Мэри продолжала убеждать Гвендолин лечь в постель. Но дочь, откровенно игнорируя каталистку, продолжала разговаривать с незримыми собеседниками.
— Друзья мои, вы так взволнованы! Я не понимаю почему. Вы говорите, что завтра утром произойдут ужасные вещи. Но все страшные вещи всегда случаются завтра утром. Так что же особенного в нынешней ночи? Но я посижу с вами, если вы считаете, что это поможет... А теперь, граф Девон, расскажите-ка побольше о мышах. Вы говорите, они мертвы, но ни следа крови...
— Дохлые мыши! — воскликнула леди Розамунда. — В каком мире она живет!
Лорд Самуэлс обнял жену и увел ее из комнаты дочери. Мэри осталась с подопечной, сидя в кресле рядом с ее постелью. Гвендолин устроилась среди подушек, разговаривая неведомо с кем.
Хотя Джорам промерз до костей, он остался в темном саду, прижав лицо к стеклу.
«Единственный дар, который ты можешь ей принести, — это печаль...»
Слова каталиста горестно прозвучали в его душе. Когда-то давным-давно Джорам мечтал о том, чтобы стать бароном. Он был уверен в том, что если получит богатство и славу, то в его жизни все наладится. Теперь он стал императором Мерилона. У него было богатство, но на что его тратить? А то, что считал единственной ценностью в своей жизни, он не сохранил. Ну что ж, теперь у него есть власть, и он воспользуется ею в этой войне, которая бесчисленному количеству людей будет стоить жизни.
Мертвые тела в опаленной траве...
Крохотные трупики мышей на чердаке...
«Моя вина! Моя вина! Пророчество вот-вот свершится, что бы я ни предпринимал! Может, тут и нельзя сделать ничего, чтобы его остановить. Может, и выбора-то у меня нет. Может, меня просто неумолимо влечет к краю пропасти...»
— Будь ты проклят! — крикнул он в ночи бесстрастным небесам. — Почему ты сделал это со мной?
В ярости он ударил кулаком по стволу молодой елочки.
— Ой! — послышался вскрик.
С болезненным стоном елка рухнула. Дрожа ветвями и шурша хвоей, она, причитая, лежала у ног Джорама.
ГЛАВА ВТОРАЯ
СИМКИНОВА КОРА
— Ты что! — задыхаясь от негодования, говорила елка. — Ты же убил меня!
Вокруг елки воздух замерцал, и дерево превратилось в растянувшегося на земле Симкина. Держась за живот, он катался по опавшим листьям весь расхристанный, растрепанный, с листьями в волосах и с оранжевым шелковым платком на шее.
— Симкин! Извини! — подавляя неудержимое желание расхохотаться, сказал Джорам, помогая молодому человеку подняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91