«Борис Штерн «Записки динозавра»»: Альтпресс; Москва; 1995
ISBN 5-7707-4763-3
Аннотация
Стояли себе в санатории две статуи: шахтер с отбойным молотком и человек с ядерной структурой в руке, стояли бы и дальше, но поставил один заслуженный деятель искусства новую статую — обнаженную девку с кувшиной. Ой, и что тут началось...
© suhan_ilich
Борис Штерн
Голая девка,
или
Обнаженная с кувшином
(Галатея)
***
Раньше санаторий назывался «Донбасс», а теперь «Химволокно». Когда шахтеры перебрались в новый санаторий, в Крым, они оставили здесь статую шахтера с отбойным молотком — не тащить же его с собой? Новые хозяева не стали сносить шахтера, но установили рядом с ним в клумбе целеустремленного молодого парня в облегающем комбинезоне.
Этот парень, чуть не падая, устремлялся в небо, держа в задранной правой руке клубок орбит с шариком в середине.
Завхозы слабо разбираются в искусстве, но Коробейникову обе статуи нравились. Нормально. Украшают. Впрочем, сейчас ему было не до искусства. Он лежал в больнице в предынфарктном состоянии, а санаторий остался без завхоза и без присмотра. Дела там творились хуже некуда — садовые скамейки выкрасили не зеленым, как положено, а радугой; кинофильмы крутились очень уж подряд французские, а санаторные собаки бегали где придется и никого не боялись.
«Странно, почему так на душе хорошо? — раздумывал главный врач санатория, нюхая сирень, заглянувшую в открытое окно. — Какая-то такая духовная раскрепощенность… с чего бы это? Не к добру…»
Весь май главврач умиленно что-то нюхал, но однажды услышал за окном знакомый раздраженный голос:
— Здесь нельзя ходить в купальниках, вы не в притоне. Мы сообщим по месту работы о вашем недостойном поведении.
Это вышел на работу спасенный врачами Коробейников.
Его скорбный голос завис над санаторием, как серый дирижабль. Сирень вздохнула и сразу же отцвела. Собаки поджали хвосты. У главврача начался насморк.
А Коробейников уже стоял на обрыве с блокнотом в руках. Под ним загорали и плавали в Черном море сплошные кандидаты наук, народ не простой; а он отмечал в блокноте мероприятия на весенне-летний период. Скамейки перекрасить, дворнику указать, с плотником надо что-то делать. Потом он направился к главному корпусу, где поймал за рукав дворника Борю, веселого человечка лет пятидесяти, и указал ему на заляпанную птичками статую шахтера с отбойным молотком.
— Что я вам, нанялся?! — вызверился Боря. — Крепостное право?! Я и так один за всех вкалываю, так теперь мне еще шахтера мыть?
(Боря был в плохом настроении, потому что буфетчица не оставила ему на рубль пустых бутылок за то, что он перенес ей на пляж ящик с пивом.)
— Я два раза повторять не буду, а не хочешь — по собственному желанию! — привычно ответил Коробейников, а Боря показал ему в кармане фигу.
Коробейников начал огибать главный корпус, думая о том, что давно пора поставить вопрос о Борином безответственном поведении на профсоюзном собрании. Он сделал еще один шаг и… увидел обнаженную женщину.
Коробейников окаменел. Блокнот выпал из рук. Ничего подобного он и в мыслях не держал! Какая-то ладная особа с бедрами, как бочки, направлялась к обрыву в сторону моря, придерживая на плече кувшин и помахивая свободной рукой.
Она была совершенно… не одета.
Коробейникову стало так стыдно, что он отвернулся и спрятался за угол главного корпуса. «Совсем молодежь очумела… — подумал он. — Куда она прет с кувшином в таком виде?! Выяснить фамилию и сообщить на работу о недостойном поведении!»
Коробейников хотел высунуться из-за угла и призвать к порядку эту бесстыжую холеру, но сердце вдруг подпрыгнуло; пришлось прислониться к стене. Он переждал минуту и, держась за сердце, отправился жаловаться главврачу.
Тот выслушал историю о нескромной девице с бедрами и недоверчиво усмехнулся.
— Ничего смешного не вижу, — обиделся Коробейников. — Надо что-то предпринимать, а то вконец распустились.
— Да это же наша новая статуя, — удивился главврач. — Позавчера без вас поставили… Вот что значит искусство — за живую приняли!
— Что я уже… совсем, что ли? — смутился Коробейников.
— Ничего, ничего… бывает, — успокоил главврач.
Если она не живая, то это, конечно, меняет дело, решил Коробейников. Все же он не до конца понимал обстановку… что-то его смущало. Он распорядился по хозяйству и неуверенно направился к главному корпусу… такая у него работа — ходить по санаторию. Ему хотелось еще раз взглянуть на нее, хотя это было неудобно. Он раза два останавливался, оглядывался, срывал веточку… наконец подобрался к повороту и выглянул.
Она все еще шла по воду.
Коробейников вспотел и отвернулся. Черт знает что, вертится, как школьник. Экую гадость поставили, пройти нельзя.
Вдруг из кустов вылез Боря с ведром и с тряпкой и деловито сообщил:
— Шахтера я уже помыл, счас за нее возьмусь.
(Боря был уже в хорошем настроении, потому что пришла буфетчица.) Коробейников на миг представил картину омовения, плюнул дворнику под ноги и зашагал к главврачу, зная теперь, что должен сказать о создавшейся обстановке. С порога он нервно спросил:
— Не понимаю! Эта девица… она что, каждый день будет у нас стоять?
— Знакомьтесь, наш завхоз, — ответил главврач, с ненавистью взглянув правым глазом на Коробейникова, а левым ухищряясь принести извинения какому-то бравому старику в за— мызганной куртке и в берете с крохотным свиным хвостиком. — А это непосредственный создатель нашей новой статуи, заслуженный деятель искусств… — Главврач назвал фамилию, которую Коробейников потом так и не мог вспомнить. — Будет у нас отдыхать. По всем вопросам изобразительного искусства обращайтесь к нему.
— Значит, вам не нравится моя скульптура? — вкрадчиво спросил заслуженный деятель искусств, и Коробейников сразу сообразил, что с этим стариканом не стоит связываться — во всяком случае не рассуждать «нравится — не нравится».
— Я про качество не скажу, — попятился Коробейников. — У меня к качеству никаких претензий. Я о другом… У нас отдыхают кандидаты наук… и с детьми приезжают… Вот стояла у нас когда-то купальщица с веслом… тоже и формы, и детали, но она была одета в купальник!
— Одета… — задумчиво повторил заслуженный деятель. — Одета, раздета, с веслом… Старые песни. Постойте рядом с ней, не стесняйтесь. И попытайтесь понять, что она не вызывает никаких низменных эмоций, а наоборот — только добрые и здоровые чувства. А все эти «с веслом», «с мячом», «с молотком»… Поймите наконец, что вся эта серийная парковая живопись (ударение в слове «живопись» заслуженный деятель поставил на последнем слоге) давно не соответствует эстетическим потребностям нашего народа. Споры на эту тему затихли лет двадцать назад, и я не думал, что придется к ним возвращаться.
1 2 3 4