В первом этаже зиял четырехугольный проем, обрамленный сверху железными стропилами, — будущее помещение лавки. «Окна и прокладка труб — по желанию съемщика» — гласила табличка на здании. В задней стене проема виднелась дверь, сквозь которую проглядывала лестница, ведущая наверх, в жилые комнаты.
— Очень выгодно расположен, — сказал Джонсон и повел мистера Полли осмотреть внутренность строящегося дома. — Здесь будут водопроводные трубы, — показал он на пустую стену.
Они поднялись наверх в маленькую гостиную (или спальню — на выбор владельца), комнатушку, расположенную как раз над лавкой. Потом спустились вниз, на кухню.
— В новых домах комнаты всегда кажутся маленькими, — заметил Джонсон.
Они вышли наружу будущим черным ходом и попали во двор, заваленный строительным мусором, откуда пробрались обратно на улицу. Они подошли к станции, которая благодаря мощеному тротуару и бойко торговавшим магазинам была коммерческим центром Исвуда. На противоположной стороне улицы боковая дверь одного из процветающих заведений отворилась, и появилось семейство: муж с женой и маленький мальчик в матроске. Женщина была прехорошенькая, в коричневом костюме и соломенной шляпке с цветами, все трое были такие сияющие, чистые, свежие и румяные. В окнах магазина блестели зеркальные стекла, витрины были завешаны собранными в складки маркизами, по которым витиеватыми буквами было выведено: «Раймер, торговец свининой и другими продуктами», а ниже шло уточнение, заманчивое для чревоугодника: «Всемирно известные исвудские колбасы».
Поставщик знаменитых колбас приветливо поздоровался с мистером Джонсоном.
— Вы уже в церковь?
— Нет еще, хотим прогуляться до Литл-Дорнигтона, — ответил мистер Раймер.
— Очень приятная прогулка, — заметил Джонсон.
— Очень, — подтвердил мистер Раймер.
— Желаю хорошо провести время, — сказал мистер Джонсон.
И когда счастливое семейство удалилось, добавил вполголоса:
— Преуспевающий господин! Приехал сюда четыре года назад без гроша в кармане. Тощий, как щепка. А посмотрите на него теперь!
— Надо отдать ему должное, он очень трудолюбив, — заметил он немного погодя, чтобы его пример прозвучал более назидательно.
Оба родственника на какое-то время погрузились в раздумье.
— Один человек способен делать одно, другой — Другое… — проговорил мистер Джонсон. — Кто хочет преуспеть в торговле, тому бездельничать некогда.
Приготовления к похоронам проходили дружно и слаженно благодаря расторопности миссис Джонсон. Накануне печального события она извлекла из комода кусок черного сатина, принесла из кухни стремянку, достала коробку с гвоздиками и стала украшать дом черными бантами и фестонами, проявляя бездну вкуса. Она повязала черным крепом ручку дверного молотка, прицепила большой черный бант на рамку портрета Гарибальди, украсила черными лентами бюст Гладстона, принадлежавший усопшему, повернула вазы с видами Тиволи и Неаполитанского залива так, чтобы видна была только голубая эмаль, находя, что веселые пейзажи неуместны для печальной церемонии; в гостиную купили наконец новую скатерть лилового цвета, что уже давно замышлялось, и постелили вместо старой плюшевой в выцветших розах и амурах, которая уже давно выполнила свое предназначение. Выло сделано все, на что способно богатое воображение, чтобы придать уютной квартирке вид скорбного достоинства.
Она освободила мистера Полли от скучной обязанности рассылать приглашения, а когда до прихода гостей остались считанные минуты, отправила его вместе со своим супругом в сад, который узкой полосой обрамлял дом сзади, чтобы на свободе бросить последние штрихи траурных приготовлений. Она отправила их туда, ибо в глубине души была уверена — хотя это и казалось ей странным, — что мистер Полли не прочь улизнуть от своих священных обязанностей, а из сада был только один выход на улицу — через дом.
Мистер Джонсон достиг совершенства в искусстве выращивать овощи. Особенно хороши у него были сельдерей и горох. Он шел по узенькой стежке между грядками и рассказывал мистеру Полли, как трудно выращивать горох, какое это капризное растение и что приходится преодолевать, дабы получить вознаграждение за свои труды. Скоро из дому донеслись громкие голоса и смех, возвестившие о прибытии первых гостей, и напряженность последних минут ожидания спала.
Вернувшись в дом, мистер Полли нашел там трех экстравагантных молодых особ, розовощеких, шумных, в подчеркнутом трауре; они о чем-то увлеченно болтали с миссис Джонсон. Каждая по старинному английскому обычаю расцеловала мистера Полли.
— Это ваши кузины Ларкинс, — сказала миссис Джонсон. — Это Энни! (неожиданные объятия и поцелуй), это Мириэм! (крепкие объятия и поцелуй), а это Минни! (долгое объятие и поцелуй).
— Очень рад, очень рад! — бормотал мистер Полли, слегка помятый и полузадушенный этими горячими объятиями.
— А вот и сама тетушка Ларкинс, — сказала миссис Джонсон, когда на пороге появилась более дородная и поблекшая копия трех молодых девиц.
Мистер Полли в приступе малодушия чуть не обратился в бегство, но от тетушки Ларкинс не так-то легко было отделаться. Потискав мистера Полли в своих могучих объятиях и громко его расцеловав, она схватила его за руку и принялась бесцеремонно разглядывать. Лицо миссис Ларкинс было круглое, добродушное и все в веснушках.
— Я бы узнала его где угодно! — с жаром воскликнула она.
— Ах, послушайте, что говорит мама! — сказала кузина по имени Энни. — Она мистера Полли и в глаза никогда не видала!
— Я бы узнала его где угодно! — повторила миссис Ларкинс. — Ведь это сын моей дорогой Лиззи. У него ее глаза! Удивительное сходство! Что же касается того, видала я его или нет, то, да будет тебе известно, я качала его на своих руках. Да, качала!
— Ну, сейчас уж не показать! — прыснула Энни.
Все три сестры громко расхохотались.
— Скажешь тоже, Энни! — сквозь смех проговорила Мириэм, и в комнате некоторое время царило буйное веселье.
— Прошло то время, когда меня качали на руках, — заметил мистер Полли, почувствовав необходимость что-то сказать.
Его слова вызвали такой восторг, что и более скромный человек, нежели мистер Полли, поверил бы, что сказал нечто необыкновенно остроумное.
Мистер Полли не удержался и выпалил еще одну фразу, почти такую же удачную.
— Теперь уж моя очередь кого-нибудь качать, — сказал он, лукаво поглядывая на тетушку.
И снова все расхохотались.
— Чур не меня! — поддержала шутку миссис Ларкинс. — Благодарю покорно! — добавила она, и все застонали от смеха.
Семейство Ларкинсов показалось мистеру Полли очень милым: с ними ему было легко. Они все еще продолжали хихикать, воображая, как мистер Полли станет качать на руках их мамашу, когда мистер Джонсон, вышедший на звук колокольчика, ввел в гостиную сгорбленную фигуру, при виде которой миссис Джонсон воскликнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Очень выгодно расположен, — сказал Джонсон и повел мистера Полли осмотреть внутренность строящегося дома. — Здесь будут водопроводные трубы, — показал он на пустую стену.
Они поднялись наверх в маленькую гостиную (или спальню — на выбор владельца), комнатушку, расположенную как раз над лавкой. Потом спустились вниз, на кухню.
— В новых домах комнаты всегда кажутся маленькими, — заметил Джонсон.
Они вышли наружу будущим черным ходом и попали во двор, заваленный строительным мусором, откуда пробрались обратно на улицу. Они подошли к станции, которая благодаря мощеному тротуару и бойко торговавшим магазинам была коммерческим центром Исвуда. На противоположной стороне улицы боковая дверь одного из процветающих заведений отворилась, и появилось семейство: муж с женой и маленький мальчик в матроске. Женщина была прехорошенькая, в коричневом костюме и соломенной шляпке с цветами, все трое были такие сияющие, чистые, свежие и румяные. В окнах магазина блестели зеркальные стекла, витрины были завешаны собранными в складки маркизами, по которым витиеватыми буквами было выведено: «Раймер, торговец свининой и другими продуктами», а ниже шло уточнение, заманчивое для чревоугодника: «Всемирно известные исвудские колбасы».
Поставщик знаменитых колбас приветливо поздоровался с мистером Джонсоном.
— Вы уже в церковь?
— Нет еще, хотим прогуляться до Литл-Дорнигтона, — ответил мистер Раймер.
— Очень приятная прогулка, — заметил Джонсон.
— Очень, — подтвердил мистер Раймер.
— Желаю хорошо провести время, — сказал мистер Джонсон.
И когда счастливое семейство удалилось, добавил вполголоса:
— Преуспевающий господин! Приехал сюда четыре года назад без гроша в кармане. Тощий, как щепка. А посмотрите на него теперь!
— Надо отдать ему должное, он очень трудолюбив, — заметил он немного погодя, чтобы его пример прозвучал более назидательно.
Оба родственника на какое-то время погрузились в раздумье.
— Один человек способен делать одно, другой — Другое… — проговорил мистер Джонсон. — Кто хочет преуспеть в торговле, тому бездельничать некогда.
Приготовления к похоронам проходили дружно и слаженно благодаря расторопности миссис Джонсон. Накануне печального события она извлекла из комода кусок черного сатина, принесла из кухни стремянку, достала коробку с гвоздиками и стала украшать дом черными бантами и фестонами, проявляя бездну вкуса. Она повязала черным крепом ручку дверного молотка, прицепила большой черный бант на рамку портрета Гарибальди, украсила черными лентами бюст Гладстона, принадлежавший усопшему, повернула вазы с видами Тиволи и Неаполитанского залива так, чтобы видна была только голубая эмаль, находя, что веселые пейзажи неуместны для печальной церемонии; в гостиную купили наконец новую скатерть лилового цвета, что уже давно замышлялось, и постелили вместо старой плюшевой в выцветших розах и амурах, которая уже давно выполнила свое предназначение. Выло сделано все, на что способно богатое воображение, чтобы придать уютной квартирке вид скорбного достоинства.
Она освободила мистера Полли от скучной обязанности рассылать приглашения, а когда до прихода гостей остались считанные минуты, отправила его вместе со своим супругом в сад, который узкой полосой обрамлял дом сзади, чтобы на свободе бросить последние штрихи траурных приготовлений. Она отправила их туда, ибо в глубине души была уверена — хотя это и казалось ей странным, — что мистер Полли не прочь улизнуть от своих священных обязанностей, а из сада был только один выход на улицу — через дом.
Мистер Джонсон достиг совершенства в искусстве выращивать овощи. Особенно хороши у него были сельдерей и горох. Он шел по узенькой стежке между грядками и рассказывал мистеру Полли, как трудно выращивать горох, какое это капризное растение и что приходится преодолевать, дабы получить вознаграждение за свои труды. Скоро из дому донеслись громкие голоса и смех, возвестившие о прибытии первых гостей, и напряженность последних минут ожидания спала.
Вернувшись в дом, мистер Полли нашел там трех экстравагантных молодых особ, розовощеких, шумных, в подчеркнутом трауре; они о чем-то увлеченно болтали с миссис Джонсон. Каждая по старинному английскому обычаю расцеловала мистера Полли.
— Это ваши кузины Ларкинс, — сказала миссис Джонсон. — Это Энни! (неожиданные объятия и поцелуй), это Мириэм! (крепкие объятия и поцелуй), а это Минни! (долгое объятие и поцелуй).
— Очень рад, очень рад! — бормотал мистер Полли, слегка помятый и полузадушенный этими горячими объятиями.
— А вот и сама тетушка Ларкинс, — сказала миссис Джонсон, когда на пороге появилась более дородная и поблекшая копия трех молодых девиц.
Мистер Полли в приступе малодушия чуть не обратился в бегство, но от тетушки Ларкинс не так-то легко было отделаться. Потискав мистера Полли в своих могучих объятиях и громко его расцеловав, она схватила его за руку и принялась бесцеремонно разглядывать. Лицо миссис Ларкинс было круглое, добродушное и все в веснушках.
— Я бы узнала его где угодно! — с жаром воскликнула она.
— Ах, послушайте, что говорит мама! — сказала кузина по имени Энни. — Она мистера Полли и в глаза никогда не видала!
— Я бы узнала его где угодно! — повторила миссис Ларкинс. — Ведь это сын моей дорогой Лиззи. У него ее глаза! Удивительное сходство! Что же касается того, видала я его или нет, то, да будет тебе известно, я качала его на своих руках. Да, качала!
— Ну, сейчас уж не показать! — прыснула Энни.
Все три сестры громко расхохотались.
— Скажешь тоже, Энни! — сквозь смех проговорила Мириэм, и в комнате некоторое время царило буйное веселье.
— Прошло то время, когда меня качали на руках, — заметил мистер Полли, почувствовав необходимость что-то сказать.
Его слова вызвали такой восторг, что и более скромный человек, нежели мистер Полли, поверил бы, что сказал нечто необыкновенно остроумное.
Мистер Полли не удержался и выпалил еще одну фразу, почти такую же удачную.
— Теперь уж моя очередь кого-нибудь качать, — сказал он, лукаво поглядывая на тетушку.
И снова все расхохотались.
— Чур не меня! — поддержала шутку миссис Ларкинс. — Благодарю покорно! — добавила она, и все застонали от смеха.
Семейство Ларкинсов показалось мистеру Полли очень милым: с ними ему было легко. Они все еще продолжали хихикать, воображая, как мистер Полли станет качать на руках их мамашу, когда мистер Джонсон, вышедший на звук колокольчика, ввел в гостиную сгорбленную фигуру, при виде которой миссис Джонсон воскликнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64