— Хуже не бывает… — Кудеслав сгреб бородку в кулак.
Хранильник кивнул:
— Не бывает.
Они, не сговариваясь, медленно двинулись вдоль избяной стены — без цели, просто чтоб не стоять на месте. Прямо перед ними внезапно и бесшумно возникла тень одного из сторожевых псов. Потершись о ногу волхва, пес выклянчил короткую ласку хозяйских пальцев и сгинул. Несколько мгновений волхв глядел ему вслед, затем снова побрел боги знают куда, раздраженно стуча посохом по мерзлой земле. Кудеслав отправился следом.
Помолчав, хранильник заговорил опять:
— Вот что еще помни: он бросается прямиком на врага, но в самый последний миг шарахается влево, как бы пугается вдруг. И с ходу бьет правой лапой.
Снова помолчали. И опять волхв, будто угадав, что Мечник собирается о чем-то спросить, поторопился заговорить первым:
— Он ведет себя скорей как человек. Нюхом обижен, да лапа одна увечна — оттого и повадки у него не звериные. Потому-то я и просил у Яромира тебя, вместо чтоб кого из охотников кликнуть. У самого что ни на есть опытного медвежатника против такого выйдет то же, что у Гордея вышло. Тут воин надобен.
Белоконь почти слово в слово повторил утренние Кудеславовы рассуждения, и Мечник про себя порадовался собственной догадливости. А старик продолжал:
— В окрестных местах только двое способны с ним совладать: ты да я. Был бы он не простой медведь, а и впрямь оборотень, как мне сперва померещилось из-за его человечьей повадки, я бы сам… Но вот нынче ходил, глядел следы — все-таки зверь он. Увечный, неправильный, но душа в нем звериная. А погубить своими руками медведя я не могу. Именно этого — никак не могу. Боги не велят, я уж спрашивал. Сына он мне поломал, изувечил — а не добил же, выпустил-таки живым из леса. Чем-то прогневил я богов, вот и карают. Сам убью — осерчают пуще прежнего, сынову жизнь заберут. А может, и не только его… Ну, ты уж выходи, будет хорониться-то!
Ошарашенному Кудеславу изрядного труда стоило понять, что последняя фраза предназначена не для него и не для людоеда.
— Выходи-выходи! — Белоконь чуть повысил голос. — Знаю же, что подслушиваешь!
За разговором волхв и Мечник успели подойти к стене сарая, в котором стояли хранильниковы лошади. Обманчивый звездный свет увеличил приземистое строение, оборотив его в огромную глыбу непроницаемой черноты. И внезапно отлепившаяся от этой глыбы человеческая фигура сперва тоже показалась великанской. Однако, подступив да остановившись шагах в трех от хранильника и Кудеслава, фигура превратилась в фигурку и произнесла хрипловатым знакомым голосом:
— Ну?
— Я те понукаю! — хмуро сказал волхв. — Ты чего из сарая вылез? Жизнь не мила?
— А чего в ней милого-то? — так же хмуро осведомился Векша.
— Еще и дерзит старику! — Белоконь возмущенно пристукнул посохом и глянул на Кудеслава, будто сочувствия от него ожидал.
Кудеслав торопливо изобразил на лице сочувствие, а через миг спохватился, что старания его большей частью пропали напрасно: при этаком свете лицо разглядеть легко, но, к примеру, дружеская улыбка может показаться хоть злобным оскалом, хоть гадливой гримасой.
— Душно там, — вдруг сказал Векша, глядя в сторону. — Смрадно. Тесно. Спать хочется, а какой может быть сон, если мне лошадь чуть на голову не наступила?!
— Ну так иди спать в избу, — как-то слишком уж миролюбиво сказал Белоконь.
Мальчишка удостоил его коротким взглядом исподлобья и вновь отвернулся:
— Не пойду.
— Пойдешь-пойдешь! — Волхв снова пристукнул посохом. — Для начала сходи принеси огниво мое — я где-то в сенях выронил.
— В сенях темно. Как же я впотьмах искать стану?
— А ты в избу зайди, вздуй очаг да подожги от него лучину, — терпеливо объяснил Белоконь.
— Все равно не пойду. Там эта…
Кудеслав тихонько отошел подальше от спорщиков. Однако же спорщики были хороши — старец невесть какой древности и голоусый пащенок! Кто другой на месте Белоконя первую же мальчишечью дерзость оборвал бы затрещиной. Да и сам Белоконь, будь на месте Векши хоть даже Гордей (родной сын, почти старик), наверняка не стерпел бы ни единого возраженья. А тут…
Векша все-таки отправился в избу — медленно, оглядываясь на каждом шагу и (Мечник готов был поклясться в этом) тихонько поминая старого волхва нехорошими словечками. А волхв молча глядел ему вслед. Кажется, старик улыбался — во всяком случае, это явно не было ни злобным оскалом, ни брезгливой гримасой.
Когда мальчишка сгинул в черном зеве избяной двери, хранильник обернулся к Кудеславу и подманил его пальцем. Да, старик улыбался. Хорошо улыбался, по-доброму. А Мечник не удивился бы, увидав на его лице другую улыбку, которая куда страшней гримас да оскалов.
— Ишь, норов-то! — сказал волхв. — Ну да ничего, пообвыкнет — утихомирится.
— Зачем тебе огниво? — спросил Кудеслав (просто так спросил, чтоб не молчать).
Белоконь еле слышно рассмеялся:
— Огниво? Огниво мне не нужно, потому что вот где оно. — Старик похлопал по висящему на поясе кожаному мешочку. — Ничего, пускай ищет… Небось удивляешься моей терпеливости к купленному мальцу? — спросил он внезапно.
Мечник только плечами пожал: мое ли, мол, это Дело?
— Надобен он мне. — Волхв посуровел. — Силу чую в нем ведовскую. Мои сыны такой не имеют… Нет, иначе. Имели, да порастеряли почти без остатка. Разучились они слышать неслышимое и говорить с невидимыми не могут. И не смогут, потому что охоты мочь не имеют. Они, живя под моей рукой, сами того не понимая, пуще всего мечтают хоть в чем?нибудь превзойти меня. А чтобы превзойти меня в волховании, надобно прожить век не менее моего, да так прожить, как я свой прожил… Вот и ищут они для себя другого. Мне замена надобна, продолжатель, которому бы святилище после себя доверить. Подворье-то есть кому передать — лучше Гордея хозяйство никто не управит, а вот храненье святыни… И внуки не в меня — в них удаются. Вот если бы ты…
Кудеслав вздохнул и отвел глаза. Не однажды затевал с ним Белоконь подобные разговоры, не однажды предлагал угол в своей избе. Всякий раз, как дозревала до замужества очередная Белоконева внучка, волхв соблазнял Мечника возможностью породниться — и всякий раз это бывало тщетно. Спасибо, что старик хоть прощал отказы. Впрочем, иного ожидать было бы странно — волхву-то как никому другому должны быть понятны причины упорного Кудеславова нежелания уйти из отцовой избы (хоть чьей она нынче ни называйся, а очаг-то родительский!) и взять за себя девушку из семьи храниль-ника.
А вот Кудеслав все же не понял причины странного отношения волхва к своему купленнику. Верней сказать — не поверил объяснению старика. Будто бы тот неглавное приоткрыл, а о главном решил умолчать. Что ж, его дело и его воля — мог бы вообще об этом не заговаривать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109