Одновременно в кабинет заглянул капитан. Отвечая на его приветствие, я прошла через конференц-зал, после чего вернулась с программой снова через приёмную, где сидела Иоанна.
Меня удивило, что моё появление произвело на неё какое-то странное впечатление. Она явно испугалась и смотрела на меня, моргая глазами, как будто была чем-то неожиданно ошеломлена. Мне не хотелось спрашивать, чем я её так удивила, поэтому я отдала Витеку программу и вернулась в отдел.
Удивительное спокойствие продолжалось до полудня. События, которые потом произошли, ликвидировали его совершенно.
Все началось с того, что в нашем отделе неожиданно появились капитан, прокурор и поручик, и все трое ринулись к картине Лешека, по-прежнему стоящей у стены. Мы не могли понять, почему это произведение искусства, уже осмотренное ими несколькими днями раньше, вновь возбудило у них такой интерес. Мы внимательно наблюдали за ними, а они с невероятным вниманием рассматривали лицо изображённой там мегеры, чуть не ползая по нему носами. Наконец они выпрямились и посмотрели друг на друга.
— Действительно, — сказал удивлённо капитан, обращаясь к прокурору. — Я вас поздравляю…
Мы смотрели на них все с большим интересом, предвкушая какую-то сенсацию.
— Можно узнать, чем вы это рисовали? — любезно повернулся прокурор к Лешеку.
— Гуашью, — искренне ответил Лешек. — А что, это запрещено? — обеспокоенно спросил он.
— Вы все рисовали гуашью? Это тоже?..
Лешек посмотрел на картину, затем встал с кресла и пригляделся поближе к тому месту, в которое стукал пальцем представитель власти. Наконец он оторвался от созерцания и с неописуемым удивлением посмотрел сначала в пространство, а затем на нас.
— Что это? — глупо спросил он.
— Именно об этом мы вас и спрашиваем.
— Это не гуашь, — сказал Лешек по-прежнему тоном глубокого удивления.
— А что?
Вопрос прозвучал резко, и Лешек явно испугался.
— Клянусь Богом, не знаю! Я рисовал гуашью!
— Может быту кто-то из присутствующих скажет нам, что это такое и кто это нарисовал?
Нам недоставало только подобного вопроса, чтобы сорваться со своих мест и кинуться к картине, потому что мы и так сидели как на иголках.
С первого взгляда я поняла, о чем идёт речь, и припомнила вещество, которым была дополнена картина Лешека. Губы чудовища были подведены толстым слоем ярко-красной губной помады. Веслав отодвинулся от картины и начал хохотать.
— Но это же губная помада, — сказал Витольд, удивлённый не меньше, чем Лешек.
— Вот именно. А кто это рисовал?
— Я, — признался Веслав, стараясь сохранять серьёзность.
Он немедленно оказался в центре всеобщего внимания. Лешек смотрел на него с заметным неудовольствием.
Действительно, сразу после ухода одержимого хандрой автора Веслав закончил его произведение, дополнив макияж дамы, изображённой на древесностружечной плите, при полном одобрении Януша и моем. Нас удивляло, что Лешек до сих пор этого не заметил, потому что ярко-красный цвет ужасно выбивался из прочей тональности.
Не понимая необычного интереса следственных властей к проблемам колористики, мы с интересом ждали, что будет дальше.
— Чем вы это рисовали? — удивительно мягко спросил капитан у Веслава.
— Помадой и рисовал.
— Но вы, но-видимому, не употребляете губную помаду, — любезно сказал прокурор. — Где вы её взяли?
— У Ирены…
Если бы Веслав внезапно выстрелил из пушки, это не произвело бы большего эффекта. Трое мужчин, как громом поражённые, повернулись ко мне и застыли в молчании, глядя на меня с неописуемым удивлением. Я совершенно не могла этого понять, потому что, в конце концов, факт заимствования у женщины губной помады, даже ярко-красного цвета, не являлся ничем из ряда вон выходящим.
— Это правда? — тихо спросил прокурор.
На мгновение в его глазах появилось что-то похожее на упрёк.
— Разумеется, — ответила я, несколько удивлённая. — Я одолжила её Веславу специально дня этой цели. Это в самом деле хорошая французская помада, но цвет у неё слишком глупый, поэтому мне не было её жаль. Я очень редко ею пользовалась.
— Вы можете нам её показать?
— Пожалуйста, будьте любезны…
Они забрали помаду и ушли, оставив нас в ошеломлённом состоянии. Мы смотрели друг на друга и ничего не понимали.
— В чем дело? — спросил Януш. — Признавайтесь, что вы тут накрутили с этой помадой?
— Глупые идеи всегда за себя мстят, — удовлетворённо заявил Лешек.
Витольд задумчиво покачал головой, возвращаясь на своё рабочее место.
— Ох, что-то мне это не нравится, — проворчал он. — У меня такое впечатление, что они на что-то напали…
Минутой позже меня вызвали в конференц-зал. Трое мужчин сидели вокруг стола и с явным осуждением глядели на меня.
— Может быть, вы нам скажете, что это такое? — спросил кто-то из них, указывая на предмет, лежащий на столе.
Этот предмет был самым обычным большим мужским носовым платком в бело-голубую клетку. Платок преступника!..
— Если глаза меня не обманывают, то это носовой платок, — осторожно сказала я.
— Чей?
— Не знаю. Я его вижу в первый раз, но предполагаю, что это тот самый носовой платок, который вы искали.
После моего жизнерадостного замечания на какой-то момент наступило совершенно нежизнерадостное молчание. Потом последовал ещё вопрос:
— Когда вы в последний раз пользовались своей губной помадой?
— Не помню, но, по-видимому, это было довольно давно. Возможно, ранней весной, так как тогда я носила рыжую блузку, потому что среди моей одежды эта помада подходит только к ней.
— А случайно, не три дня тому назад?
— Нет, это исключено. Ту блузку я ношу, только когда холодно. И я не до такой степени сумасшедшая, чтобы в другое время так глупо краситься.
— Вы останетесь здесь. Прошу вас сесть там…
Ещё более заинтересованная и немного обеспокоенная, я послушно уселась на указанное место. Прокурор явно избегал моего взгляда. В конференц-зал вызвали Алицию, что мне очень понравилось, потому как, наконец-то, я могла быть свидетелем чужих ответов на допросе. Алиция вошла, посмотрела на меня без всякого удивления и уселась в ожидании вопросов. Носовой платок убрали ещё до её прихода.
Прокурор начал беседу на тему о косметических средствах. Он показал Алиции помаду и спросил, кому она принадлежит. Алиция осмотрела помаду, помазала ею по руке и задумалась.
— Откуда я знаю? Идиотский цвет… Анка красится таким образом, но у неё, помада, по-моему, светлей. Моника исключается. Может быть, Ирена? — и неуверенно посмотрела на меня.
— Когда пани Ирена красилась ею в последний раз?
— Предпоследний, — поправила его Алиция. — Последний раз бывает перед самой смертью. Не помню, я не обращаю внимания на такую ерунду.
— Может быть, неделю назад?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64