– Ты выбрала самое подходящее время, – не без иронии заметил я. – И какое на тебе нарядное платье! Точно на бал.
– Еле напялила его, так плечо болит, – улыбнулась Нина. – Но как-никак – торжественный случай. А у тебя тут все в порядке?
– Все в норме.
– И змей-горыныч приползал?
– Ты имеешь в виду ПИТОНа? Приползал.
– Он очень смешной. Раз я нацепила ему на хвост бумажку, он так с нею и уполз в свое подземелье.
– Нехорошо издеваться над механизмами, – сделал я замечание Нине. – Механизмы служат Обществу.
– А ты все такой же.
– Уж какой есть, – ответил я.
– Ну, до свиданья, – Нина перегнулась через барьер и торопливо поцеловала меня. – Вот так. Будь счастлив.
Она пошла по голубоватым плиткам пола в другой конец зала к Андрею. Легкой походкой, в ярком оранжевом платье проходила она мимо УЛИССов, настороженно стоящих у непонятных мне приборов, мимо этого дьявольского нагромождения техники, – мимо всего того, что через несколько минут могло нас убить.
Но пришло время нажать красную кнопку. Я положил на нее палец и подумал: что я сейчас почувствую? Наверно, ничего не почувствую. Все произойдет мгновенно. В таких случаях напоследок люди всегда вспоминают что-то очень важное – так я читал в книгах. Что мне надо вспомнить – Надю, «Антологию»?
Я нажал красную кнопку и вспомнил в этот миг Нину. Вот она стоит у невысокого песчаного обрыва, отражаясь в тихой воде озера...
АКВАЛИД – ЕСТЬ!
Кнопка была утоплена мною в гнезде до конца. Но ничего не произошло. Только гул в зале стал громче. Он шел волнами, то замирая, то нарастая. Казалось, все эти бесчисленные агрегаты с трудом, задыхаясь, лезут куда-то в гору. УЛИССы, стоящие у приборов, подняли на минуту свои металлические руки в знак того, что все в порядке. Из стеклянного поднебесья слетел ЭРОТ и, расправив крылья, отрапортовал:
– Узлы системы омикрон-два вступили в действие. Неполадок нет.
Затем ЭРОТ улетел, а из люка выполз змей-горыныч и сообщил, что подземное хозяйство в порядке.
Я связался с Андреем по мыслепередаче и поздравил его с тем, что опасность миновала.
– Да, теперь все ясно, – ответил он. – Аквалид будет. Ты очень устал?
– Потерплю, – сказал я. – Ведь осталось всего четыре часа.
Через некоторое время я, согласно графику, нажал синюю кнопку, затем голубую. И вот в 7:39 утра была нажата последняя – белая с зеленым восклицательным знаком. После этого я откинулся на спинку кресла и задремал под негромкий гул агрегатов – этот гул был теперь ровным, убаюкивающим. Потом, сквозь дрему, я различил какие-то новые звуки. Где-то далеко, в середине зала, что-то падало через равномерные промежутки времени – падало с каким-то не то металлическим, не то стеклянным звоном. И вдруг я почувствовал, что кто-то коснулся моего плеча. Я открыл глаза. Передо мной стояла Нина.
– Вставай, соня, – сказала она. – Аквалид пошел!
– Кто пошел? Куда пошел? – не понял я спросонок.
– Ах, да идем же! Какой ты чудак!
Я окончательно проснулся, поглядел на Нину и увидел слезы в ее глазах.
– Что-нибудь опять неладно? – спросил я. – Ты плачешь.
– Да нет же, все чудесно. Я так рада за Андрея! Уж и поплакать нельзя...
– Ну, плакать надо было раньше, – резонно заметил я. – Часа так четыре назад. – И, встав с кресла, пошел следом за Ниной.
Мы долго шли по залу, затем свернули в какой-то закоулок. Здесь у стены стояли сменившиеся УЛИССы, – они будто спали стоя. Смежив крылья и прислонившись к могучим УЛИССам, словно малые дети, спали ЭРОТы. У их ног с потухшими линзами, без движения лежали ПИТОНы.
– Сонная семейка, – сказала Нина и походя дала щелчок ЭРОТу – прямо по лбу. Я хотел было сделать ей замечание и напомнить, что механизмы – слуги Общества и их надо уважать, но промолчал. Я знал, что она просто засмеется в ответ. Такой уж был у нее характер.
Мы шли по направлению к тем ритмичным звукам, к звонким ударам падения, которые я слышал сквозь сон еще у пульта. Звуки эти все приближались. Вот мы свернули в коридор между какими-то машинами, и я увидел Андрея. Он осунулся, глаза ввалились. У него был вид безумного. Он стоял перед большим агрегатом, а из квадратной пасти этого агрегата в металлический ящик, стоящий на полу, со звоном падали какие-то кирпичики, похожие на лед. Один такой брусок был у Андрея, и он его перебрасывал с руки на руку, словно боясь отморозить пальцы. У меня мелькнула мысль, что все это сплошная ошибка, что вместо своего пресловутого аквалида Андрей получил самый обыкновенный лед. Боясь высказать эту мысль, я нагнулся и схватил брусок. Но, схватив, я тотчас же выронил его. Брусок обжег мне пальцы. Он тяжело, с глухим звоном упал на пол – и не разбился.
– На, возьми мой, он уже остывает, – глухо сказал Андрей и сунул мне в руку свой кирпичик. Я взвесил его на руке – он был весьма тяжел. Потом оглядел его со всех сторон. Это было похоже и на лед, и на полупрозрачный металл, и на стекло, а вообще-то говоря, – ни на что не похоже.
– Значит, это и есть аквалид? – спросил я.
– Да. Это аквалид градации «А». Можно получить всякие другие разновидности, с другими свойствами. Но пока будем испытывать этот. Сейчас пойдем к КАИНу [КАИН (Катастрофический Агрегат Испытания Надежности, – был весьма нужным для своего времени, но утратил значение с открытием аквалида; ныне экспонируется в мемориальном музее Светочева]. За ним будет последнее слово.
По крытому переходу мы направились в соседнее здание. Стены перехода были прозрачные. За ними лежали сугробы. На них ложился зеленый свет вращающегося прожектора. Состояние опасности кончилось.
Мы вошли в зал, посредине которого возвышался огромный агрегат. Он уходил далеко в глубь зала, нам видна была только его лицевая сторона с двумя круглыми большими циферблатами. Над ними белел телеэкран, а внизу чернело квадратное отверстие. Все это напоминало лицо какого-то сердитого великана.
– Сейчас КАИН не пожалеет силы, – сказал Андрей и швырнул брусок аквалида в квадратную пасть агрегата. Тот глухо заурчал, потом взревел, я ощутил, как пол дрожит у меня под ногами. Два циферблата зажглись красным огнем. На телеэкране стало видно, что происходит с бруском в чреве КАИНа.
На брусок спускались стальные молоты, в него пытались вонзиться алмазные сверла, его схватывали клещи из сверхтвердых сплавов. КАИН то раскалял брусок, то бросал его в жидкие газы, охлажденные почти до абсолютного нуля. Он погружал его в кислоты и щелочи, вталкивал его во взрывную камеру, подвергал губительным излучениям. Стрелка правого циферблата, показывающая силу испытания, все время дрожала на красной черте. Но стрелка циферблата, показывающего степень разрушения материала, по-прежнему стояла на белой черте, не подвигаясь ни на микрон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38