Вот скажи доктор, стал бы ты за просто так своей жизнью рисковать? На, погляди.
С этими словами, Воропаев вытащил из кармана Андреевские очки и положил на стол. Доктор не понимая, уперся в черные залапанные стекла.
- Ты в руки возьми, погляди внимательнее.
- Хм, - доктор профессионально разглядывал оптическое устройство, Ортопедические? А почему оба глаза заклеены, слепой носил?
- Нет, зрячий, как мы с тобой.
- Странно, - доктор надел для пробы, - Ничего не видно.
- Вот скажи, смог бы ты в этих очках поперек Ленинского проспекта гулять, да еще на красный свет.
- Ты их с покойника снял? - доктор с отвращением положил очки подальше от себя.
Воропаев горько усмехнулся.
- Нет, с абсолютно живого. Один молодой человек в них поперек движения гулял. Говорит, очки эти не для того, чтобы смотреть, а для того, чтобы видеть!
- А, наверное Кастанеды начитался, - вспомнил доктор,
- В воины подался.
- Да я тоже так вначале подумал. Даже очень разозлился, ох, как я был зол. Попался бы мне этот умник, который на русский язык дрянь эту переводил, блин, яйца ему бы оторвал. Или издатель этот... - Воропаев выругался, - Ну скажи, отчего же это молодежь такой дрянью увлекается, и именно у нас-то в России, где еще сто лет назад про бесов написано, где сказано: "нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется..." где все наелись по уши марксизмом, где слово воин и Павка Корчагин одно и тоже...
- Насчет бесов, тебе конечно виднее... - не выдержал доктор.
- Знаю, знаю, тем более, чего-то значит и им не хватает?
- Прививки от словоблудия. Молодежь как раз-то и не нюхала еще настоящего марксизму, это мы с тобой старые волки, у нас прививка мертвая... против плюрализма.
- Да я не против демократии, но знаешь, иногда нет-нет, да вспомнишь главлит. Хоть бы подумали, чего издают и пишут. По-моему, так прежде чем издать, пусть представят, а ну как эта книжка к собственному родному ребеночку в руки попадет?
- Да чем им думать, - поддержал Доктор, - У них задница вместо головы, ей-богу.
Они вдруг замолчали. Потом доктор спросил:
- Ты зачем меня про Станиславского спрашивал, догадался, что ли?
- О чем? - удивился Воропаев.
- Что я пишу. Пьесы пишу.
- Нет, просто лицо у тебя такое... - Воропаев замялся подыскивая словечко, - Проницательное, что ли...
- Ну-ну, только я больше этим не балуюсь.
- Почему? Не берут?
- Берут, даже поставили несколько...
- Чего ж перестал? - волновался Воропаев.
- Страшно! - выдохнул Доктор. - Боюсь.
- Чего ж-то теперь бояться? - удивился майор федеральной безопасности.
- Себя боюсь. Ведь слово, как бы не говорили, что искусство, мол, само по себе, а жизнь сама по себе, слово обладает грандиозной силой подспудного действия. Понимаешь, не прямого, очевидного, а подспудного! И чем талантливее оно, тем страшнее. Я не о себе, я в общем, -поправился доктор, - Да и что он значит - талант? Ты вдумайся, определи. Нет, не талантом меряется литература, а подспудными последствиями.
Знаешь, я как-то подумал, откуда это во мне. Люди как люди, живут себе и помалкивают, а я такой расхороший, бумагу мараю. Как будто мне есть чего другим сказать хорошего? А что я могу я им сказать, сам посуди, ведь и я выхода не вижу, чего ж других пугать буду и тоску разводить. -Доктор приумолк, - А так ради хохмы или из-за денег, противно, мы же в России живем, а здесь к слову еще есть уважение и участвовать в духовном разврате, не хочу, страшно! - Доктор махнул категорически рукой, будто кто-то с ним спорил, - Хотя обрати внимание, как раз кто пишет? Сплошные неудачники, которые себя нигде не проявили, поэтому, кстати и писательство свое профессией называют, мол, вот ведь и я чего-то умею... И начинают выкаблучиваться, каждый себе нору роет, жанры, формы изобретают, один словечками играет, то так повернет, то эдак, у другого просто понос больного сознания. Ни хрена это не профессия, слово оно есть результат!
- Результат чего? - удивился Воропаев.
- Да ничего, - Доктор сам с удивлением осмысливал свои слова, -Ну вот скажи полковник, что для тебя самое главное в жизни? Воропаев наморщил лоб и принялся обыскивать свою плешь.
- Да она жизнь и есть самое главное, то есть жена, ребеночек, ну работа, конечно...
- Ага, работа, и для писателя главное работа, а о чем писатель пишет, о самом для него главном - о писании писания, понимаешь, он пишет о том, как он пишет, то есть, конечно все это не прямо, через героев, занятых вроде бы конкретным делом, а получается, что он думает не о жизни, а о том, как он думает об этой самой жизни...
- Что-то ты, Михаил Антонович, зарапортовался.
- Это не я зарапортовался, это чистый писатель запутывается.
Доктор махнул рукой и изрек:
- А вообще литература - это всегда есть крик души о помощи под видом желания спасти человечество.
Воропаев вспомнил отца Серафима и спросил:
- Ты в Бога веришь?
Доктор устало потянулся.
- Пора бы вроде по возрасту, а никак не могу. Знаешь, что меня во всех религиях раздражает? - и не дожидаясь реакции продолжил, Претензия. Претензия на последнюю истину. Вот появись такая, скромная что ли, вера, чтобы не заявлял, мол, я пророк, следуй за мной и только, хочешь следуй, а не хочешь, отдохни посиди, мол, я и сам не ведаю, куда иду, а так сомневаюсь, на мир гляжу и тихо радуюсь...
- Но как же те самые проклятые вопросы?
- Не знаю, - искренне сказал доктор и, не спрашивая, налил еще по одной:
- Ну давай, - И выпив, добавил,
- Я тебе в серафимовой палате постелю, а сам пойду в ординаторскую.
Ничего?
- Нормально, - ответил Воропаев, и покорно отправился спать.
Там он сразу же уснул, и снилась ему всякая дрянь, от которой у него только и осталось впечатление неудобства и запах нечистых носок. А утром пришел доктор, протянул стакан с водой и огорошил.
- Я тебя, Вениамин Семеныч вчера тоже пожалел, не стал говорить, а то ведь и не уснул бы.
- О чем ты? - жадно выпив воды, спросил Воропаев.
- Я ведь в палате был, когда отец бредил. Он только в сознании Апоклипсис речетатировал, а бредил он вполне по-светски. Воропаев весь напрягся.
- В общем, резюмируя, скажу так, тот Новый Человек изобрел адское оружие массового возмездия и в электричке его пробовал.
- Возмездие кому?
- Богу, - доктор пожал плечами и уточнил, - в лице его образа и подобия - человечеству.
- Какое оружие?
- Не сказал, и потом не говорил, когда я спрашивал, видно, не помнил ничего в сознании. А может и помнил, да ему некогда - молитва знаешь сколько времени отнимает? Вот какая штука, господин полковник.
15
Еще теплился на сетчатке вспыхивающий звездами экран дисплея, еще помахивал ободранный собачий хвост, а он был уже далеко, за пределами старой московской квартиры. Он сидел в мягком плюшевом кресле шинкансана, устало глядел, как за окнами со скоростью двести пятьдесят километров в час убегали назад кочкообразные японские горы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45