В суровых условиях, в которых нам приходится жить, мы сами стали суровыми. Теперь уже нам не так много надо, чтобы восстановить равновесие и хорошее настроение.
После питья шимарона прощаюсь с Тибурцио и вручаю ему обещанный нож-факон за то, что старик проводил нас. Прощание происходит несколько торжественно, но, клянусь, мои слова не звучат преувеличенно, когда я сердечно благодарю его. Индейцы уходят довольные. Мы глядим на их удаляющиеся фигуры, затем Пазио вздыхает и обращается к нам:
— Итак, вы познакомились с индейским тольдо и самими индейцами. Что вы думаете о них? Удовлетворены ли вы?
После минуты красноречивого молчания Вишневский фыркает:
— Если бы не любопытная драма между птицей и змеей, я считал бы все это время потраченным зря.
— Что касается меня, — я делаю серьезную мину, — то дело не так уж плохо: я приобрел друга — Диого. Но забираться с таким арсеналом оружия на Марекуинью только ради того, чтобы приобрести дружбу восьмилетнего мальчика…
Пазио не уверен — шутки это или упреки. Поэтому он ершится и защищает индейцев:
— Ну что вы хотите! Подлец Ферейро испортил нам эту поездку. Он подстрекал индейцев, и нужно еще радоваться, что все так кончилось. Могло быть хуже.
— Самое страшное это дождь, который насылал на нас подлец Ферейро…
Мы хохочем. Потом я говорю:
— Сказать по правде: несчастные эти индейцы. Убогие поля, убогие хижины, низкий интеллектуальный уровень.
Неожиданно Пазио приходит в голову какая-то мысль и он обращается ко мне:
— Есть у вас время? Примерно с неделю?
— Целую неделю? На что вам столько?
— Я проведу вас к другим индейцам.
— Что-о? Опять индейцы?
— Ведь я говорил вам, что у меня есть другие, лучшие индейцы! Гораздо более интересные!.. У них и поля богаче, и хижины добротнее, и культурный уровень выше. Среди них кто-то даже занимается скульптурой.
— Скульптурой?
— Ну да, что-то лепит из глины… А их капитон — порядочный парень, к тому же образованный, прогрессивный человек. Это совершенно другое дело, чем на Марекуинье…
— Так почему же мы не пошли туда с самого начала?
— Потому что там хуже охота.
Сообщение Пазио звучит соблазнительно. Я обдумываю, не попытать ли счастья еще раз. Задержаться на неделю — потеря невелика, тем более что Вишневский тем временем вернется в колонию Кандидо де Абреу и сам проведет работу по сбору зоологических образцов.
— Где они, эти индейцы? — спрашиваю Пазио.
— Всего день-два пути отсюда. Там находится лагерь Росиньо, он расположен у самых берегов Иваи.
— Как имя их капитона?
— Зинио… Так что — пойдем?
Была не была, решаюсь:
— Ладно, пойдем! Пойдем вдвоем.
— Тогда выступаем через час.
— Согласен.
В течение этого часа происходит вторая за день приятная церемония, а именно: Пазио и я скрепляем нашу дружбу, взаимно обмениваясь револьверами.
Несколько дней назад Пазио одолжил у меня браунинг, влез на наклонное дерево, стоявшее у самой воды, и оттуда сделал несколько выстрелов по плывущему мимо плоду порунги. Пазио удивился точности оружия: выстрелы были меткими и восхитили его. Этот браунинг калибра 7,65 мм он теперь и получает. Оружие надежное, хотя и скромно покоится в кожаном чехле. Я же получаю его барабанчатый револьвер системы «Смит и Вессон», огромного калибра с рукояткой из искусственной жемчужной массы и длинным никелированным стволом, вызывающе торчащим из кобуры. Это на первый взгляд красивый и внушительный револьвер, но бьет он плохо. Пазио утверждает, что это единственное оружие, приличествующее мне, как начальнику экспедиции, поскольку оно вызывает должное уважение. Ладно, пускай вызывает!
Пользуясь случаем, объясняю Пазио устройство браунинга и разбираю его. Передвигаю кнопку, после чего, к немалому удивлению Пазио, все части выдвигаются одна из другой, пока в руке не остается только рукоятка и ложе. Когда я кончаю разборку, Пазио изумленно восклицает:
— Это же чудесный браунинг! Что за техника! Очень рад такому оружию.
— И это вам не простое оружие! — добавляю я.
— Почему?
— Браунинг принимал участие в освобождении Польши.
Пазио с восхищением смотрит на пистолет. Видимо, что-то волнует его. Спустя минуту он гордо заявляет:
— «Смит» тоже имеет достойное прошлое и немало пережил…
— Неужели?
— Да!.. Он принимал участие в революции.
Что-то в этом сопоставлении не клеится.
— В которой по счету? — жестко спрашиваю я.
Пазио уязвлен вопросом, но отвечает с подъемом:
— Ну, в этой последней!
Затем мы выступаем в Росиньо.
ЛЕС, ЛЕС, ЛЕС…
Но прежде чем выступить, улаживаем еще одно дело: решаем, что нужно взять с собой. Помимо револьвера, я беру только непромокаемый плащ, а Пазио взамен его — полотнище палатки. Кроме того, Пазио надевает вещевой мешок, в котором лежит фотоаппарат и запас продуктов на два дня. В мешке много места для предметов, которые мы собираемся приобрести у индейцев.
Пазио задумывается и говорит:
— Мы забыли что-то еще…
— Что?
— Лекарства.
— Вампир! — ругаю его. — Разве я снова должен играть роль знахаря?
— Э, пожалуй, нет… — лицемерно отвечает он. — Но, несмотря на это, хорошо бы взять с собой немного лекарств. А кроме лекарств, неплохо и еще кое-что из «медицины»…
— Какой еще медицины?
— Ну той, что служит для разогревания желудка. На всякий случай.
Вечером мы добираемся до ранчо кабокле Луиса Мачадо и ночуем у него, как ночевали некогда во время похода на Марекуинью. На рассвете следующего дня отправляемся дальше. Впервые за много недель не имею при себе ружья и это наполняет меня радостью. Теперь мне нет надобности высматривать дичь в кронах деревьев, и я чувствую себя, как отпускник на беззаботной прогулке. Кроме того, в это утро солнце палит не так сильно, как обычно. Лес гудит от криков тысяч птиц и шума крыльев мириадов насекомых. И мы с Пазио, вторя лесу, насвистываем свои песенки.
Становится жарко, а пикада — широкая и удобная около ранчо Луиса. Мачадо — делается все труднее. Перестаем петь, а затем и вовсе смолкаем.
Бесконечно тянется лес, лес и лес… Он охватил нас со всех сторон так плотно, что мне кажется, лес врастает в нас самих. Удрученный взгляд не может проникнуть вперед, он томится в этом зеленом разгуле. Неистовство природы так призрачно и так нереально, что выходит за границы того, что может представить себе человеческое воображение. Невозможно описать словами буйство тропического леса.
— Проклятое золото! — оборачиваясь ко мне, неожиданно бросает Пазио и тут же поясняет свою мысль:
— Рио де Оро! Как привлекательно это звучит, но сколько горького смысла в этом слове. Проклятая Рио де Оро совершенно испортила нам пребывание на Марекуинье. Но речь не о нас. Подумайте, сколько еще она испортит людям крови в будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
После питья шимарона прощаюсь с Тибурцио и вручаю ему обещанный нож-факон за то, что старик проводил нас. Прощание происходит несколько торжественно, но, клянусь, мои слова не звучат преувеличенно, когда я сердечно благодарю его. Индейцы уходят довольные. Мы глядим на их удаляющиеся фигуры, затем Пазио вздыхает и обращается к нам:
— Итак, вы познакомились с индейским тольдо и самими индейцами. Что вы думаете о них? Удовлетворены ли вы?
После минуты красноречивого молчания Вишневский фыркает:
— Если бы не любопытная драма между птицей и змеей, я считал бы все это время потраченным зря.
— Что касается меня, — я делаю серьезную мину, — то дело не так уж плохо: я приобрел друга — Диого. Но забираться с таким арсеналом оружия на Марекуинью только ради того, чтобы приобрести дружбу восьмилетнего мальчика…
Пазио не уверен — шутки это или упреки. Поэтому он ершится и защищает индейцев:
— Ну что вы хотите! Подлец Ферейро испортил нам эту поездку. Он подстрекал индейцев, и нужно еще радоваться, что все так кончилось. Могло быть хуже.
— Самое страшное это дождь, который насылал на нас подлец Ферейро…
Мы хохочем. Потом я говорю:
— Сказать по правде: несчастные эти индейцы. Убогие поля, убогие хижины, низкий интеллектуальный уровень.
Неожиданно Пазио приходит в голову какая-то мысль и он обращается ко мне:
— Есть у вас время? Примерно с неделю?
— Целую неделю? На что вам столько?
— Я проведу вас к другим индейцам.
— Что-о? Опять индейцы?
— Ведь я говорил вам, что у меня есть другие, лучшие индейцы! Гораздо более интересные!.. У них и поля богаче, и хижины добротнее, и культурный уровень выше. Среди них кто-то даже занимается скульптурой.
— Скульптурой?
— Ну да, что-то лепит из глины… А их капитон — порядочный парень, к тому же образованный, прогрессивный человек. Это совершенно другое дело, чем на Марекуинье…
— Так почему же мы не пошли туда с самого начала?
— Потому что там хуже охота.
Сообщение Пазио звучит соблазнительно. Я обдумываю, не попытать ли счастья еще раз. Задержаться на неделю — потеря невелика, тем более что Вишневский тем временем вернется в колонию Кандидо де Абреу и сам проведет работу по сбору зоологических образцов.
— Где они, эти индейцы? — спрашиваю Пазио.
— Всего день-два пути отсюда. Там находится лагерь Росиньо, он расположен у самых берегов Иваи.
— Как имя их капитона?
— Зинио… Так что — пойдем?
Была не была, решаюсь:
— Ладно, пойдем! Пойдем вдвоем.
— Тогда выступаем через час.
— Согласен.
В течение этого часа происходит вторая за день приятная церемония, а именно: Пазио и я скрепляем нашу дружбу, взаимно обмениваясь револьверами.
Несколько дней назад Пазио одолжил у меня браунинг, влез на наклонное дерево, стоявшее у самой воды, и оттуда сделал несколько выстрелов по плывущему мимо плоду порунги. Пазио удивился точности оружия: выстрелы были меткими и восхитили его. Этот браунинг калибра 7,65 мм он теперь и получает. Оружие надежное, хотя и скромно покоится в кожаном чехле. Я же получаю его барабанчатый револьвер системы «Смит и Вессон», огромного калибра с рукояткой из искусственной жемчужной массы и длинным никелированным стволом, вызывающе торчащим из кобуры. Это на первый взгляд красивый и внушительный револьвер, но бьет он плохо. Пазио утверждает, что это единственное оружие, приличествующее мне, как начальнику экспедиции, поскольку оно вызывает должное уважение. Ладно, пускай вызывает!
Пользуясь случаем, объясняю Пазио устройство браунинга и разбираю его. Передвигаю кнопку, после чего, к немалому удивлению Пазио, все части выдвигаются одна из другой, пока в руке не остается только рукоятка и ложе. Когда я кончаю разборку, Пазио изумленно восклицает:
— Это же чудесный браунинг! Что за техника! Очень рад такому оружию.
— И это вам не простое оружие! — добавляю я.
— Почему?
— Браунинг принимал участие в освобождении Польши.
Пазио с восхищением смотрит на пистолет. Видимо, что-то волнует его. Спустя минуту он гордо заявляет:
— «Смит» тоже имеет достойное прошлое и немало пережил…
— Неужели?
— Да!.. Он принимал участие в революции.
Что-то в этом сопоставлении не клеится.
— В которой по счету? — жестко спрашиваю я.
Пазио уязвлен вопросом, но отвечает с подъемом:
— Ну, в этой последней!
Затем мы выступаем в Росиньо.
ЛЕС, ЛЕС, ЛЕС…
Но прежде чем выступить, улаживаем еще одно дело: решаем, что нужно взять с собой. Помимо револьвера, я беру только непромокаемый плащ, а Пазио взамен его — полотнище палатки. Кроме того, Пазио надевает вещевой мешок, в котором лежит фотоаппарат и запас продуктов на два дня. В мешке много места для предметов, которые мы собираемся приобрести у индейцев.
Пазио задумывается и говорит:
— Мы забыли что-то еще…
— Что?
— Лекарства.
— Вампир! — ругаю его. — Разве я снова должен играть роль знахаря?
— Э, пожалуй, нет… — лицемерно отвечает он. — Но, несмотря на это, хорошо бы взять с собой немного лекарств. А кроме лекарств, неплохо и еще кое-что из «медицины»…
— Какой еще медицины?
— Ну той, что служит для разогревания желудка. На всякий случай.
Вечером мы добираемся до ранчо кабокле Луиса Мачадо и ночуем у него, как ночевали некогда во время похода на Марекуинью. На рассвете следующего дня отправляемся дальше. Впервые за много недель не имею при себе ружья и это наполняет меня радостью. Теперь мне нет надобности высматривать дичь в кронах деревьев, и я чувствую себя, как отпускник на беззаботной прогулке. Кроме того, в это утро солнце палит не так сильно, как обычно. Лес гудит от криков тысяч птиц и шума крыльев мириадов насекомых. И мы с Пазио, вторя лесу, насвистываем свои песенки.
Становится жарко, а пикада — широкая и удобная около ранчо Луиса. Мачадо — делается все труднее. Перестаем петь, а затем и вовсе смолкаем.
Бесконечно тянется лес, лес и лес… Он охватил нас со всех сторон так плотно, что мне кажется, лес врастает в нас самих. Удрученный взгляд не может проникнуть вперед, он томится в этом зеленом разгуле. Неистовство природы так призрачно и так нереально, что выходит за границы того, что может представить себе человеческое воображение. Невозможно описать словами буйство тропического леса.
— Проклятое золото! — оборачиваясь ко мне, неожиданно бросает Пазио и тут же поясняет свою мысль:
— Рио де Оро! Как привлекательно это звучит, но сколько горького смысла в этом слове. Проклятая Рио де Оро совершенно испортила нам пребывание на Марекуинье. Но речь не о нас. Подумайте, сколько еще она испортит людям крови в будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38