- Хана, - процедил Мордасов, приблизился Туз, выдохнул убедительно и
как всегда кратко.
- Пусть докажут!
И в самом деле. Мордасов перевел дыхание. Чего завелся? Пусть
докажут! Прав Туз. Может она, голова то есть, сама от вчерашнего удара
грузовика свалилась с плеч бронзового пионера? А куда исчезла? Бог весть,
разве за всем уследишь. Мордасов повеселел, хотел приказать Тузу тащить
Стручка сей момент для допроса первой степени с пристрастием, но
догадался, что лучше отправиться дворами к Стручку и прознать, куда тот
определил чертову голову, надежно ли заныкал.
Мордасов вышел на крыльцо, раскланялся с милицией, и вместе с
правоохранителями, вместе с торговками, вместе с Рыжухой и Боржомчиком,
мышью просунувшим мордочку в дверь ресторана, взирал на бывшего Гришу -
без головы, каждый бывший, хоть живой, хоть... - и на лице Мордасова, как
и на других физиономиях, читалось осуждение, непонимание, возмущение: есть
же прохиндеи, носит же земля-мать придурков...
Милиция укатила. Будь что будет. Мордасов тычком вытолкнул Туза на
порог, предварительно расспросив, как добраться до хибары Стручка, чтоб
быстро и незаметно. Маршрут отыскался подходящий и скрытный, через семь
минут, тщательно проверяя, не сечет ли кто за ним, Мордасов ввалился в
избенку Стручка, наполовину вросшую в землю, изжеванную временем до
неправдоподобной ветхости.
Стручок в сапогах возлежал на столе с думкой под головой и, - кто б
подумал? - нацепив очки, читал газету.
Стены хибары голы, бесприютно здесь, как на сквере голубой осенью и
только прикнопленный шелковый портрет Сталина украшал жилище Стручка.
Мордасов перевел взгляд на газету, поразился ее желтизне - вспомнил лик
умершей, ему о похоронах хлопотать, а не бегать в помойные норы; в очках
Колодец видел дай бог. Стручок мусолил газету сорок седьмого года, кроме
стола в комнате ничего, по углам свалены кипы газет, ими же подоткнуты
щелястые окна, они же, сложенные в одном из углов слой на слой, служили и
ложем и библиотекой Стручка.
Мордасов подошел к серому шелковому портрету, тронул ногтем усы.
Стручок отложил газету, оживился, содрал очки, сунул в нагрудный карман
рубахи.
- Вовремя отлетело. Все ругают теперь... Дурни! Порядок имелся. Водки
залейся, цены вниз всяк март скок да скок. У меня брат в охране лагерной
служил, мужик - кремень, прынципиал, божился - только враги народу сидели
и более никого. Вот чешут языки: в каждой семье, в каждой семье... У меня
в семье никто не сидел. Брат видывал разное, как враги юлили, выгораживали
себя, клялись в верности... Много повидал человек. Жаль, спился брательник
вчистую, смену времен не пережил что ль?..
Мордасов брезгливо отпихнул ноги Стручка вбок, постелил газету,
присел на край стола.
- Голова где?
Стручок взглянул на Сталина, будто советуясь врать-не врать,
сознаваться добровольно или как...
- Какая голова?
Мордасов схватил его за грудки, притянул рывком, перегаром окатило,
будто из ведра плеснули в лицо.
- Тварь поганая! Какая?! Я те щас рыло натру!
Стручок вырвался, подобрал ноги к животу, поверх колен - поза кучера,
шмыгнул носом.
- Уже настучали?
- Голова где?
- Где ей быть. На месте значит, может впервые в жизни на месте, при
полезном деле.
Мордасов наотмашь ударил Стручка по лицу. Тот утерся, смешком изошел,
по-ребячьи хрюкнул:
- Не больно!
Сколько ему лет? Мордасов сощурился, примеряясь, небось, сам и есть
тот охранник, наплел всячины, дурак, а отмазку от лихого дела не забывает
блюсти, еще и за медалью полезет, начнет трясти перед носом. Сколько ж
таких по городам да весям?
- Голову найдут, отмотаешь по полной выкладке. - Мордасов погрозил
кулаком. - У нас зря не содют, сам уверял и брательник твой, сукин сын,
спившийся, тож свидетель вполне достойный.
- Ну ты чё? - Стручок зачекал, подстраиваясь под Колодца, выхватил
из-под думки замасленный кепарь, натянул низко, почти скрыв глаза,
приободрился, кепарь ему заменял кащееву иглу, будто вся сила Стручка да и
жизнь в кепаре таилась.
Мордасов рявкнул так, что голос сорвал, с хрипа зафальцетил
обезумевшим петухом:
- Голова где, псина вонючая? Семья! Никто не сидел! - Молниеносно
соскочил со стола и принялся душить Стручка, удивляясь собственной ярости.
Стручок обмяк быстро и Мордасов, убоясь - еще придушит - разжал руки.
Пьянчуга сложил газету неторопливо, положил поверх стопки таких же
изжелта ломких, приложил палец к губам.
Мордасов замахнулся. Стручок отскочил к дверному проему без двери,
юркнул в темноту, мгновенно появился перед Мордасовым с ведром квашеной
капусты, поверх перевернутой ведерной крышки в качестве гнета возлежала
голова пионера Гриши.
- Вот! - Торжество Стручка не знало предела. - Сказал - при полезном
деле! Уже сок дала. Я, между прочим, только квашеной и питаюсь цельную
зиму. По осени натаскаю качанов с полей, бери - не хочу, шинкую по мере
надобности и ведрами заквашиваю - и еда, и закусь - такого гнета в жисть
не имел. Сок жмет лучше любого каменюги, опять же красиво. - Стручок
огладил чубчик Гришиной головы, зацепил щепотью капусту, протянул
Мордасову.
- Испробуйте, Сан Прокопыч! Засол оцените, имею секреты по части
клюковки, прочих ягод и разных добавок.
Стручок застыл с протянутым локоном длиннорубленной капусты. Мордасов
пожалел впервые, что не верует, а то б перекрестился. Сволочуга! Надо же,
удумал. Головой пионера Гриши из капусты сок жать. Если заявятся искать,
сразу же налетят и тогда... Да что тогда? Осадил себя Мордасов, не вылез
бы на свет божий промысел процентщика, а так, гори все синим пламешком.
- Лопата есть? - Губы Мордасова, серые, как у вытканного шелком
Сталина дрогнули.
Стручок метался по хибаре, семенил кривыми ножками; там, где
нормальный мужик обходился шагами тремя, Стручок умудрялся распорядиться
шестью-семью, бегал, по-гусиному выдвинув голову вперед и заложив руки за
спину, как повелось во времена серого человека с серыми шелковыми губами.
Стручок возникал в рассохшемся дверном проеме, как черт из табакерки: то
просунет козырь кепаря в то, что осталось от горницы, то исчезнет, будто
дымок, будто отродясь его, Стручка на земле не водилось. При исчезновениях
Стручок подавал признаки жизни грохотом железяк и наконец явился с кайлом,
покрытым ржавчиной с деревянной ручкой из сучковатого дерева.
Лагерный сувенир. Точно. Мордасов слабо смекал в земляных работах,
может и заменит лопату, может и нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78