Вы, как видно, не интересовались вопросами искусства. Кстати, я настаивал на недавнем худсовете, чтобы вашего шахтера куда-нибудь уволокли, а то он портит вид на Мадрид и не соответствует санаторной тематике. А парень с ядерной структурой… ничего, для «Химволокна» сойдет.
Коробейников ничего не понимал. При чем тут Мадрид?
Что происходит в санатории? Пока он болел, тут произошла культурная революция! Скамейки красятся радугой, хотя поло— жено зеленым; дворники моют голых девок; какой-то таинственный худсовет собирается сносить ни в чем не повинного шахтера… и все это называется «вид на Мадрид»?
— Только через мой труп вы снесете шахтера! — тихо сказал Коробейников.
— Ну при чем тут трупы? — поморщился заслуженный деятель искусств.
Коробейников вышел из кабинета и хотел хлопнуть дверью, но ее еще неделю назад унесли к плотнику на ремонт.
Где этот бездельник? Опять спит на пляже?
В коридоре Коробейникова догнал главврач и скороговоркой сказал:
— Никто шахтера не сносит, что вы, в самом деле… мне лично все эти статуи до лампочки, что есть они, что их нет! Сейчас таких девиц ставят в каждом парке по десять штук… мода такая! Зачем так волноваться с вашим сердцем?
— Мне плохо, я пойду домой, — пробормотал Коробейников.
Дома он лег на диван, а в глазах у него вертелась голая девка. Ему хотелось говорить о ней, но жена ничего в искусстве не понимала. Она искала валидол и говорила, что нельзя быть таким старым дураком и за всех волноваться.
— Раньше бы за это намылили шею, — вдруг сказал он.
— Ты о чем? — спросила жена.
— Поставили, понимаешь, статую… Со всеми подробностями, — опять заволновался Коробейников. — Женское тело, конечно, красиво…
Он хотел развить мысль, но запутался. Красиво-то красиво, с этим никто не спорит…
Жена подождала, что он еще скажет, но не дождалась и ушла на кухню.
Коробейников лежал на диване и думал. В голове у него завелись какие-то новые мысли об эстетических потребностях.
Он никогда о них не думал. От этих мыслей ему было плохо, будто завезли новую мебель и производили в голове перестановку.
Ночью ему приснился Боря, моющий девку на профсоюзном собрании. Сердце быстро задергалось и чуть не оторвалось, жена вызвала среди ночи «скорую помощь», и Коробейников до конца недели пролежал дома.
По телевизору каждый день показывали аэробику, но эта современная физзарядка ему тоже не нравилась — хотя девицы и были одеты в гетры и в купальники, но Коробейников чувствовал в аэробике какой-то подвох. Новые мысли не покидали его, но и никак не укладывались. Он думал о художниках, которые рисуют и лепят обнаженных женщин, о женщинах, которые позируют им, и о таинственном худсовете, который разрешает все это делать. Похоже, что художники не совсем нормальные люди. Странный озабоченный народ. Возможно, он чего-то недопонимает — споры на эту тему затихли лет двадцать назад, а он до сих пор о них ничего не слышал — где, когда? Эстетические потребности надо, конечно, удовлетворять, но детям никак нельзя смотреть на подобные вещи. И шахтерам. А кандидатам наук — подавно.
Нет, тут какая-то дальновидная государственная политика, думал Коробейников. Рожать стали меньше, вот и ставят для поднятия духа каменных девок.
Мысль была глупа, но хоть с каким-то резоном, и он немного успокоился.
Опасения Коробейпикова подтвердились — в понимании искусства кандидаты наук оказались зловреднее шахтеров.
А он предупреждал! Пока Коробейников болел, они отбили девке кувшин, и теперь она не шла по воду, а непонятно что делала. Вместо кувшина заслуженный деятель искусств всунул ей в руку букет роз, но получилась ерунда — девкина поза под букет не подходила, — она размахивала цветами, будто подзы— вала к себе шахтера с отбойным молотком и парня с ядерной структурой, а те, конечно, рады стараться — прямо к ней и устремлялись, чуть не падая со своих пьедесталов. Новый кувшин ожидали из реставрационной мастерской со дня на день, а заслуженный деятель, проходя мимо девки на пляж, по-хозяйски прищуривался — все ли у нее на месте.
Выйдя на работу, Коробейников не застал букета. Он обнаружил в руке у девки метлу, а на голове рваную шапку-ушанку с одним ухом. (Боре не попало только потому, что главврач смеялся над его проделкой.) Решив к девке не подходить и даже издали на нее не смотреть, Коробейников отправился проверить, вышел ли на работу плотник. На доске объявлений висела художественная афиша о том, что «фантомас разбушевался», но ввиду плохой погоды сеанс в летнем кинозале может не состояться. Из открытых дверей плотницкой мастерской слышались шуршанье рубанка и на удивление серьезный Борин голос:
— Коробей появился, видел?
— Видел, — отвечал голос плотника.
— Теперь прячь стаканы, житья не будет, — вздохнул Боря. Ударение в слове «стаканы» он поставил на последнем слоге. — Вообще-то, он мужик неплохой, но прямой, как шпала. Он из-за этой статуи получит инфаркт, помяни мое слово. Он добрый, когда все красиво.
— Так она же красивая, — отвечал равнодушный голос плотника.
— Он красоту не так понимает, оттого ему и плохо.
Коробейников задумчиво отошел. Его убедили рассуждения дворника. «В самом деле, пусть стоит, — подумал он о девице с бедрами. — Красиво? Красиво. Значит, пусть стоит».
То ли ноги сами несли его, то ли все дороги в санатории вели к ней, но вскоре он опять очутился у статуи. Сопротивляться было бессмысленно, что-то его туда притягивало. Около нее прямо в клумбе стоял незнакомый бородатый молодой человек, курил трубку и под руководством заслуженного деятеля сажал ей на плечо новый кувшин.
— Кувшин отбили, — неприветливо объяснил заслуженный деятель, когда Коробейников приблизился. — Некоторые граждане не видят разницы между голыми девками и произведениями искусства. Варвары!
Коробейников принял эти слова на свой счет, но промолчал и нерешительно взглянул на девку в упор. Ему показалось, что с ее каменного лица исчезла прежняя улыбка и теперь она глядит как-то тоскливо.
— Это из ваших? — спросил Коробейников, когда молчать стало неудобно.
— Мой лучший ученик, — с гордостью объяснил заслуженный деятель. — Надо мальчикам помогать, кто же после нас будет? Молодец, старается.
Бородач что-то недовольно пробурчал и чуть не проглотил трубку.
— Все мы немножко Пигмалионы, — вздохнул заслуженный деятель. — Носимся со своими скульптурами и чего-то ждем от них. А некоторые в кавычках ценители искусства первым делом спрашивают — сколько же она стоит, эта статуя, в денежном выражении?
Коробейников совсем смутился, потому что именно это и хотел спросить.
— Не так уж и много, — усмехнулся заслуженный деятель.
Молодой бородач плюнул в клумбу.
1 2 3 4