Лечу Альфредо касторкой и другими лекарствами, но болезнь не сдается: лихорадка продолжается всю ночь и следующий день. Мы, здоровые, чтобы не терять времени, продолжаем охотиться, хотя дело и не клеится. Все подавлены болезнью Альфредо, особенно бразильцы.
Под вечер второго дня болезни Альфредо взрывается бомба: бразильцы заявляют мне, что завтра все четверо вместе с собаками вынуждены будут вернуться домой. Это расстраивает все мои планы, но в душе я признаю справедливость решения охотников. У Альфредо температура все еще 39,5o. К тому же он лежит почти под открытым небом. Парень окружен нашим заботливым вниманием. Однако ему нужен хороший домашний уход. Я и мои спутники-поляки решаем остаться в тольдо.
Утром Альфредо почувствовал себя гораздо лучше, температура спала. Поэтому я немало удивлен, что бразильцы все же собираются уходить. Они говорят, что иначе поступить не могут.
— Но ведь Альфредо стало гораздо лучше! — уговариваю их. — Завтра он будет совершенно здоров.
— О сеньор! Возможно, что он и выздоровеет, — отвечает Педро Ласерда, — однако мы должны вернуться домой.
— Почему? — вырывается у меня почти резко. — Я совсем не понимаю этого.
— Нужно. Мы не выдержим здесь!
— Как это не выдержите?
Я испытующе смотрю на лицо Педро. Замечаю на нем то, чего не замечал раньше: безграничную тоску, подавленность и какое-то ожесточение.
— Может быть, вы больны? — спрашиваю его.
Педро пренебрежительно пожимает плечами:
— Болен? Да нет же!
— Может быть, я плохо относился к вам?
— Ничего подобного, сеньор. Не говорите так.
— Тогда плохое питание?
— Нет, достаточно было всего: и фижона, и фариньи, и сала. Осталось еще много мяса анты.
— Но что же тогда?..
Я охотно добавил бы «…черт возьми!».
Бразильцы угрюмо посматривают на меня:
— Мы должны отвести Альфредо домой.
— Он уже здоров!
— Он еще болен! — не уступают охотники.
— Так пусть один из вас проводит его, а остальные остаются.
— Мы все должны отвести его. Это наш брат и друг.
В это время ко мне подходит Пазио и по-польски шепчет:
— Ради бога не упирайтесь, не задерживайте их!
— Почему?
— Если бы они и остались, то устраивали бы нам скандалы и отравляли нашу жизнь… Ведь они больны.
— Что у них?
— Упадок духа. Они заболели потому, что тоскуют по дому; потому что слишком уж долго льют эти проклятые дожди; потому что тут плохо спать и прочее и прочее… Болезнь Альфредо доконала их.
— Три дня назад, когда подстрелили тапира, все они были в самом лучшем расположении духа.
— Хо, три дня назад! После того дня заболел Альфредо и они впали в меланхолию.
— Это настоящая истерика!
— Возможно. Наш климат так действует на людей, что они становятся вялыми и нерешительными.
Пазио прав: климат отвратительный. Я смотрюсь в зеркальце и не узнаю себя, когда вижу в нем исхудавшее лицо с обострившимися скулами и запавшими глазами. Просто счастье, что мы еще сохраняем бодрость духа и не теряем отваги. Пазио даже смеется над моим исхудавшим лицом:
— Здешние леса немного пообглодали вас.
Пазио шутит, но и его джунгли не пощадили. Уже несколько дней он пробуждается утром с мучительной головной болью. Это вероятно рецидив малярии, которой он тяжело болел три года назад.
Вместо завтрака Пазио пожирает ценный хинин из нашей полевой аптечки. Только после приема большой дозы хинина боль в голове проходит, и он вновь обретает желание жить.
— Значит, отпустить бразильцев? — спрашиваю его, возвращаясь к прерванному разговору.
— Пусть уходят!
— А мы одни справимся?
— Думаю, что да. Правда, нам будет недоставать охотничьих собак, но индейцы проводят нас к шупадорам, на тапиров, а там собаки вообще не нужны. Если подвернется ягуар или пума, то индейцы выследят зверя не хуже хваленых бразильских собак, в этом я убежден.
Я велю Болеку приготовить обильный прощальный завтрак: к фижону прибавить побольше сала, заварить свежий горячий шимарон, а в конце пира попотчевать нас черным кофе. Болек в это время извлекал из-под ногтей на ногах вгрызшихся туда земляных блох. Он немедленно прерывает эту «работу»и проворно исполняет мое поручение.
На мою левую руку садится комар. У него светлые ножки. Голову свою он наклоняет к коже больше, чем брюшко. Это малярийный комар, разносчик страшнейшего бича этих мест — малярии. Я убиваю его ударом правой ладони. После него остается маленькая капелька крови. Через две недели будет ясно: заразил он меня или нет.
Впрочем, это уже двадцатый малярийный комар, убитый мной в то утро.
СЛОЖНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ
Мы прощаемся с бразильцами сердечно, как с добрыми друзьями. Хотя они и сыграли со мною плохую шутку, я не в обиде на них. После их ухода мы возвращаемся к костру и снова усаживаемся вокруг него, чтобы допить остатки кофе. Оно удалось Болеку — получилось черным и густым, как смола. Разносящийся в воздухе аромат приятно щекочет ноздри.
У Тибурцио хороший нюх: знает, когда появиться. Вот и сейчас он выходит из хижины и садится около нас. Разумеется, он тоже получает кофе.
— Ушли! — громко, с нескрываемым злорадным удовлетворением констатирует Тибурцио.
— Ушли! — тоже с удовлетворением вторит Пазио.
Тибурцио исподлобья смотрит на Пазио. Спустя минуту, никого не спрашивая, он наливает себе вторую кружку кофе и сыплет в нее столько желтого сахара, что влага едва не выливается через край. Для оправдания Тибурцио надо заметить, что в Бразилии все пьют кофе сладкий, как сироп.
— Тем лучше для вас, что ушли! — заявляет Тибурцио.
— Это правда! — подтверждает Пазио. — Но скажи нам, компадре Тибурцио, почему ты считаешь, что так лучше для нас?
— Потому что я укажу вам ант, много ант… — Тибурцио строит лукавую мину и добавляет. — Но проведу в эти места лишь тогда, когда вы хорошо заплатите.
— Разумеется, сеньор заплатит тебе хорошо.
Тибурцио медленно качает головой, измеряет нас надменным взглядом, усмехается и спрашивает:
— А сколько заплатит?
На этом вопросе Пазио ловит его. Не отвечая индейцу, он начинает разговор на совершенно другую тему. Обиженный Тибурцио молчит. Пазио долго беседует со мной, потом с Вишневским. Тибурцио нетерпеливо ерзает, потом встает и уходит в хижину. Когда он возвращается, Пазио все еще занят разговором с нами. Только через час он «вспоминает»о Тибурцио и заверяет его:
— О, сеньор заплатит тебе очень много.
— Сколько? — скромно спрашивает Тибурцио, на сей раз уже без усмешки.
— Столько, сколько ты вообще не заслуживаешь. Станешь богатым человеком, самым богатым во всем племени и сможешь купить в венде все, чего только пожелает твое сердце и сердце твоей жены.
Затем Пазио начинает буйно фантазировать. Он перечисляет чуть ли не весь товар венды и обещает индейцу буквально все, начиная от иглы и кончая ружьем и шелковыми чулками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38