Конечно, ему, Мэннерсу, беспокоиться не о чем; нервы, по его мнению, виноваты и в сжатии живота. "Нервы" --это современный эквивалент слова "судьба", замена средневекового дьявола, постоянно насылавшего на человечество маловразумительные, зачастую со смертельным исходом болезни. "Нервы" -- вот постоянная формула ленивых диагностов. Или -- Кэхилл почувствовал, как у него перехватывает дыхание от ужасной мысли,-- Мэннерс по доброте, из сострадания скрывает от него истинную информацию о его заболевании... Дружеское похлопывание по спине, нехитрый рецепт -- сахарная вода с белладонной, а после того, как он закроет за собой дверь кабинета, задумчивый взгляд, пожатие плечами и фатальная запись в его, Филипа Кэхилла, истории болезни: "Прогноз негативный".
Кэхилл просунул ладонь под пижамную куртку и положил на теплый живот, словно прикосновение к нему способно открыть ему ужасный секрет -- что скрывается там, внутри. Под рукой он чувствовал мелкую неритмичную дрожь. Ничего хорошего, конечно. Мозг сопротивляется, не желая подсказать ему то слово, которого он больше всего боится. Сколько раз видел его в газетах, на рекламных афишах, на автобусах, слышал по радио... Если такое случается в животе -- это верная смерть, на восемьдесят процентов; эту болезнь очень трудно выявить, обычно верный диагноз сильно запаздывает. Ривз звонил ему по этому поводу? Мэннерс был у него, все объяснил и спросил его, как ему поступить? Ведь подобные услуги друзья должны оказывать друг другу.
Подумать только, все начинается, когда мальчишки играют в теннис, летом гоняются друг за другом на лодках по озеру, колобродят на дружеских попойках... И вот тебе на -- тридцать лет спустя вам приходится зайти к другу и сообщить ему, что он скоро умрет...
Ну ладно, хватит валяться в постели! Вылез из-под одеяла, встал; ноги словно ватные, дрожат от усталости, стоит он неуверенно... И еще эти продолжительные болезненные ощущения в желудке... Набросил халат, просунул ноги в шлепанцы; посмотрел на Эдит: все еще мирно спит, ритм ее мерного дыхания ничуть не изменился. Еле двигаясь, шаркая подошвами шлепанцев, Кэхилл тихо вышел из спальни. Спустился по лестнице, крепко держась за поручень, слегка дрожа от промерзшего ночного воздуха, заполнившего весь дом. В холле, внизу, подошел к телефону на столике под большим зеркалом. Он все еще колебался, стоя перед аппаратом; часы в гостиной показывают без десяти семь. Поднял трубку, набрал номер Джо Ривза. Слушая длинные гудки в трубке, внимательно изучал себя в зеркале: изможденное, усталое лицо, веки опухли, под глазами большие, синеватые, словно грязные круги; волосы спутаны, лишены живого блеска; взгляд затравленный. Еще несколько томительных секунд смотрел на себя, потом повернулся к зеркалу спиной. Наконец услышал -- кто-то поднимает трубку на другом конце провода; очень долго возился с ней... Наконец, теряя терпение, Кэхилл сам произнес:
-- Хэлло! Хэлло!
Сонный, низкий голос сердито пробормотал в трубку:
-- Дом мистера Ривза. Кто звонит?
-- Хэлло! -- в третий раз раздраженно проговорил Кэхилл.-- Это ты, Вайолет?
-- Да, это Вайолет. Кто звонит?
-- Вайолет,-- Кэхилл старался говорить как можно яснее -- хорошо знал, с каким подозрением горничная относится к телефону.-- Это мистер Кэхилл.
-- Кто-кто?..
-- Кэхилл. Мистер Кэхилл.
-- Мистер Кэхилл, зачем звонить в такую рань? --удрученно пробурчала недовольная Вайолет.
-- Знаю, знаю,-- пытался успокоить ее Кэхилл.-- Дело в том, что мистер Ривз звонил, велел оставить для меня
записку. Настаивал, чтобы я позвонил немедленно, как только смогу. Он уже встал?
-- Не знаю, мистер Кэхилл.-- Было слышно, как она громко зевает.-- Его дома нет.
-- Что ты сказала?
-- Он уехал. Вчера вечером. Вместе с миссис Ривз. Они уехали на уик-энд. Единственная живая душа во всем доме это я. Послушайте,-продолжала она нетерпеливым, жалобным голосом,-- я здесь уже околеваю от холода -- стою у телефона в ночной рубашке, а в этом ужасном холле гуляют сквозняки...
Кэхилл чувствовал, что Вайолет уже теряет терпение и готова швырнуть трубку -- ее излюбленный трюк, им она часто обрывала все беседы по телефону на полуслове; теперь это его не забавляет.
-- Послушай, Вайолет,-- он всячески старался не вспугнуть ее,-- не вешай трубку. Куда они уехали?
-- Пес их знает, они мне не докладывают. Вы же знаете мистера Ривза. Все было спокойно, вчера вечером сидел, как обычно, в своем кресле дома; вдруг вскочил и говорит миссис Ривз: "Пошли в машину -- уедем отсюда куда-нибудь на пару дней!" Захватили с собой совсем маленькую сумку. На миссис Ривз были брюки в обтяжку, так она и не подумала переодеться. Может, покататься поехали, кто их знает. В понедельник вернутся. Так что нечего вам беспокоиться.
Обескураженный, Кэхилл опустил трубку на рычаг, поднял голову -- он увидел Элизабет... Стоит у подножия лестницы, в почти прозрачной ночной рубашке; полы халата, едва наброшенного, небрежно распахнуты; темные волосы спадают на плечи, плотной завесой закрывая шею и горло; лицо сонное, глаза еще полузакрыты; на губах блуждает снисходительная улыбочка.
-- Папа, какого черта ты звонишь в такой фантастически ранний час? Кому -- одной из своих девиц?
Кэхилл тупо воззрился на нее. Через полупрозрачную ткань ночной рубашки он отлично видел ее пышные груди, всей массой выпирающие на обнаженной грудной клетке, с роскошной, нежной кожей.
-- Не твое дело!-- грубо оборвал он ее.-- Ступай наверх! И в следующий раз, когда тебе взбредет в голову спуститься в такой ранний час вниз, позаботься о том, чтобы быть прилично одетой. Это твой дом, а не увеселительное заведение! Тебе ясно?
Обиженная гримаска исказила миловидное лицо; краска, поднимаясь от груди, добралась, заливая все на своем пути, до щек...
-- Да, конечно,-- тихо ответила она.-- Да, папа.
Повернулась, стыдливо прижимая к телу полы распахнувшегося халата. Кэхилл смотрел ей вслед, пока она медленно поднималась по ступеням. Собрался было что-то сказать, окликнуть, но вдруг осознал, что ему нечего ей сказать и его упрямый ребенок ни за что не вернется.
Пошел в гостиную, тяжело опустился там на стул, чувствуя, как озяб. Словно в каком-то диком, охватившем его приступе стал лихорадочно думать, как ему дожить до понедельника.
СТРАСТИ МЛАДШЕГО КАПРАЛА ХОУКИНСА
Младший капрал Альфред Хоукинс стоял на пристани города Хайфы; влажные от пота пальцы сжимали длинную полицейскую дубинку, непривычно тяжелый шлем давил на голову. Он наблюдал, как морской буксир постепенно втаскивает в бухту двухмачтовую шхуну "Надежда". На палубах и оснастке кишмя кишат люди,-- отсюда они похожи на темный рой пчел, а не на людей.
-- Прошу тебя, Господи,-- нашептывал про себя молитву Хоукинс, вместе с бойцами своего взвода стоя по стойке "вольно" на средиземноморском солнцепеке,--убереги ты меня, не дай расправиться ни с кем из них!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36