Колодец нагнулся, швырнул на прилавок три железных рубля и углубился
в чтение журнала. Настурция нырнула за занавеси, вернулась с жбаном кваса,
только что принесенного со станции бабкой Рыжухой, которой Настурция
оставляла колготки для дочери, промышлявшей грехом в городе. Навроде жует
их? изумлялась Настурция. Такое производство у ей, ответствовала Рыжуха не
без смятения и регулярно доставляла ледяной квас об жаркую пору, а зимой,
что бог с лотка пошлет.
Колодец лениво перевернул страницу, знал, что Туз треф без прощанья
не уйдет.
- Возвернешь шесть! - Хорош кран, ничего не скажешь, так и хочется
трогать каждую минуту.
Туз треф медленно осознавал приговор, торговаться не привык, но
деньги не ворованные, с каждым днем доставались все труднее, опять же и
горючее взлетело в цене, как стрелка на силомере в парке уйму лет назад,
когда Туз треф в рот не брал и загонял стрелку под самый верх столба с
делениями.
- Прием окончен, - Колодец рубанул ребром ладони по прилавку. -
Перестройка, Туз! Мы, как все, в едином порыве.
Пыльная комната опустела, Настурция хлебала квас: не боится Мордасов
ничего, а она боится - деньги в рост! - тут надо силу духа иметь. Зато ты
спишь спокойно, посмеивался Колодец, хоть и сам спал дай бог, из пушки
пали, не моргнет. Или жить или бояться. Одно из двух. Давно они это
обсудили с Настурцией. Притыка - девка заглядение, ей отовсюду валится, а
Колодец вынужден заботиться о себе сам. Мордасов припомнил свидание,
оговоренное со Шпындро, заглянул в бумажник - только девять сотен.
- Дай триста!
Настурция оторвалась от кружки кваса, полезла за деньгами.
- А лучше пятихатку, - поправился Мордасов, - выездного встречаю, у
них семь пятниц на неделе и всегда им мало. Народец! Государственные
люди...
- Не все же, - Настурция протянула деньги, припоминая пламенный роман
с одним выездным позапрошлым летом.
- Не все? - взметнул бровь Колодец. - Если и не все, только со
страху, как ты. Какую щель узрят, нырь в нее и пошел деньгу помпой качать.
Понятное дело, если такие возможности только за то, что ты ездишь по белу
свету, у всякого душа дрогнет. Не пойму, за что им такая привилегия?..
- Они языки знают, - попыталась оправдать Настурция.
- Языки?! Не смеши! - Колодец запрятал деньги, заколол бумажник
булавкой. - Шпын вроде Туза, тоже тут мне читал инструкцию к плейеру,
вроде как маде уса получалось, я все ж два курса откукарекал - кумекаю...
Мордасов затосковал: не кончил институт, не вырвал диплом, коптит
тут, рубли ссужает, а такие, как Шпын страну представляют за пределами,
тьфу! И рассказы их понапридуманные, насквозь фальшивые, а сам в пакет
лезет и ручки пригоршнями на свет божий извлекает. Совмещаются же в одном
и том же человеке идеалы прозрачно хрустальные и... ручки по пятерке
загонять, а если паркер с допбаллоном меньше чирика ни-ни. Мордасов
припомнил первое крупное столкновение с Игорем насчет одноразовых
зажигалок, оба характер держали, завелся тогда Колодец из-за тайваньских
часов, что Шпын отвалил ему в подарок. Такие не пользую, криво усмехнулся
Мордасов, а за чертвертной толкну, если желаешь.
За четвертной? Шпындро побледнел и ни слова не говоря забрал часы -
Мордасов враз расшифровал разочарование спикуля, знал, отчего уныние:
Шпындро этой парой пускал пробный шар и вышло, что тайваньские часы не
товар, а Мордасов безжалостно добил: им цена трояк и тот рваный, даже
детвора брезгует... Потом и сцепились в подсобке насчет одноразовок, орали
до хрипоты, а Настурция бегала к Рыжухе за квасом, чтоб охладить крикунов;
через месяц про ругань забыли и все покатилось, как заведено.
Языки!
Колодец помнил, как прошлым летом заскочил с Игорем по случаю к
приятелю Мордасова на видуху попялиться, а там лента в самой середине
фильма в разгар пальбы и напряжения вдруг без перевода пошла; Мордасов
толкнул в бок Шпындро, мол, давай, толмач, разъясняй сирым, все притихли,
Шпындро тяжело вздохнул, пробормотал невразумительное, а дальше напомнил
рыбу, выброшенную на берег - только рот разевал да таращил глаза.
Идиоматики многовато, пробурчал Шпын и сник.
Языки!
Мордасов еще раз проверил накрепко зашпиленный булавкой ветхий
бумажник, любил старую вещицу, с ним начинал, из суеверных соображений не
променял бы на чистого крокодила или змею, хоть и даром достающиеся.
Бумажник Колодцу счастье приносил - факт, в нем вроде, как сила и везение
его упакованы, вроде жизни Кащея в игле.
Языки!
Колодец глянул в упор - Настурция отвела глаза. Еще смущается, не
разучилась. Колодец стащил очки, принялся протирать стекла замшевым
лоскутом, перед глазами поплыло, в размытости очертаний возник Шпындро,
высокий, худой, с улыбками на любой вкус, холодноватый, будто только что
разразившийся многозначительно: такая у нас миссия... Миссия! Языки! Черт
бы их побрал! Колодец нацепил очки на близорукие глаза.
- За державу обидно! - Потертый бумажник скользнул во внутренний
карман.
Настурция вытаращила глазищи: Шпындро ей нравился и сейчас девица
уяснила, почуяла женским нюхом, что гнев Мордасова направлен против
неизменно вежливого, тихоголосого москвича. Настурция случалось мечтала,
склонясь над пыльным прилавком, как вышагивает под руку с Игорем в далекой
стране и блики с промытых до нереального блеска витрин скачут по ее лицу,
она виснет на руке любимого крепкой, натренированной теннисными махами, и
прилепляется к витрине и просительно показывает глазами, то на сумку
матовой кожи, то на вечернее платье несусветной цены, Игорь поддается
минутной слабости, заводит избранницу в дорогущий магазин, но, только
завидев продавца, дает задний ход, молниеносно пересчитав, сколько же
мелкого высокорентабельного при перепродаже товара можно приобрести вместо
сумки, если приглядеться не очень-то и красивой, даже тяжелой очертаниями,
определенно не пойдущей Настурции.
- Зинка про парфюм забегала? - Настурция откинулась и лицо ее приняло
то надменное выражение, с которым Настурция встречала нескромные взгляды
мужчин и с которым забиралась в машины ухажеров южных кровей.
Колодец откипел, посмотрел сквозь напарницу и вышел на пыльную
площадь, через пять шагов налетел на тройку: Стручок, Туз треф и
неизвестный. Глаза Стручка остекленели, но приподнять почтительно картуз
не забыл, Туз треф приложил ладонь к лаково блестящим вихрам, отдавая
шутейно честь, и бравый жест при тусклом взоре и опущенных уголках губ
произвел жутковатое впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78