— Грузите тело, — распорядился Тумов.
— Позвольте, господа, — послышался голос Пигастера. — В этом самолёте повезут мертвеца? Тогда мы не летим. Или мы, или мертвец.
— Я в отчаянии, господин Пигастер, — начал Очир. — Второй раз самолёт не сможет прилететь сюда. Я также лечу этим самолётом и позволю себе заметить…
— А я никогда не летал на катафалке, — вскипел Пигастёр, — и не полечу.
— Господин Пигастер, — снова начал Очир, — обстоятельства складываются таким образом, что мы должны торопиться. Боюсь, что через полчаса самолёт вообще не сможет подняться.
— Я сказал своё последнее слово, — отрезал американец. — А вы решайте…
Он сел на чемодан и скрестил длинные руки на груди.
Очир заколебался; вопросительно глянул на Озерова, потом на Тумова.
Молчаливый секретарь наклонился к мистеру Пигастеру и принялся шептать ему на ухо.
— Нет! — громко ответил Пигастер. — Или я, или мертвец.
Рабочие-монголы, поняв, в чём дело, начали возмущённо перешёптываться. Пилот озабоченно поглядывал то на небо, то на Очира.
— Может быть, врачи смогли бы произвести вскрытие здесь на месте? — тихо спросил Озерова Очир. — Мне не хотелось бы обострять ситуацию в последний момент.
— Подождите, — так же тихо ответил Озеров. — Попробуем уговорить его… Господин Пигастер, — обратился он по-французски к американцу. — Могу я попросить вас на пару слов?
— Пожалуйста, — процедил удивлённый американец, вставал с чемодана.
Они отошли в сторону.
— Господин Очир предпочтёт отправить мертвеца, — тихо сказал Озеров. — Он просил передать вам это. Вы можете, если хотите, вернуться в лагерь…
Пигастер ошеломлённо отпрянул. У него захватило дух от негодования.
— Я, я… — начал он по-английски.
— Но я думаю, вам не следует откладывать отъезда из-за такого пустяка, — спокойно продолжал Озеров, не отрывая взгляда от глаз американца. — Обратный путь на машине долог и труден. Мой друг Батсур и я будем в отчаянии от неудобств, какие могут выпасть на вашу долю. Поэтому мы просим вас лететь. Кроме того, в Вашингтоне, по-видимому, ждут вашего личного доклада. Стоит ли испытывать терпение…
Брови Пигастера нервно подскочили и замерли. В глазах появилось выражение беспокойства.
— Как вы сказали? — переспросил он.
— Я сказал, что тело старика будет отправлено этим самолетом. И мне кажется, что у вас тоже нет оснований откладывать свой отъезд… Господин Тумов предсказывает наступление осенних буранов. Вы хорошо знаете, что такое бураны на юге Гоби.
Пигастер молча покусывал тонкие губы. Казалось, он выжидал, не скажет ли Аркадий ещё что-нибудь.
Озеров, не торопясь, раскурил трубку, затянулся. Ветер свистел все злее, унося в воздух струи песка с гребней барханов.
Американец молчал. Озеров чуть заметно пожал плечами и отвернулся.
— Договаривайте, господин Озеров, — тихо заметил Пига-стёр. — Я не совсем понимаю, к чему вы клоните. Откройте же ваши карты, или как говорят русские, выньте камень из-за пазухи.
— Камни для меня — только геологические образцы, господин профессор. Понимаете, ваше упорство меня немного удивляет. Вы же умный человек… Вспомните наш разговор у развалин монастыря.
Пигастер испуганно заморгал и кашлянул.
— Мне показалось, что там были не просто слова, продиктованные вежливостью… или жарой, — заключил Озеров.
Лицо американца покрылось мелкими капельками пота. Однако он нашёл в себе силы усмехнуться:
— Или коньяком, хотите сказать… О, этот русский коньяк…
— И опять вы не поняли, — возразил Озеров. — Я совсем не имел в виду той части разговора, о которой, по-видимому, думаете вы. Просто мне тогда показалось, что под маской учёного-политика я разглядел учёного-человека. Для проверки одной нашей гипотезы тело старика надо доставить в Улан-Батор. Только там можно выяснить, отчего он умер. Вот я и подумал, что человек иногда может одержать верх над политиком. Но, может быть, я ошибся.
Пигастер задумался. Он достал из кармана большой клетчатый платок и принялся отирать лицо, глядя на дымящиеся барханы.
— Нет, вы не ошиблись, — сказал он наконец. — И выбрали правильный путь. Я восхищаюсь вами… Вы опасный противник или… просто очень порядочный человек. Впрочем, очень порядочные люди всегда наиболее опасны. Разумеется, я не в силах отказать в просьбе ни вам, коллега, ни вашему другу господину Батсуру.
— Благодарю. Следовательно…
— Следовательно, признаю себя побеждённым. Второй раз… Однако работу с вами буду вспоминать с искренним удовольствием. Надеюсь, что смогу приветствовать вас в Америке. Но…
— Но?..
— Видите ли, коллега, как все американцы, я — человек дела. И… хотел бы поставить все точки над и… Поймите меня правильно, господин Озеров: я не противник истины. Как сказал ваш монгольский приятель: дорог много, правда одна. Каждый из нас ехал сюда со своей точкой зрения. Правда оказалась за господином Тумовым. Честь ему и хвала. Можете быть уверены, что, возвратившись в Соединённые Штаты, я не погрешу против истины.
— А как же с намёками между строк?
— Неужели я болтал и об этом? — удивился Пигастер. — Ай-я-яй, как нехорошо!.. Однако у вас поразительная память, господин Озеров. Эти “намёки” не для огласки. Ведь каждый служит своему делу. Однако уверяю вас, я уезжаю… немного иным, чем приехал. Убедиться в своей ошибке — это уже много… для учёного-человека.
К ним быстро подошёл Тумов. Брови его были насуплены, глаза зло сверкали. Он глубоко засунул кулаки в карманы плаща, словно опасаясь, что может пустить их в ход.
— Послушайте! — резко начал он. — Через пять минут…
— О’кей, господин Тумов, — прервал Пигастер. — Мы тут как раз говорили о вас. Ваша точка зрения победила. Я уезжаю вашим сторонником. Господа, — громко обратился он к присутствующим, — мой уважаемый коллега убедил меня. Я решил лететь. С сожалением покидаю ваше приятное общество. Желаю всем счастливого пути.
Перед посадкой в самолёт Очир крепко пожал руку Аркадию.
— Вы губите свой талант, — шутливо заметил он, похлопывая Озерова по плечу. — Вам надо идти в дипломаты. Желаю интересных открытий на юге Гоби.
* * *
Трое суток бушевал песчаный буран у подножия плато. Ветер срывал палатки, опрокинул одну из машин. Густая ржавая мгла окутала пустыню. Исчезло солнце. Молнии сверкали в песчаных тучах; тяжёлые раскаты грома перекатывались над плато, будили многоголосое эхо в глубоких расщелинах. Поднятый в воздухе песок бесконечным потоком нёсся над лагерем. Под горами песка оказались похороненными ящики с провиантом и бочки с горючим.
Люди забились в палатки, судорожно кашляли в непроглядной тонкой пыли. Пыль слепила глаза, раздражала и жгла горло. Нельзя было зажечь костра, примуса не горели. Буран разыгрался вскоре после отлёта самолёта и, казалось, усиливался с часу на час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27