К тому же, вы прочли письмо. Дайен собирается начать бракоразводный процесс…
– Он не станет затевать подобного процесса. Его советники отговорят его. Они посоветуют ему выждать, быть терпеливым, сделать попытку примирения со мной. Я думаю, он прислушается к ним. Особенно сейчас, когда я заставила свою мать замолчать и не вмешиваться в мои и Дайена дела, – сухо добавила Астарта.
Она долго и пристально смотрела на Камилу, а потом сказала:
– Я не могу любить его так, как любите его вы, но я знаю Дайена. Я верю, он сделает то, что будет на пользу его народу. И в вас я верю. Я думаю, вы благоразумны, честны и благородны. Возможно, вы тоже поймете и решите, что правильно и справедливо, а что – нет, и найдете в себе силу и смелость поступить согласно принятому решению.
Камила снова повернулась лицом к королеве и начала спускаться вниз по тропе, приведшей их сюда, но поскользнулась. Чтобы удержаться на ногах, Камиле нужно было бы пустить в ход сломанную руку. Она упала. Боль, раздражение, злость на Астарту и на себя тоже, страх и горе прорвались горькими слезами. Так она и плакала, растянувшись во весь рост на тропинке.
К ней прикоснулись чьи-то руки, но это было ласковое прикосновение.
– Вы не можете вечно держать меня тут! – захлебываясь слезами, крикнула Камила, стараясь отстраниться от прикосновения этих рук.
– Я и не собираюсь этого делать, Камила. Через две недели вы можете улететь отсюда, независимо от того, какое примете решение.
– Вы уже знаете мое решение. Можете отпустить меня хоть сейчас.
– Увидим. Многое может случиться за две недели.
«Можете не рассчитывать на это», – про себя сказала Камила. Она обессилела, в сломанной руке пульсировала боль. И ноги она ушибла и оцарапала при падении.
– Оставьте меня одну, прошу вас, – всхлипывала она. – Я сама сойду вниз.
– Здесь есть другая тропинка, по ней легче спускаться. Мы пользуемся ею в праздники, она на противоположном склоне за пещерой. Спуск по ней длиннее, зато дорога ровнее. Спускайтесь по той тропинке, которую сами выберете.
Королева ушла по крутой и каменистой тропе.
Камила сидела на склоне холма. Где-то внизу снова зазвучала флейта, игравшая задумчивую и грустную мелодию. Камила перестала плакать и вздохнула. Ее родной отец против нее. А она думала, что он всегда понимал ее, поддерживал и одобрял. Правда, она никогда и не говорила ему, что она и Дайен стали близки друг другу. Не потому, что стыдилась этого, но… просто на такие темы девушки со своими отцами не говорят. Это его не касалось… и вообще никого не касалось!
«Если бы мы были никто, никому бы до нас не было дела», – подумала Камила.
Она легла на спину и сквозь листву деревьев смотрела на пустое небо. Уж не оно ли подсказало Камиле ответ?
«Если бы мы были никто…»
Глава одиннадцатая
Флэйм дал обед в честь Сагана и по случаю обещания Командующего служить принцу. Принц сам прислуживал за обедом – из уважения к двум своим сотрапезникам – Панте и Сагану, ментору и советнику. На полу палатки стоял большой деревянный поднос, который вращался от прикосновения руки, и каждый брал с этого подноса то, что сам пожелает.
Угощение было простое: холодное мясо, сыр, хлеб, фрукты и засахаренные орехи. Брали еду руками, обходясь без тарелок, вилок, ножей и прочей сервировки. И сидели сотрапезники прямо на полу, облокотясь на шелковые вышитые полстеры. Снаружи, но недалеко от палатки, ярко горел небольшой костер, гораздо меньше того, который развели здесь прошлой ночью. Запивали еду сотрапезники из серебряных кубков.
– Налейте мне вина, принц, – сказал Пант, протянув Флэйму свой кубок. – Раз уж вы настаиваете на том, чтобы мне прислуживать.
– Для меня это большая честь, уверяю вас, дорогой друг. Да, это большая честь – прислуживать сегодня вам обоим – моему наставнику и моему советнику. Что угодно вам, милорд? Вина или воды?
– Я предпочитаю воду, Ваше высочество.
– И я предпочитаю воду. Терпеть не могу алкоголь. – Флэйм налил холодной воды себе и лорду Сагану из заиндевелого графина. – Алкоголь омрачает рассудок и отнимает у человека способность контролировать себя.
– В моем возрасте, – заметил Панта, оценивающе нюхая вино, – слегка омрачить или затуманить разум своем неплохо. Мне давно уже можно позволить себе роскошь отдыха и эйфории. Пусть те, кто моложе и сильнее, постоянно пребывают в трудах и заботах, – и он торжественно поднял кубок вина в честь принца.
– Я принял обет никогда не пить крепких напитков, когда вступил в Орден, – сказал Саган, слегка коснувшись подноса и повернув его так, чтобы взять с него яблоко.
В эту минуту он, казалось, весь поглощен лишь удачным выбором этого фрукта. Но на самом деле, внимательно глядя из-под прикрытых век, он примечал, как обмениваются взглядами Флэйм и Панта. Старый Панта при этом потягивал из кубка вино, а Флэйм, державший в руке толстый ломоть сыра, отложил его в сторону нетронутым.
Выбрав, наконец, превосходное красное яблоко, Саган потер его о рукав своей сутаны.
– Что касается ваших обетов, милорд, – сказал Флэйм, глядя на Сагана не то дружелюбно, не то враждебно, – то Панта и я изучали информацию об Ордене Адоманта. Мы нашли необходимые данные в его старых справочных файлах. Из них я узнал, что монахи и монахини, принадлежащие к этому Ордену, должны принимать обет никогда не использовать разрушительных и смертоносных орудий.
– Это так, – спокойно сказал Саган. – Если они не были монахами-воинами, как я.
– Ах, вот оно что! – выражение лица Флэйма прояснилось. – Ну да, конечно. Это все ставит на свои места. А я и не знал, что вы были священником-воином, милорд.
– Они были изгнаны Его величеством, я полагаю, – заметил Панта, с любопытством и как-то подозрительно взглянув на Сагана.
– Мое посвящение в духовный сан сохранялось в тайне. Мой отец, бывший аббатом, предвидел необходимость в священниках-воинах в трудные времена.
Предвидел? Саган сам удивился тому, что сказал. «Предвидел ли мой отец такое? Если да, то как же должен он был жалеть своего сына», – думал Саган.
– Однако, – продолжал он, держа яблоко на свету и рассматривая, нет ли на нем гнили или каких-то других изъянов, – однако потом я отрекся от сана. Теперь мои обеты те же, что и у других братьев Ордена Адоманта.
Он надкусил яблоко, глядя попеременно то на Флэйма, то на Панту. Те снова обменялись быстрыми взглядами. Жуя яблоко, Саган ждал.
– Но, милорд, – сказал Флэйм, беспокойно ерзая на своем месте, – ведь ваше обещание, данное мне, освобождает вас от данных ранее обетов. Если дело дойдет до войны, – я понимаю, мы все надеемся, что такого не случится, но все же – церковь будет естественной сторонницей короля-помазанника. Я говорю «церковь», но имею в виду, конечно же, архиепископа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
– Он не станет затевать подобного процесса. Его советники отговорят его. Они посоветуют ему выждать, быть терпеливым, сделать попытку примирения со мной. Я думаю, он прислушается к ним. Особенно сейчас, когда я заставила свою мать замолчать и не вмешиваться в мои и Дайена дела, – сухо добавила Астарта.
Она долго и пристально смотрела на Камилу, а потом сказала:
– Я не могу любить его так, как любите его вы, но я знаю Дайена. Я верю, он сделает то, что будет на пользу его народу. И в вас я верю. Я думаю, вы благоразумны, честны и благородны. Возможно, вы тоже поймете и решите, что правильно и справедливо, а что – нет, и найдете в себе силу и смелость поступить согласно принятому решению.
Камила снова повернулась лицом к королеве и начала спускаться вниз по тропе, приведшей их сюда, но поскользнулась. Чтобы удержаться на ногах, Камиле нужно было бы пустить в ход сломанную руку. Она упала. Боль, раздражение, злость на Астарту и на себя тоже, страх и горе прорвались горькими слезами. Так она и плакала, растянувшись во весь рост на тропинке.
К ней прикоснулись чьи-то руки, но это было ласковое прикосновение.
– Вы не можете вечно держать меня тут! – захлебываясь слезами, крикнула Камила, стараясь отстраниться от прикосновения этих рук.
– Я и не собираюсь этого делать, Камила. Через две недели вы можете улететь отсюда, независимо от того, какое примете решение.
– Вы уже знаете мое решение. Можете отпустить меня хоть сейчас.
– Увидим. Многое может случиться за две недели.
«Можете не рассчитывать на это», – про себя сказала Камила. Она обессилела, в сломанной руке пульсировала боль. И ноги она ушибла и оцарапала при падении.
– Оставьте меня одну, прошу вас, – всхлипывала она. – Я сама сойду вниз.
– Здесь есть другая тропинка, по ней легче спускаться. Мы пользуемся ею в праздники, она на противоположном склоне за пещерой. Спуск по ней длиннее, зато дорога ровнее. Спускайтесь по той тропинке, которую сами выберете.
Королева ушла по крутой и каменистой тропе.
Камила сидела на склоне холма. Где-то внизу снова зазвучала флейта, игравшая задумчивую и грустную мелодию. Камила перестала плакать и вздохнула. Ее родной отец против нее. А она думала, что он всегда понимал ее, поддерживал и одобрял. Правда, она никогда и не говорила ему, что она и Дайен стали близки друг другу. Не потому, что стыдилась этого, но… просто на такие темы девушки со своими отцами не говорят. Это его не касалось… и вообще никого не касалось!
«Если бы мы были никто, никому бы до нас не было дела», – подумала Камила.
Она легла на спину и сквозь листву деревьев смотрела на пустое небо. Уж не оно ли подсказало Камиле ответ?
«Если бы мы были никто…»
Глава одиннадцатая
Флэйм дал обед в честь Сагана и по случаю обещания Командующего служить принцу. Принц сам прислуживал за обедом – из уважения к двум своим сотрапезникам – Панте и Сагану, ментору и советнику. На полу палатки стоял большой деревянный поднос, который вращался от прикосновения руки, и каждый брал с этого подноса то, что сам пожелает.
Угощение было простое: холодное мясо, сыр, хлеб, фрукты и засахаренные орехи. Брали еду руками, обходясь без тарелок, вилок, ножей и прочей сервировки. И сидели сотрапезники прямо на полу, облокотясь на шелковые вышитые полстеры. Снаружи, но недалеко от палатки, ярко горел небольшой костер, гораздо меньше того, который развели здесь прошлой ночью. Запивали еду сотрапезники из серебряных кубков.
– Налейте мне вина, принц, – сказал Пант, протянув Флэйму свой кубок. – Раз уж вы настаиваете на том, чтобы мне прислуживать.
– Для меня это большая честь, уверяю вас, дорогой друг. Да, это большая честь – прислуживать сегодня вам обоим – моему наставнику и моему советнику. Что угодно вам, милорд? Вина или воды?
– Я предпочитаю воду, Ваше высочество.
– И я предпочитаю воду. Терпеть не могу алкоголь. – Флэйм налил холодной воды себе и лорду Сагану из заиндевелого графина. – Алкоголь омрачает рассудок и отнимает у человека способность контролировать себя.
– В моем возрасте, – заметил Панта, оценивающе нюхая вино, – слегка омрачить или затуманить разум своем неплохо. Мне давно уже можно позволить себе роскошь отдыха и эйфории. Пусть те, кто моложе и сильнее, постоянно пребывают в трудах и заботах, – и он торжественно поднял кубок вина в честь принца.
– Я принял обет никогда не пить крепких напитков, когда вступил в Орден, – сказал Саган, слегка коснувшись подноса и повернув его так, чтобы взять с него яблоко.
В эту минуту он, казалось, весь поглощен лишь удачным выбором этого фрукта. Но на самом деле, внимательно глядя из-под прикрытых век, он примечал, как обмениваются взглядами Флэйм и Панта. Старый Панта при этом потягивал из кубка вино, а Флэйм, державший в руке толстый ломоть сыра, отложил его в сторону нетронутым.
Выбрав, наконец, превосходное красное яблоко, Саган потер его о рукав своей сутаны.
– Что касается ваших обетов, милорд, – сказал Флэйм, глядя на Сагана не то дружелюбно, не то враждебно, – то Панта и я изучали информацию об Ордене Адоманта. Мы нашли необходимые данные в его старых справочных файлах. Из них я узнал, что монахи и монахини, принадлежащие к этому Ордену, должны принимать обет никогда не использовать разрушительных и смертоносных орудий.
– Это так, – спокойно сказал Саган. – Если они не были монахами-воинами, как я.
– Ах, вот оно что! – выражение лица Флэйма прояснилось. – Ну да, конечно. Это все ставит на свои места. А я и не знал, что вы были священником-воином, милорд.
– Они были изгнаны Его величеством, я полагаю, – заметил Панта, с любопытством и как-то подозрительно взглянув на Сагана.
– Мое посвящение в духовный сан сохранялось в тайне. Мой отец, бывший аббатом, предвидел необходимость в священниках-воинах в трудные времена.
Предвидел? Саган сам удивился тому, что сказал. «Предвидел ли мой отец такое? Если да, то как же должен он был жалеть своего сына», – думал Саган.
– Однако, – продолжал он, держа яблоко на свету и рассматривая, нет ли на нем гнили или каких-то других изъянов, – однако потом я отрекся от сана. Теперь мои обеты те же, что и у других братьев Ордена Адоманта.
Он надкусил яблоко, глядя попеременно то на Флэйма, то на Панту. Те снова обменялись быстрыми взглядами. Жуя яблоко, Саган ждал.
– Но, милорд, – сказал Флэйм, беспокойно ерзая на своем месте, – ведь ваше обещание, данное мне, освобождает вас от данных ранее обетов. Если дело дойдет до войны, – я понимаю, мы все надеемся, что такого не случится, но все же – церковь будет естественной сторонницей короля-помазанника. Я говорю «церковь», но имею в виду, конечно же, архиепископа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168