– Если необходимо, она нанимает людей. Весной и летом приходят садовники, чтобы привести в порядок земли вокруг. Но мы предпочитаем жить своей семьей.
– Но почему?
– Потому что мы есть друг у друга. Этого достаточно. Нам не нужны посторонние.
Эш повернулся и посмотрел ей прямо в лицо.
– Неужели у вас никогда не возникало желания уехать отсюда? Кристина, вы когда-нибудь покидали пределы Эдбрука?
– О да! – Она улыбнулась. – Да, очень часто. И каждый раз очень, очень надолго.
Но Эш в этот момент смотрел мимо нее, он увидел, что на другой стороне долины под деревьями кто-то стоит. Неясная фигура в тени, под сенью ветвей, маленькая девочка... расстояние не позволяло точнее определить ее возраст и рассмотреть черты лица. На ней были белые гольфы, что свидетельствовало о том, что она еще очень мала.
Кристина продолжала говорить, не замечая, что его внимание переключилось на нечто другое.
– Но меня всегда тянуло обратно в Эдбрук. Не думаю, что вообще смогла бы покинуть...
Эш тронул ее за руку.
– Кристина, посмотрите туда. Вы видите ее?
Она взглянула в ту сторону, куда он указывал.
– Я никого не вижу.
– Там, возле деревьев.
Она прищурилась, пристально всматриваясь, потом отрицательно покачала головой.
– Ничего не вижу...
– Не может быть! – Эш удивленно посмотрел на нее и мягко повернул лицо девушки.
Но теперь там действительно никого не было, Под деревьями никто не стоял...
19
Он шел по пустому дому; тишина, в которой слышалось лишь гулкое эхо его собственных шагов, действовала на него угнетающе. Эш был не один – Кристина и ее тетушка оставались в своих комнатах. И все же ему никак не удавалось избавиться от ощущения полного одиночества. Ночь за окном была ясной, безоблачной, яркая луна блестела в небе, словно гордясь своей неоспоримой властью над миром. Казалось, стены дома не защищали от холода, а, напротив, аккумулировали, притягивали его к себе, отчего даже мебель внутри была холодной на ощупь.
Вечером ему пришлось ужинать в одиночестве, даже няня Тесс, ставя перед ним на стол еду, не проронила ни слова. Правда, Эшу тоже не хотелось в тот момент разговаривать с кем-либо. Справедливо предположив, что Саймон и Роберт все еще в Лондоне, он поинтересовался, где Кристина, и няня Тесс ответила, что ее племянница рано ушла спать, так как события предыдущей ночи, естественно, очень ее утомили. Она говорила об этом таким тоном, словно виноват во всем был именно он, Дэвид Эш.
Он проверил установленную в нескольких комнатах аппаратуру, желая удостовериться, что все сработает как надо, если что-то вдруг возникнет поблизости. Отыскав еще несколько подходящих мест, он рассыпал там порошок, потом убедился в том, что наружные двери заперты. Половицы под его ногами скрипели, а в тех местах, где пальцы касались стен или перил лестницы, на толстом слое пыли оставались следы. Он обратил внимание еще на одну деталь, не замеченную им прежде: в темных углах висела ажурная паутина – пыльная, грязная, особенно причудливо разросшаяся в тех комнатах, которыми редко пользовались. Дэвид с отвращением покачал головой. Мариэллы слишком уж многого хотели от своей тетушки, если воображали, что она одна в состоянии справиться со всеми заботами по дому. Ничего удивительного в том, что она вечно обеспокоена чем-то.
Когда в одной из комнат он протянул руку к выключателю, то почувствовал, что по ней бежит паук. От мерзкого ощущения его лапок на коже Эша передернуло и по телу побежали мурашки. Он увидел, как паук исчез в одной из щелей гладильной доски. Как и везде в Эдбруке, свет был тусклым, к Эш удивился, почему не видел этой комнаты прежде. Потом он вспомнил, что до сих пор она всегда оставалась запертой и что Мариэллы уверяли его, будто в ней нет ничего заслуживающего его внимания, а потому он потерял тогда всякий интерес к этой комнате. Возможно, сейчас они открыли ее, желая дать ему возможность осмотреть весь дом.
Мебель покрывали пыльные чехлы, а над камином напротив двери висел портрет, на котором были изображены мужчина и женщина в вечерних туалетах. У него возникло странное ощущение, будто они пристально наблюдают за ним.
Сомнений в том, кто они, не возникало – женщина обладала удивительным сходством с Кристиной. Правда, черты лица ее были более резкими, чем у дочери, волосы светлее и причесаны по-другому, но глаза были теми же – художнику удалось передать скрытую в них жизнерадостность и сочетание насмешки и холодности. Казалось, они отражают некое высшее внутреннее сознание.
Мужчина представлял собой более суровую, жесткую копию Роберта, хотя был, конечно, значительно старше. Если даже тому человеку и было присуще чувство юмора, ему удалось великолепно скрыть его во время позирования. Угрюмое выражение лица и непреклонный взгляд раскрывали его внутреннюю сущность.
Томас и Изабель Мариэллы – покойные родители Роберта, Саймона и Кристины. Изабель – сестра Тессы Вебб.
Эш почувствовал себя неуютно под их немигающими взглядами и поспешил выключить свет и закрыть за собой дверь.
Проходя обратно через холл, он заметил, что дыхание его превращается в пар. Проверив показания висевшего поблизости термометра, он увидел, что температура упала очень низко. Всего девять градусов Цельсия. Как же холодно должно быть в доме, чтобы его хозяева включили систему отопления или хотя бы разожгли огонь во множестве имевшихся в доме каминов?
Он дошел до библиотеки, открыл дверь... и его ослепила яркая вспышка.
Эш закрыл руками глаза и выругался – должно быть, он оставил включенным детектор емкостного сопротивления. Из “Поляроида” на пол вылетел белый листок со снимком. Бобины магнитофона медленно вращались. Быстро моргая и защищая руками глаза от возможной следующей вспышки, он бросился к треноге с фотоаппаратом. Еще один белый листок вылетел и приземлился рядом с первым. Снова вспыхнул свет.
Нащупав кнопку выключателя на детекторе, он обнаружил, что она находится в нерабочем положении. Невозможно! Прибор не мог работать! Он дернул за провод, соединяющий детектор с фотоаппаратом.
Снова вспышка, яркий, ослепительный свет. Шорох фотобумаги. Бобины продолжают вращаться.
– Невозможно! – повторил он, на этот раз вслух.
Однако свет вспыхнул снова. Невероятно! фотографии вылетели из щели фотоаппарата. Он слышал, как все быстрее крутятся бобины.
Спотыкаясь и натыкаясь в темноте на мебель, Эш бросился к розетке. Почти ничего не видя, он наклонился, чтобы выдернуть вилку.
Вспышки прекратились. Последний листок фотобумаги упал на пол. Бобины магнитофона замерли и лишенная натяжения пленка между ними провисла, изогнувшись дугой. В наступившей тишине слышалось только его дыхание.
Эш в себя не мог прийти от потрясения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57