Но видеофон скрыл одну важную особенность взгляда вошедшего. Глаза Бизи взирали, ничего не отдавая, смотрели равнодушно и вместе с тем цепко, но эту цепкость трудно было приметить. Такого “закрытого” взгляда не бывает у репортёра, для которого важно в любой обстановке тотчас установить контакт с любым человеком. Такой взгляд скорей присущ закулисным политикам, опытным кадровикам и работникам секретных служб, хотя, разумеется, не всем.
Предлагая гостю кресло, Полынов поспешно соображал, в какой мере верна неприятная догадка и что все это, черт возьми, значит?
— Итак, — сказал он, — раз я имею дело с обыкновенным рядовым газетчиком…
Полынов выдержал паузу.
— Разрешите? — Бизи вынул из нагрудного кармана сигару. — Смысл вашей интонации мне понятен. Искренне восхищён, — он наклонил голову. — Все верно. Позвольте представиться: Бизи, сотрудник департамента социальных проблем. Извините за этот маленький камуфляж. Как журналист я имел шанс встретиться с вами наедине, а это, поверьте, очень важно.
— Не знаю, — медленно проговорил Полынов, — что меня сейчас удерживает от намерения указать вам на дверь.
— Любопытство, — коротко ответил гость, закуривая.
Полынов посмотрел на него с невольным уважением.
— Послушайте, Бизи… А может, не Бизи?
— Нет, фамилия подлинная. И департамент тоже. Можете удостовериться.
Он протянул запрессованную в пластик карточку.
— Однако вы не просто сотрудник, — сказал Полынов, возвращая документ. — Разговор, стало быть, официальный? Хотя, что я, для официальных переговоров не являются в плаще и маске. Вы не находите начало несколько… э… опереточным?
— Что делать, обстоятельства, — Бизи спокойно разглядывал дымящийся кончик сигары. — Во всяком случае, разговор не доставит вам никаких неприятностей. Помимо тех, которые уже были в этот вечер. Если они, конечно, были.
— Вам-то какое дело?
— А, все-таки были!
— Вы что, следили за мной?
— Никоим образом! Глупо, а, кроме того, мы заинтересованы в вашем добром отношении. Тут чистая дедукция. Раз вы гуляли, то скорей всего могли кое-что заметить, и это “кое-что” вряд ли вам понравилось. Вы имеете представление о задачах нашего департамента?
— Откуда?
— Да, конечно. Кстати, маленькая просьба: пусть этот разговор останется между нами.
— А вы не находите, что это уже слишком? Я ничего у вас не выпытываю. Оставьте, пожалуйста, свои тайны при себе.
— Не могу. Мне надо вас с ними познакомить.
— Зачем?
— Необходимость. Вы сами убедитесь, что ваше молчание никому не нанесёт ущерба. Ни вам, ни вашей родине. Скорей наоборот.
— Объясните.
— Представьте, что вы инфекционист. К вам является некий, согласен, довольно подозрительный Бизи, который информирует вас, что в стране началась эпидемия. Эпидемия, которая может распространиться… далеко. В ваших или нет интересах узнать, что это за эпидемия? Сохранение в тайне такого разговора до отъезда из страны, по-моему, не столь уж большая цена за подобную информацию.
— Откуда я знаю, что дело обстоит именно так?
Бизи окутывало облако дыма, и частота затяжек, пожалуй, была единственным признаком его волнения.
— Если дело обстоит не так, — невозмутимо ответил он, — если я вас обманываю, то вы будете вправе нарушить своё слово и разгласить все до последней запятой. Такой поступок, между прочим, станет концом моей карьеры.
— Тогда почему вы не можете обратиться официально?
— Увы! — Бизи развёл руками. — Полагаю, вы согласитесь, что так и должно быть, когда узнаете все. И ещё. Хотя мы и беседуем как сугубо частные лица, мой визит к вам — не только моя инициатива.
— В любом случае я оставляю за собой право поступить так, как считаю нужным, — жёстко сказал Полынов.
— Ладно, пусть будет по-вашему! Сейчас, здесь, — хочу я того или нет, — с моей стороны возможна только полная откровенность. Дело вот в чем. С некоторых пор в нашем обществе развилось умонастроение, которое нас беспокоит. Тревожен сам характер этого умонастроения, но ещё тревожней то, что мы не можем выявить причину. Мы пришли к заключению, что эта проблема настолько сложна, неожиданна, что рядовые специалисты с ней не справятся. Разрешить её, пожалуй, может специалист только вашего класса.
— Это вы называете откровенностью? Вы же ничего не сказали! Что за умонастроение? Какая проблема? При чем тут я?
— Терпение. Умонастроение можно выразить одной фразой: “Долой науку!” Точнее, даже так: “Смерть разуму!”
— Откуда вы взяли, что эта проблема нова? Не изучена? Подобным умонастроениям столько же веков, сколько самой цивилизации.
— Верно. По есть одна маленькая особенность. Вы, конечно, читаете газеты, следите за международными известиями.
— Не очень внимательно, признаюсь. Последнее время я был…
— Знаю. Но готов спорить, что вы летели сюда с убеждением: “Вот тихая, спокойная страна, где давно уже не происходит ничего серьёзного. Конечно, газеты пишут о каких-то анекдотических случаях, но где таких случаев нет”. Верно?
— Да.
— Так вот — это на поверхности. Журналист, наблюдающий, так сказать, за кухней общественной жизни, подобен хозяйке, которая судит 6 состоянии воды в кастрюле по тому, закипает она или нет. Для посторонних вода в нашей кастрюле тёпленькая. Но департамент, слава богу, располагает термометрами. Что вы скажете о кастрюле, вода в которой мгновенно нагрелась сразу на несколько десятков градусов?
— Скажу, что её поставили на очень сильный огонь.
— А огня нет.
— Так не бывает.
— Конечно. Однако ещё недавно у нас все было тихо и спокойно.
— Если я правильно понял, вы хотите пригласить меня на консультацию.
— Совершенно верно.
— У вас есть Лесс.
— Он отказался.
— Так! Но почему меня? Мои взгляды, надо полагать, вас не слишком привлекают.
— Именно это нас и устраивает.
— То есть?
— Разумеется, не только это. Таких учёных, как вы, немного. Кроме того, вы уже здесь и свободны, а у других зарубежных специалистов время расписано на месяцы вперёд. А нам никак нельзя медлить! — Бизи покачал головой. — И то, что вы из социалистической страны, поверьте, очень существенно.
— Решительно ничего не понимаю!
— Я все объясню, если вы согласитесь помочь нам как эксперт. Лесс, уверен, поймёт и простит, а уж потерянные дни мы чем-нибудь компенсируем.
— Это все, что вы пока мне можете сказать?
— Я и так уж превысил свои права. Вот если вы согласитесь…
— Нет.
— Подумайте. Мир един, пожар, возникший в одном месте, угрожает всем. Это не мои слова.
— Во-первых, у меня нет оснований доверять вам, надеюсь, вы это сознаёте! Во-вторых, “проклятие разуму”, уверен, вызвано вашими чисто внутренними, социально-экономическими причинами, в которых я плохо разбираюсь. Следовательно, моё участие в ваших делах и неуместно, и бесполезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20