— Энн, — произнес Пейдж. Она медленно повернула голову к нему. — Ты во всем этом участвуешь?
— С самого начала, — ответила она. — И у меня уже имелись кое-какие предчувствия, к чему это приведет. Ты был тем, кого необходимо ввести в курс дела. Не я.
Пейдж еще какое-то мгновение раздумывал над этим. Затем что-то одновременно совершенно новое и столь же старое дошло до него.
— Сенатор, — заговорил он, — вы пошли на огромные неприятности, чтобы сделать все это возможным. Но я не думаю, что планируете отправиться с нами.
— Да, Пейдж, это так. С одной стороны, Мак-Хайнери и его команда будут считать весь этот проект предательским. И если он все же должен быть завершен, кому-то придется остаться и стать козлом отпущения. И кроме всего прочего, идея БЫЛА МОЕЙ. Так что я вполне логичный кандидат. — Он помолчал какое-то мгновение. Затем задумчиво добавил: — Парни из правительства могут поблагодарить за это только самих себя. Весь проект никогда не смог бы воплотиться в жизнь до тех пор, пока бы Запад имел правительство закона, а не людей, и придерживался бы этого. Уже довольно давно некоторые люди — и среди них дед Мак-Хайнери — поставили себя судьями над собой, в независимости от того, следует подчиняться закону или нет. У них уже имелись прецеденты. И вы мы очутились здесь, на краю самого огромного разрыва нашего социального согласия, который когда либо переживал Запад. И он, Запад, предотвратить его не в силах.
Неожиданно он улыбнулся.
У меня будет неплохая возможность использовать этот аргумент в суде.
Энн неожиданно вскочила на ноги, ее глаза неожиданно наполнились слезами и губы едва заметно дрожали. Очевидно, что за то время, которое она знала Вэгонера и имела представление о том, что он планировал, ей никогда не приходило в голову, что старый-молодой сенатор может остаться.
— Это не правильно! — прошептала она осевшим голосом. — Они просто не станут слушать и вы это знаете. Они просто повесят вас за это. И если они сочтут, что вы виновны в предательстве, вас просто запрут на свалке ядерных отходов — это ведь нынешнее наказание, не так ли? Вы не можете вернуться!
— Это все напрасные страхи. Свалки ядерных отходов — мощные химические яды. Вы не протянете слишком долго, чтобы заметить, что они же еще и радиоактивны, — произнес Вэгонер. — Ничто и никто не может мне повредить теперь. Работа закончена.
Энн закрыла лицо руками.
— Кроме того, Энн, — мягко, но настойчиво заговорил Вэгонер, — звезды — они для молодых, вечно молодых людей. А вечный старик стал бы анахронизмом.
— Но почему… вы тогда это сделали? — спросил Пейдж. Его голос тоже звучал не слишком твердо.
— Почему? — переспросил Вэгонер. — Вы сами знаете ответ на этот вопрос, Пейдж. Вы знали его всю свою жизнь. Я мог заметить это по вашему лицу, как только сказал Гельмуту, что мы отправляемся к звездам. Предположим, вы скажете МНЕ, что это такое.
Энн устремила свои заплаканные глаза на Пейджа. Ему подумалось, что он знает, чего она ждала от него. Они довольно часто беседовали об этом, о чем однажды он мог бы сказать и сам. Но теперь, казалось, в нем присутствовала какая-то другая, более мощная сила: что-то особое, не несущее в себе названия или догмы, но, тем не менее сила, к которой он испытывал преданность всю свою жизнь. В свою очередь, тоже же самое он мог прочесть на лице Вэгонера. И понял, что заметил это раньше Энн.
— Это то, что загоняет обезьян в клетки, — медленно произнес он. — Манит кошек в открытые ящики и гонит их вверх на телефонные столбы. Это вело человека к победе над смертью и принесло в наши руки звезды. Думаю, я должен назвать это Любопытством.
Вэгонер выглядел удивленным. — Неужели вы действительно хотите так это назвать? — спросил он. — Мне это, почему-то кажется недостаточным. Я хотел бы назвать это как-то иначе. Возможно вы позже и назовете это по другому позже, где-нибудь там, около Альдебарана.
Он встал и какое-то мгновение молча смотрел на их обоих. Затем он улыбнулся.
— А теперь, — мягко произнес он, — nunc dimittis… «позволь слуге твоему удалиться в мире»…
11. ЮПИТЕР-5
… социальные и экономические вознаграждения за подобные научные открытия, как правило, не всегда достаются ученому или интеллектуалу. И все же, возможно, это явилось его собственным моральным выбором, выбором единственно верной человеческой активности: если иметь не сами вещи, то хотя бы знание о них. Если он любит и имеет такое познание — все хорошо.
Уэстон Ля Барре
— Итак, вот и вся история, — закончил Гельмут.
Эва долгое время молча сидела в своем кресле.
— Одного я не понимаю, — наконец произнесла она. — Почему ты пришел ко мне? Я считала, что все это ты воспринимал как ужасающее.
— О, правда, все это действительно ужасно, — подтвердил возбужденно Гельмут. — Но ужас и страх, как я обнаружил — две совершенно разные вещи. Мы оба ошибались, Эвита. Я ошибался, считая Мост тупиком. Ты ошибалась, считая что он несет конец всему в себе самом.
— Я тебя не понимаю.
— Я сам себя не понимаю. Мои страхи будто бы реальной, непосредственной работы на Мосту, просто иррациональны. Они приходили из снов. Я обязан был понять это сразу. В действительности, не существовало никакой возможности работать на Юпитере. Но я ХОТЕЛ. Желание смерти, оно пришло прямехонько из этой чертовой психообработки. Я как и все мы, знал что Мост не может стоять вечно. Но мы настроены на то, что так должно быть. Ничто другое не могло оправдать те ужасные испытания в целях поддержания его существования хотя бы один день. Результат: классическая дилемма, ведущая к сумасшествию. Это воздействовало и на тебя тоже. И твоя реакция оказалась столь же неразумной, как и моя. Тебе захотелось родить здесь ребенка.
Но теперь все изменилось. Та работа, которую мы выполняли на Мосту, все же оказалась стоящей этих затрат. Я ошибался, называя его мостом в никуда. И ты, Эва, не лучше меня смогла рассмотреть, куда он ведет. Иначе бы ты никогда не сделала его началом и концом своего существования. А теперь есть место, куда бы мы могли отправиться. На самом деле, таких мест — сотни. Они будут похожи на Землю. Так как Советы все равно скоро захватят ее всю, эти места даже больше будут походить на нормальную Землю, чем она сама. По крайней мере — в следующие несколько столетий!
— Зачем ты мне все это говоришь? — спросила она. — Только лишь для того, чтобы помириться?
— Я собираюсь принять эту работу, Эвита… если только ты согласишься отправиться со мной.
Она быстро обернулась, одним плавным движением выскользнув из кресла. И в то же мгновение все сигналы тревоги на станции одновременно пришли в действие, наполняя каждую металлическую трещину гулом чистого ужаса.
— ПОСТЫ! — прогрохотал искаженной гигантской карикатурой на голос Чэрити Диллона громкоговоритель над постелью Эвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45