Хиза остались верными своей забавной логике. Милико, Шептунья и Быстроног — это трое. С одним человеком идут двое хиза. Значит, с тремя людьми — шесть хиза. Сейчас их группа разбилась наконец на тройки и в спешке разошлась.
Никто уже не шутил. Быстроног и Шептунья вдруг умолкли и ловко пробирались между кустами, с упреком оглядываясь на Милико, когда она, по их мнению, слишком шумела. Хиза обладали исключительно тонким слухом, а Милико мешало шипенье дыхательной маски. Зато ей удавалось подражать скользящей поступи низовиков, которые то и дело замирали на месте, а потом рывком бросались вперед, под их ногами не хрустнула ни одна веточка. Ей вдруг пришло в голову, что людям есть чему поучиться у этих лесных существ.
Она не останавливалась, пока не выбилась из сил. В конце концов она упала, и хиза кинулись к ней, чтобы поднять, похлопать по щекам и погладить по волосам как своего сородича, а после согреть теплом своих тел, потому что к тому времени небо затянулось тучами, задул студеный ветер и заморосил дождь.
Они пошли дальше, как только Милико смогла подняться на ноги. «Хорошо, хорошо, — сказали низовики. — Ты хорошо». К полудню они повстречали группу хиза — несколько самок и двое самцов коричневыми призраками возникли из-за невысокого холма, сплошь покрытого зарослями. Накрапывал дождь, и водяные капли на их шерсти сверкали, как драгоценные камни. Поддерживая Милико, Шептунья и Быстроног обменялись с сородичами несколькими быстрыми фразами.
— Говорить… далеко идти они-место. Слышать. Приходить. Много они приходить. Они глаза теплое видеть ты, Михан-тизар.
Всего их было двенадцать. Один за другим они подходили, обнимали Милико, торжественно подпрыгивали и кланялись. Шептунья что-то долго втолковывала им, и они отвечали столь же пространно. Быстроног сосредоточенно внимал.
— Они видеть, — сказал он наконец. — Они видеть человеки-место. Хиза там плохо. Человеки там плохо.
У Милико кольнуло сердце.
— Надо идти туда, — произнесла она. — Нам, людям, надо быть там. Сидеть на холмах. Смотреть. Вы меня понимаете?
— Понимать, — заверил ее Быстроног и, похоже, перевел остальным.
Они двинулись дальше, незнакомые хиза присоединились. Милико понятия не имела, что они предпримут, добравшись до места. План Ито… С шестью пистолетами не захватишь челнока, эта задача даже всей колонии не под силу. Солдаты вооружены до зубов и защищены броней, а у колонистов — только голые руки. Нападать нельзя ни в коем случае, можно лишь наблюдать со стороны и надеяться на лучшее.
Они шли весь день под холодным дождем, проникавшим сквозь листву. Иногда дождь ненадолго утихал, но все равно ветер осыпал путников каплями, стряхивая их с ветвей. В ложбинах бурлили мутные потоки. Милико и хиза забирались в дикую чащу, в почти непролазные заросли.
— Человеческое место! — придя в отчаяние, напомнила Милико низовикам. — Нам надо в лагерь людей.
— Идти человеки-место. — Шептунья подпрыгнула и скрылась в кустах так быстро, что Милико глазом моргнуть не успела.
— Бежать хорошо, — заверил Быстроног. — Делать Топотун ходить далеко ходить она. Много он падать, она ходить.
Милико недоуменно посмотрела на него — щебет низовиков частенько сбивал ее с толку. Впрочем, Шептунья, как ей показалось, была созданием отнюдь не легкомысленным. Если она ушла, значит так надо. С трудом переставляя ноги, Милико двинулась дальше.
Очень нескоро она увидела впереди вожделенный просвет, мельницы, а чуть позже различила слабо отсвечивающий купол. Из последних сил Милико добралась до опушки, опустилась на колени и попыталась определить, с какой стороны они вышли к базе.
С этого холма и с такой высоты она видела лагерь впервые. Перед глазами у нее все плыло, из маски вырывался хрип. Ощутив прикосновение Быстронога к плечу, она спохватилась и полезла в карман, где лежали три запасных фильтра. Оставалось лишь надеяться, что цилиндр в маске не успел отработать до конца. Экономить их было ни к чему — даже если бы все беженцы постоянно находились под открытым небом, фильтров хватило бы на многие недели.
Солнце садилось, в лагере зажигались прожектора. Подойдя к краю обрыва, Милико смогла разглядеть движущиеся фигурки между мельницей и дорогой — цепочку людей и хиза, сгибавшихся под тяжестью мешков.
— Она прийти, — сказал вдруг Быстроног.
Милико оглянулась и растерянно заморгала, не увидев спутников, которых она обогнала еще в лесу. Через несколько секунд кусты на опушке раздвинулись, из них выскочила Шептунья и, тяжело дыша, упала на колени.
— Топотун, — жалобно просипела Шептунья, пошатываясь. — Он плохо. Работа много-много. Константин-человек плохо. Он дать. Дать ты. — Из ее мохнатого кулака торчал клочок бумаги.
Милико взяла листок, тщательно разгладила и повернула к свету. От воды бумага стала мягкой, как ткань, вдобавок в нее впитывались все новые капли. Чтобы разобрать неровные, наползающие друг на друга строчки, Милико пришлось поднести записку к самым глазам и повернуть к далекому свету:
«Здесь очень… плохо… Не вмешивайся… ни в коем случае. Умоляю… не вмешивайся. Лучше рассейтесь и… постарайтесь не попадаться. Боюсь, они… потребуют… новых рабочих… а может, и нет. У меня все нормально… Возвращайтесь… и держитесь в стороне».
Двое хиза не сводили с нее озадаченных черных глаз. Закорючки на бумаге всегда повергали их в изумление.
— Вас кто-нибудь заметил? — спросила Милико. — Люди-ружья заметили?
Шептунья пожевала губами и высокомерно ответила:
— Я низовик. База много мы. Низовик приходить здесь, брать мешок, низовик. Нести мешок, низовик. Нести мельница, низовик. Топотун там, человек видеть я, не видеть я. Кто я? Низовик. Топотун говорить, ты друг работать много-много, он плохо. Человеки убивать человеки. Он сказать, любить ты.
— Я тоже его люблю. — Милико спрятала драгоценную записку и съежилась, подняв капюшон и сунув руку в карман с пистолетом. В эту ночь они ничего не могли предпринять — любое вмешательство только осложнило бы ситуацию, поставило бы под угрозу жизнь всех колонистов и многих хиза. Захват одного из кораблей повлечет за собой карательный рейд. Один мощный залп, и не будет святилища. Кровь за кровь. Эмилио не жалеет себя, чтобы спасти Нижнюю, а донкихотское самопожертвование жены и товарищей ему сейчас нужно меньше всего.
— Быстроног, — сказала она, — беги. Найди низовиков. Найди всех людей. Скажи им… Милико говорила с Константином-человеком. Скажи, пусть сидят спокойно и не злят военных. Пусть ждут. Понял? Повтори.
Низовик попытался повторить, но запнулся, поскольку не знал значения некоторых слов. Милико терпеливо объяснила, и наконец Быстроног подпрыгнул.
— Сказать они сидеть, — возбужденно произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Никто уже не шутил. Быстроног и Шептунья вдруг умолкли и ловко пробирались между кустами, с упреком оглядываясь на Милико, когда она, по их мнению, слишком шумела. Хиза обладали исключительно тонким слухом, а Милико мешало шипенье дыхательной маски. Зато ей удавалось подражать скользящей поступи низовиков, которые то и дело замирали на месте, а потом рывком бросались вперед, под их ногами не хрустнула ни одна веточка. Ей вдруг пришло в голову, что людям есть чему поучиться у этих лесных существ.
Она не останавливалась, пока не выбилась из сил. В конце концов она упала, и хиза кинулись к ней, чтобы поднять, похлопать по щекам и погладить по волосам как своего сородича, а после согреть теплом своих тел, потому что к тому времени небо затянулось тучами, задул студеный ветер и заморосил дождь.
Они пошли дальше, как только Милико смогла подняться на ноги. «Хорошо, хорошо, — сказали низовики. — Ты хорошо». К полудню они повстречали группу хиза — несколько самок и двое самцов коричневыми призраками возникли из-за невысокого холма, сплошь покрытого зарослями. Накрапывал дождь, и водяные капли на их шерсти сверкали, как драгоценные камни. Поддерживая Милико, Шептунья и Быстроног обменялись с сородичами несколькими быстрыми фразами.
— Говорить… далеко идти они-место. Слышать. Приходить. Много они приходить. Они глаза теплое видеть ты, Михан-тизар.
Всего их было двенадцать. Один за другим они подходили, обнимали Милико, торжественно подпрыгивали и кланялись. Шептунья что-то долго втолковывала им, и они отвечали столь же пространно. Быстроног сосредоточенно внимал.
— Они видеть, — сказал он наконец. — Они видеть человеки-место. Хиза там плохо. Человеки там плохо.
У Милико кольнуло сердце.
— Надо идти туда, — произнесла она. — Нам, людям, надо быть там. Сидеть на холмах. Смотреть. Вы меня понимаете?
— Понимать, — заверил ее Быстроног и, похоже, перевел остальным.
Они двинулись дальше, незнакомые хиза присоединились. Милико понятия не имела, что они предпримут, добравшись до места. План Ито… С шестью пистолетами не захватишь челнока, эта задача даже всей колонии не под силу. Солдаты вооружены до зубов и защищены броней, а у колонистов — только голые руки. Нападать нельзя ни в коем случае, можно лишь наблюдать со стороны и надеяться на лучшее.
Они шли весь день под холодным дождем, проникавшим сквозь листву. Иногда дождь ненадолго утихал, но все равно ветер осыпал путников каплями, стряхивая их с ветвей. В ложбинах бурлили мутные потоки. Милико и хиза забирались в дикую чащу, в почти непролазные заросли.
— Человеческое место! — придя в отчаяние, напомнила Милико низовикам. — Нам надо в лагерь людей.
— Идти человеки-место. — Шептунья подпрыгнула и скрылась в кустах так быстро, что Милико глазом моргнуть не успела.
— Бежать хорошо, — заверил Быстроног. — Делать Топотун ходить далеко ходить она. Много он падать, она ходить.
Милико недоуменно посмотрела на него — щебет низовиков частенько сбивал ее с толку. Впрочем, Шептунья, как ей показалось, была созданием отнюдь не легкомысленным. Если она ушла, значит так надо. С трудом переставляя ноги, Милико двинулась дальше.
Очень нескоро она увидела впереди вожделенный просвет, мельницы, а чуть позже различила слабо отсвечивающий купол. Из последних сил Милико добралась до опушки, опустилась на колени и попыталась определить, с какой стороны они вышли к базе.
С этого холма и с такой высоты она видела лагерь впервые. Перед глазами у нее все плыло, из маски вырывался хрип. Ощутив прикосновение Быстронога к плечу, она спохватилась и полезла в карман, где лежали три запасных фильтра. Оставалось лишь надеяться, что цилиндр в маске не успел отработать до конца. Экономить их было ни к чему — даже если бы все беженцы постоянно находились под открытым небом, фильтров хватило бы на многие недели.
Солнце садилось, в лагере зажигались прожектора. Подойдя к краю обрыва, Милико смогла разглядеть движущиеся фигурки между мельницей и дорогой — цепочку людей и хиза, сгибавшихся под тяжестью мешков.
— Она прийти, — сказал вдруг Быстроног.
Милико оглянулась и растерянно заморгала, не увидев спутников, которых она обогнала еще в лесу. Через несколько секунд кусты на опушке раздвинулись, из них выскочила Шептунья и, тяжело дыша, упала на колени.
— Топотун, — жалобно просипела Шептунья, пошатываясь. — Он плохо. Работа много-много. Константин-человек плохо. Он дать. Дать ты. — Из ее мохнатого кулака торчал клочок бумаги.
Милико взяла листок, тщательно разгладила и повернула к свету. От воды бумага стала мягкой, как ткань, вдобавок в нее впитывались все новые капли. Чтобы разобрать неровные, наползающие друг на друга строчки, Милико пришлось поднести записку к самым глазам и повернуть к далекому свету:
«Здесь очень… плохо… Не вмешивайся… ни в коем случае. Умоляю… не вмешивайся. Лучше рассейтесь и… постарайтесь не попадаться. Боюсь, они… потребуют… новых рабочих… а может, и нет. У меня все нормально… Возвращайтесь… и держитесь в стороне».
Двое хиза не сводили с нее озадаченных черных глаз. Закорючки на бумаге всегда повергали их в изумление.
— Вас кто-нибудь заметил? — спросила Милико. — Люди-ружья заметили?
Шептунья пожевала губами и высокомерно ответила:
— Я низовик. База много мы. Низовик приходить здесь, брать мешок, низовик. Нести мешок, низовик. Нести мельница, низовик. Топотун там, человек видеть я, не видеть я. Кто я? Низовик. Топотун говорить, ты друг работать много-много, он плохо. Человеки убивать человеки. Он сказать, любить ты.
— Я тоже его люблю. — Милико спрятала драгоценную записку и съежилась, подняв капюшон и сунув руку в карман с пистолетом. В эту ночь они ничего не могли предпринять — любое вмешательство только осложнило бы ситуацию, поставило бы под угрозу жизнь всех колонистов и многих хиза. Захват одного из кораблей повлечет за собой карательный рейд. Один мощный залп, и не будет святилища. Кровь за кровь. Эмилио не жалеет себя, чтобы спасти Нижнюю, а донкихотское самопожертвование жены и товарищей ему сейчас нужно меньше всего.
— Быстроног, — сказала она, — беги. Найди низовиков. Найди всех людей. Скажи им… Милико говорила с Константином-человеком. Скажи, пусть сидят спокойно и не злят военных. Пусть ждут. Понял? Повтори.
Низовик попытался повторить, но запнулся, поскольку не знал значения некоторых слов. Милико терпеливо объяснила, и наконец Быстроног подпрыгнул.
— Сказать они сидеть, — возбужденно произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137