Гендерсон пошарил под столом и мощным рывком выдрал провода, оставив болтаться концы.
— Ну, я им сыграю мелодию, — сказал он зловеще. — Отплатили за все хорошее. В этой пивнушке паслась вся английская колония и пресс-клуб. Здесь и ресторан хороший был. Теперь закрыт. Повар наступил на кота, опрокинул котел с супом, схватил зверюгу и запихал его в топку плиты. Само собой, все выплыло, и эти дерьмовые защитники животных и сентиментальные ублюдки завопили и потребовали отобрать у «Мелоди» лицензию. Я дело замял, но в ресторан никто уже не ходил. Пришлось его закрыть. Из постоянных посетителей остался я один. И устроить мне такое! Ладно, я парень злопамятный. И Танаку не забуду. Пора б уж ему понять, что я и мои друзья не собираемся кончать Императора или развлекаться взрывами.
Дикко посмотрел вокруг с видом, обещающим и то, и другое.
— А сейчас к делу, Джеймс. Встречаешься с Тигром завтра утром в одиннадцать. Я за тобой заеду и отвезу к нему. Контора называется «Институт Паназиатского Фольклора». Сам увидишь, не хочу портить тебе удовольствия.
В посольстве тебя ждет кипа «совершенно секретных, личных» шифрограмм из Мельбурна. Наш посол Джим Сондерсон знать ничего не желает и считает, что ему даже встречаться с тобой не стоит. Ты как? Он парень умный, оскорбить никого не хочет, но и лапы пачкать не собирается. И я предпочитаю держаться от твоих дел подальше. Расхлебывай сам. Могу предположить, что хочешь вытянуть кое-что из Танаки, так, чтобы ЦРУ не пронюхало. Точно? Это как кости кидать — что выпадет. Танака — профессионал, и играет соответственно. Внешне он на сто процентов «демокорацу», а копни поглубже… За союзом янки и самураев — годы американской оккупации, многолетнее сотрудничество, но японец — всегда японец. То же самое и с другими великими народами — китайцами, русскими, немцами, англичанами. И важны не лживые улыбки, а то, что от рождения в костях засело. А жалкие десять лет — мгновение для великих. Усе? Так вот, Тигр и его боссы, то есть, парламент и, на самом верху, Император, будут рассматривать твои предложения с двух точек зрения: выгодны ли они сейчас, немедленно? Или это долгосрочный банковский вклад? То, что нужно стране и через десять, двадцать лет? На твоем месте я бы выбрал второй вариант, с перспективой. Люди вроде Тигра, действующие в высших эшелонах власти, не оперируют понятиями дней, месяцев или лет. Их интересуют века, и кстати, они совершенно правы.
Дикко резко взмахнул рукой. Бонд решил, что тот основательно набрался. Они пропустили уже по восемь чашек саке, но Дикко еще в «Окура», пока Бонд составлял безобидную телеграмму в Мельбурн (шифровка под грифом «для информации» предназначалась для Мери Гуднайт), сообщая о своем прибытии, успел приложиться к местному виски «Сантори». Пьяный Дикко вполне устраивал Бонда. Австралиец вовсю молол языком и выдавал занятные идеи. Это могло пригодиться.
Бонд спросил: — Ну, так кто же этот Танака, друг или враг?
— И то, и другое. Скорее, друг. По крайней мере, я на это надеюсь. Я его забавляю, в отличие от его дружков из ЦРУ. Со мной он расслабляется. У нас есть общие делишки. Мы оба любим «самсара» — вино и женщин. Он порядочный бабник. Я тоже не промах. Я уже два раза спасал его от женитьбы. Он почему-то всякий раз хочет жениться. Платит алименты трем девкам. Так что он у меня в должниках. А это накладывает «обязательства» — штука столь же важная в японском образе жизни, что и «престиж». Долг висит на тебе, и надо достойно ответить. Если тебе дарят лосося, не отдаривай креветками. Отвечай таким лососем — или найди побольше. Если сможешь — ты наверху, и уже тебе обязаны. Сейчас на Танаке порядочный должок, потихоньку он расплачивается, в основном информацией. А вот его немедленное согласие на твой приезд и на встречу — уже порядочный кусок лосося. В обычных условиях тебе понадобились бы недели. «Шикириноши» — заставлять ждать, делая непроницаемую физиономию. Борцы сумо используют этот прием, чтобы смутить противника, Усек? Ты начинаешь, имея фору. Он поможет тебе, надеясь перевесить должок на меня. Но не так-то все просто. У каждого японца есть постоянный долг перед высшими силами: императором, предками, богами. И исполнить его можно, лишь поступая «праведно», а это нелегко. Как узнать, что наверху тобой довольны? Угоди своему непосредственному начальству. Этим угодишь императору, а уж тот договорится с предками и богами, ведь он — их земное воплощение. И у всех совесть чиста, а император может спокойно потрошить рыбок. Такое у него хобби. Ничего сверхъестественного. Смахивает на деятельность больших корпораций, ИБМ или Шелл, или разведки, но там высшая ступень — совет директоров, или начштаба. Это попроще. Не надо привлекать Господа Бога или собственного прапрадедушку, чтобы решить снизить цену упаковки аспирина на пенни.
— Не слишком-то «демокорацу».
— Ясное дело. Вбей себе в башку, болван, японцы — народ особый. По нашим дурацким западным меркам, они живут как цивилизованные люди лет пятьдесят, ну, сто. Поскреби русского, и найдешь монгола. Поскреби японца и обнаружишь самурая — или то, что он считает самураем. В основном, вся эта самурайщина — миф, вроде парня с Дикого Запада в Штатах или ваших рыцарей «круглого стола» короля Артура. «Цивилизация», по-твоему, это когда играют в бейсбол и носят котелки и все? Кстати, об Объединенных Нациях — зверскую заваруху они, собираются учинить, освобождая колониальные народы. Дайте им тысячу лет, и я скажу «да». Но не десять. Сменят свои духовые трубки на пулеметы, и все дела. Потом потребуют атомную бомбу. Чтобы обрести «паритет» с дерьмовыми колониальными державами. Через десять лет, дружок. А когда это случится, я вырою глу-у-бокую нору, там и засяду.
Бонд рассмеялся:
— Ты что-то тоже не очень «демокорацу».
— Трахал я эту «демокорацу», как сказал бы братец Хемингуэй. Я за элитарное правительство, — Дикко сглотнул девятую чашечку саке. — А избирателей допускать к голосованию по личному интеллектуальному цензу. Я что, не прав?
— Ради Бога, Дикко! Откуда выплыла политика-то? Давай пожуем. У аборигенов свои мозги есть…
— Оставь аборигенов в покое! Хрена ли ты о них что знаешь! У нас вот собираются дать этому дерьму право голоса! Ты, педик несчастный! Будешь еще о свободах гундеть, я тебе яйца на шее бантиком завяжу.
Бонд кротко спросил:
— А почему педик?
— По кочану. Нет, — Гендерсон встал и выпалил что-то по-японски парню за стойкой, — … перед вынесением приговора мы отправимся есть угрей, и туда, где есть пристойная выпивка. А потом в «Дом Абсолютного Наслаждения». А потом окончательный приговор. Тебе.
— Ты паршивый кенгуру, Дикко, — сказал Бонд. — Но я люблю угрей. Только не в желе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Ну, я им сыграю мелодию, — сказал он зловеще. — Отплатили за все хорошее. В этой пивнушке паслась вся английская колония и пресс-клуб. Здесь и ресторан хороший был. Теперь закрыт. Повар наступил на кота, опрокинул котел с супом, схватил зверюгу и запихал его в топку плиты. Само собой, все выплыло, и эти дерьмовые защитники животных и сентиментальные ублюдки завопили и потребовали отобрать у «Мелоди» лицензию. Я дело замял, но в ресторан никто уже не ходил. Пришлось его закрыть. Из постоянных посетителей остался я один. И устроить мне такое! Ладно, я парень злопамятный. И Танаку не забуду. Пора б уж ему понять, что я и мои друзья не собираемся кончать Императора или развлекаться взрывами.
Дикко посмотрел вокруг с видом, обещающим и то, и другое.
— А сейчас к делу, Джеймс. Встречаешься с Тигром завтра утром в одиннадцать. Я за тобой заеду и отвезу к нему. Контора называется «Институт Паназиатского Фольклора». Сам увидишь, не хочу портить тебе удовольствия.
В посольстве тебя ждет кипа «совершенно секретных, личных» шифрограмм из Мельбурна. Наш посол Джим Сондерсон знать ничего не желает и считает, что ему даже встречаться с тобой не стоит. Ты как? Он парень умный, оскорбить никого не хочет, но и лапы пачкать не собирается. И я предпочитаю держаться от твоих дел подальше. Расхлебывай сам. Могу предположить, что хочешь вытянуть кое-что из Танаки, так, чтобы ЦРУ не пронюхало. Точно? Это как кости кидать — что выпадет. Танака — профессионал, и играет соответственно. Внешне он на сто процентов «демокорацу», а копни поглубже… За союзом янки и самураев — годы американской оккупации, многолетнее сотрудничество, но японец — всегда японец. То же самое и с другими великими народами — китайцами, русскими, немцами, англичанами. И важны не лживые улыбки, а то, что от рождения в костях засело. А жалкие десять лет — мгновение для великих. Усе? Так вот, Тигр и его боссы, то есть, парламент и, на самом верху, Император, будут рассматривать твои предложения с двух точек зрения: выгодны ли они сейчас, немедленно? Или это долгосрочный банковский вклад? То, что нужно стране и через десять, двадцать лет? На твоем месте я бы выбрал второй вариант, с перспективой. Люди вроде Тигра, действующие в высших эшелонах власти, не оперируют понятиями дней, месяцев или лет. Их интересуют века, и кстати, они совершенно правы.
Дикко резко взмахнул рукой. Бонд решил, что тот основательно набрался. Они пропустили уже по восемь чашек саке, но Дикко еще в «Окура», пока Бонд составлял безобидную телеграмму в Мельбурн (шифровка под грифом «для информации» предназначалась для Мери Гуднайт), сообщая о своем прибытии, успел приложиться к местному виски «Сантори». Пьяный Дикко вполне устраивал Бонда. Австралиец вовсю молол языком и выдавал занятные идеи. Это могло пригодиться.
Бонд спросил: — Ну, так кто же этот Танака, друг или враг?
— И то, и другое. Скорее, друг. По крайней мере, я на это надеюсь. Я его забавляю, в отличие от его дружков из ЦРУ. Со мной он расслабляется. У нас есть общие делишки. Мы оба любим «самсара» — вино и женщин. Он порядочный бабник. Я тоже не промах. Я уже два раза спасал его от женитьбы. Он почему-то всякий раз хочет жениться. Платит алименты трем девкам. Так что он у меня в должниках. А это накладывает «обязательства» — штука столь же важная в японском образе жизни, что и «престиж». Долг висит на тебе, и надо достойно ответить. Если тебе дарят лосося, не отдаривай креветками. Отвечай таким лососем — или найди побольше. Если сможешь — ты наверху, и уже тебе обязаны. Сейчас на Танаке порядочный должок, потихоньку он расплачивается, в основном информацией. А вот его немедленное согласие на твой приезд и на встречу — уже порядочный кусок лосося. В обычных условиях тебе понадобились бы недели. «Шикириноши» — заставлять ждать, делая непроницаемую физиономию. Борцы сумо используют этот прием, чтобы смутить противника, Усек? Ты начинаешь, имея фору. Он поможет тебе, надеясь перевесить должок на меня. Но не так-то все просто. У каждого японца есть постоянный долг перед высшими силами: императором, предками, богами. И исполнить его можно, лишь поступая «праведно», а это нелегко. Как узнать, что наверху тобой довольны? Угоди своему непосредственному начальству. Этим угодишь императору, а уж тот договорится с предками и богами, ведь он — их земное воплощение. И у всех совесть чиста, а император может спокойно потрошить рыбок. Такое у него хобби. Ничего сверхъестественного. Смахивает на деятельность больших корпораций, ИБМ или Шелл, или разведки, но там высшая ступень — совет директоров, или начштаба. Это попроще. Не надо привлекать Господа Бога или собственного прапрадедушку, чтобы решить снизить цену упаковки аспирина на пенни.
— Не слишком-то «демокорацу».
— Ясное дело. Вбей себе в башку, болван, японцы — народ особый. По нашим дурацким западным меркам, они живут как цивилизованные люди лет пятьдесят, ну, сто. Поскреби русского, и найдешь монгола. Поскреби японца и обнаружишь самурая — или то, что он считает самураем. В основном, вся эта самурайщина — миф, вроде парня с Дикого Запада в Штатах или ваших рыцарей «круглого стола» короля Артура. «Цивилизация», по-твоему, это когда играют в бейсбол и носят котелки и все? Кстати, об Объединенных Нациях — зверскую заваруху они, собираются учинить, освобождая колониальные народы. Дайте им тысячу лет, и я скажу «да». Но не десять. Сменят свои духовые трубки на пулеметы, и все дела. Потом потребуют атомную бомбу. Чтобы обрести «паритет» с дерьмовыми колониальными державами. Через десять лет, дружок. А когда это случится, я вырою глу-у-бокую нору, там и засяду.
Бонд рассмеялся:
— Ты что-то тоже не очень «демокорацу».
— Трахал я эту «демокорацу», как сказал бы братец Хемингуэй. Я за элитарное правительство, — Дикко сглотнул девятую чашечку саке. — А избирателей допускать к голосованию по личному интеллектуальному цензу. Я что, не прав?
— Ради Бога, Дикко! Откуда выплыла политика-то? Давай пожуем. У аборигенов свои мозги есть…
— Оставь аборигенов в покое! Хрена ли ты о них что знаешь! У нас вот собираются дать этому дерьму право голоса! Ты, педик несчастный! Будешь еще о свободах гундеть, я тебе яйца на шее бантиком завяжу.
Бонд кротко спросил:
— А почему педик?
— По кочану. Нет, — Гендерсон встал и выпалил что-то по-японски парню за стойкой, — … перед вынесением приговора мы отправимся есть угрей, и туда, где есть пристойная выпивка. А потом в «Дом Абсолютного Наслаждения». А потом окончательный приговор. Тебе.
— Ты паршивый кенгуру, Дикко, — сказал Бонд. — Но я люблю угрей. Только не в желе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43