– Ты у меня постоянно мыслью по древу растекаешься, а выражения такого нет?
– Нет, – твердо говорит он.
– Это у вас нет такого выражения, – победно говорю я. – А у нас – есть!
На том конце трубки снова потрясенно замолчали.
– Короче, – говорю, – программер. Во сколько и где встречаемся? Уж будьте любезны запрограммировать для меня место встречи поточнее.
– В 12 часов, – начинает бурчать он, типа обидевшись.
– Громче! – говорю я, потому что ненавижу, когда бурчат в трубку.
– В ДВЕНАДЦАТЬ ДНЯ-Я-Я-Я-Я-Я! – орет он так, что у меня правая барабанная перепонка чуть ни склеилась с левой.
– Благодарю вас, сэр, – говорю я ледяным голосом. – Леди все расслышала. А вы, сэр, если намерены по-прежнему орать, как кастрированный бабуин, то положите сначала трубку. Потому что я вас и без трубки прекрасно услышу.
– Тебе не угодишь, – бурчит он. – То тихо тебе, то громко. Какая ты привередливая – ужас. Я раньше в тебе такого не замечал.
– И что ты этим хочешь сказать? – интересуюсь я. – Что мне будет отказано в чести сопровождать тебя на этот "Комтек"?
– Ну.., – начинает он.
– Что-о-о-о-о-о?!?!?!
– Да нет, нет, – заторопился он, – конечно, ты не будешь лишена этой чести. – Встречаемся в 12 дня на остановке 905 года у шашлычной, которая теперь аптека в полдень.
– Сергей, – говорю, – с печалью в душе, но я вынуждена вам сообщить страшную новость – вы пьяны в дым!
– Это почему это?
– Да потому что ты несешь всякую чушь! Что значит "на остановке у шашлычной, которая теперь аптека"?
– Это значит, что там раньше была шашлычная, – объясняет он.
– Ну?
– А теперь там кобзоновская аптека!
– Что значит "кобзоновская аптека"? – интересуюсь я. – Там сырые яйца для голоса продают, что ли?
– Откуда я знаю, что там продают? – сердится он. – Кобзоновская аптека – и все. Я туда и не заходил ни разу.
– Как я узнаю, что это кобзоновская аптека? – снова интересуюсь я. – Там вывеска такая висит, что ли?
– Да не висит там никакой вывески! – снова злится он. – Но все знают, что это кобзоновская аптека. У кого хочешь спроси!
– Сереж, – говорю я очень тихо. – Я уже давно в курсе, что существует огромная разница между мужчиной и женщиной в восприятии окружающего мира. С этим, увы, приходится считаться.
– Это ты к чему? – подозрительно спрашивает он.
– Я к тому, что только мужики могут назначать встречу на остановке у бывшей шашлычной, где теперь кобзоновская аптека. Лично я не смогу попасть на встречу, используя подобную систему координат. Там метро рядом есть?
– Есть, – отвечает он. – Улица 1905 года.
– Давай встретимся на этой станции в центре зала, – предлагаю я. – Самый удобный способ. А потом поведешь меня хоть к шашлычной, хоть к Кобзону, хоть куда.
– В центре зала плохо встречаться, – авторитетно заявляет он. – Потеряемся в момент!
– Предлагай другой вариант, – терпеливо говорю я.
– Давай у эскалатора последнего вагона, который на самом деле первый из центра, – предлагает он. – Только сверху, а не снизу, если смотреть сверху. Оттуда удобно выходить к бывшей шашлычной.
Я некоторое время потрясенно молчу. Потом тихо говорю:
– Сереж, ты меня любишь?
На том конце тут же появляется напряженное молчание.
– Я тебе сейчас задумаюсь! – взрываюсь я.
– Да нет, – говорит он. – Конечно люблю и все такое. Просто хотелось как-то покрасивее выразиться.
– Не трудись, милый, – говорю я. – Не выражайся. Просто если ты меня любишь, пообещай исполнить одну необременительную, но важную для меня просьбу.
– Обещаю, – важно говорит он, – если это меня не обеременит.
– Встреться со мной в центре зала метро "Улица 1905 года", – просительно говорю я. – После этого веди меня, куда хочешь.
– Ну хорошо, хорошо, – бурчит он. – Хотя я не понимаю, почему ты не врубаешься. Ведь это так просто. На том месте была шашлычная…
– До встречи, милый, – говорю я и вешаю трубку.
На всякий случай, я приехала за 15 минут до назначенного срока. В метро, как ни странно, уже ощущалось присутствие выставки. По перрону гуляли странного вида молодые люди, на многих из которых были нацеплены таблички с какими-то именами и цифрами. По виду подавляющее большинство было точь-в-точь похоже на Сергея, когда я его первый раз встретила: джинсы, свитер, длинные волосы и совершенно отсутствующий взгляд, погруженный куда-то внутрь.
Наконец, заявился мой благоверный, который спустился сверху. И тут только я заметила, насколько благотворно на него повлияло общение со мной. Конечно, фрак с бабочкой он не надел, но выглядел вполне прилично, и даже от недавно сделанной прически еще что-то осталось. Но самое главное – взгляд! Взгляд у него уже не был обращен только куда-то внутрь себя, как у остальных программистов. Я так думаю, что это исключительно моя заслуга.
Сергей прибежал, несколько запыхавшись, и заявил, что пора отправляться наверх, потому что народ уже собрался, и все только нас и ждут. Я ответила, что, собственно, и не собиралась торчать в метро до вечера, поэтому мы отправились наружу… Вышли из метро и Сергей меня быстро повел к этой кобзоновской аптеке, где напротив раньше была шашлычная, и где, по его словам, собиралась вся эта программистская камарилья.
Пришли. Рядом со входом в аптеку действительно толпился народ довольно странного вида. Там были как совсем молоденькие ребята, так и довольно взрослые. Но у всех в лице было что-то общее, как будто я попала на встречу одной баскетбольной команды. Почти у каждого на одежде был прикреплен прямоугольничек с именем и какими-то цифрами.
– Хай, пипель! – приветствовал Сергей эту компанию. – Знакомьтесь – это Ирина. Моя боевая подруга.
– Привет, – сказал мне один высокий парень. – Я – сто три точка двадцать три.
– А я, – сказал другой, – сто двадцать девять точка пятнадцать.
– Четыреста семьдесят седьмой, – представился приятного вида молодой человек в очках.
– Триста пять пятнадцать, – лихо щелкнул каблуками еще один.
И вот так вся толпа называла мне какие-то цифры. И только один, слава Богу, цифры не называл, а представился как Энола Гей. Красивое имя. Где-то я его, кстати, слышала. Наконец, все познакомились и стали обсуждать, как им добираться до выставки. Я у Сережи тихонько спросила:
– Сереж, а они все бывшие зеки или наоборот – нынешние космонавты?
– В каком смысле? – не понял он.
– В том смысле, что они все друг друга какими-то цифрами называют, как бывшие зеки. Или космонавты.
– А что, космонавты друг друга тоже цифрами называют, как и мы? – поинтересовался Сергей.
– Не знаю, – говорю я. – Но у них же тоже есть какие-то цифры и позывные. "Земля, земля, я – борт 1923", – процитировала я.
– Понятно, – сказал Сергей. – Могу тебя успокоить. Мы не космонавты. Мы – фидошники!
– Фи, – говорю я, – чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Нет, – твердо говорит он.
– Это у вас нет такого выражения, – победно говорю я. – А у нас – есть!
На том конце трубки снова потрясенно замолчали.
– Короче, – говорю, – программер. Во сколько и где встречаемся? Уж будьте любезны запрограммировать для меня место встречи поточнее.
– В 12 часов, – начинает бурчать он, типа обидевшись.
– Громче! – говорю я, потому что ненавижу, когда бурчат в трубку.
– В ДВЕНАДЦАТЬ ДНЯ-Я-Я-Я-Я-Я! – орет он так, что у меня правая барабанная перепонка чуть ни склеилась с левой.
– Благодарю вас, сэр, – говорю я ледяным голосом. – Леди все расслышала. А вы, сэр, если намерены по-прежнему орать, как кастрированный бабуин, то положите сначала трубку. Потому что я вас и без трубки прекрасно услышу.
– Тебе не угодишь, – бурчит он. – То тихо тебе, то громко. Какая ты привередливая – ужас. Я раньше в тебе такого не замечал.
– И что ты этим хочешь сказать? – интересуюсь я. – Что мне будет отказано в чести сопровождать тебя на этот "Комтек"?
– Ну.., – начинает он.
– Что-о-о-о-о-о?!?!?!
– Да нет, нет, – заторопился он, – конечно, ты не будешь лишена этой чести. – Встречаемся в 12 дня на остановке 905 года у шашлычной, которая теперь аптека в полдень.
– Сергей, – говорю, – с печалью в душе, но я вынуждена вам сообщить страшную новость – вы пьяны в дым!
– Это почему это?
– Да потому что ты несешь всякую чушь! Что значит "на остановке у шашлычной, которая теперь аптека"?
– Это значит, что там раньше была шашлычная, – объясняет он.
– Ну?
– А теперь там кобзоновская аптека!
– Что значит "кобзоновская аптека"? – интересуюсь я. – Там сырые яйца для голоса продают, что ли?
– Откуда я знаю, что там продают? – сердится он. – Кобзоновская аптека – и все. Я туда и не заходил ни разу.
– Как я узнаю, что это кобзоновская аптека? – снова интересуюсь я. – Там вывеска такая висит, что ли?
– Да не висит там никакой вывески! – снова злится он. – Но все знают, что это кобзоновская аптека. У кого хочешь спроси!
– Сереж, – говорю я очень тихо. – Я уже давно в курсе, что существует огромная разница между мужчиной и женщиной в восприятии окружающего мира. С этим, увы, приходится считаться.
– Это ты к чему? – подозрительно спрашивает он.
– Я к тому, что только мужики могут назначать встречу на остановке у бывшей шашлычной, где теперь кобзоновская аптека. Лично я не смогу попасть на встречу, используя подобную систему координат. Там метро рядом есть?
– Есть, – отвечает он. – Улица 1905 года.
– Давай встретимся на этой станции в центре зала, – предлагаю я. – Самый удобный способ. А потом поведешь меня хоть к шашлычной, хоть к Кобзону, хоть куда.
– В центре зала плохо встречаться, – авторитетно заявляет он. – Потеряемся в момент!
– Предлагай другой вариант, – терпеливо говорю я.
– Давай у эскалатора последнего вагона, который на самом деле первый из центра, – предлагает он. – Только сверху, а не снизу, если смотреть сверху. Оттуда удобно выходить к бывшей шашлычной.
Я некоторое время потрясенно молчу. Потом тихо говорю:
– Сереж, ты меня любишь?
На том конце тут же появляется напряженное молчание.
– Я тебе сейчас задумаюсь! – взрываюсь я.
– Да нет, – говорит он. – Конечно люблю и все такое. Просто хотелось как-то покрасивее выразиться.
– Не трудись, милый, – говорю я. – Не выражайся. Просто если ты меня любишь, пообещай исполнить одну необременительную, но важную для меня просьбу.
– Обещаю, – важно говорит он, – если это меня не обеременит.
– Встреться со мной в центре зала метро "Улица 1905 года", – просительно говорю я. – После этого веди меня, куда хочешь.
– Ну хорошо, хорошо, – бурчит он. – Хотя я не понимаю, почему ты не врубаешься. Ведь это так просто. На том месте была шашлычная…
– До встречи, милый, – говорю я и вешаю трубку.
На всякий случай, я приехала за 15 минут до назначенного срока. В метро, как ни странно, уже ощущалось присутствие выставки. По перрону гуляли странного вида молодые люди, на многих из которых были нацеплены таблички с какими-то именами и цифрами. По виду подавляющее большинство было точь-в-точь похоже на Сергея, когда я его первый раз встретила: джинсы, свитер, длинные волосы и совершенно отсутствующий взгляд, погруженный куда-то внутрь.
Наконец, заявился мой благоверный, который спустился сверху. И тут только я заметила, насколько благотворно на него повлияло общение со мной. Конечно, фрак с бабочкой он не надел, но выглядел вполне прилично, и даже от недавно сделанной прически еще что-то осталось. Но самое главное – взгляд! Взгляд у него уже не был обращен только куда-то внутрь себя, как у остальных программистов. Я так думаю, что это исключительно моя заслуга.
Сергей прибежал, несколько запыхавшись, и заявил, что пора отправляться наверх, потому что народ уже собрался, и все только нас и ждут. Я ответила, что, собственно, и не собиралась торчать в метро до вечера, поэтому мы отправились наружу… Вышли из метро и Сергей меня быстро повел к этой кобзоновской аптеке, где напротив раньше была шашлычная, и где, по его словам, собиралась вся эта программистская камарилья.
Пришли. Рядом со входом в аптеку действительно толпился народ довольно странного вида. Там были как совсем молоденькие ребята, так и довольно взрослые. Но у всех в лице было что-то общее, как будто я попала на встречу одной баскетбольной команды. Почти у каждого на одежде был прикреплен прямоугольничек с именем и какими-то цифрами.
– Хай, пипель! – приветствовал Сергей эту компанию. – Знакомьтесь – это Ирина. Моя боевая подруга.
– Привет, – сказал мне один высокий парень. – Я – сто три точка двадцать три.
– А я, – сказал другой, – сто двадцать девять точка пятнадцать.
– Четыреста семьдесят седьмой, – представился приятного вида молодой человек в очках.
– Триста пять пятнадцать, – лихо щелкнул каблуками еще один.
И вот так вся толпа называла мне какие-то цифры. И только один, слава Богу, цифры не называл, а представился как Энола Гей. Красивое имя. Где-то я его, кстати, слышала. Наконец, все познакомились и стали обсуждать, как им добираться до выставки. Я у Сережи тихонько спросила:
– Сереж, а они все бывшие зеки или наоборот – нынешние космонавты?
– В каком смысле? – не понял он.
– В том смысле, что они все друг друга какими-то цифрами называют, как бывшие зеки. Или космонавты.
– А что, космонавты друг друга тоже цифрами называют, как и мы? – поинтересовался Сергей.
– Не знаю, – говорю я. – Но у них же тоже есть какие-то цифры и позывные. "Земля, земля, я – борт 1923", – процитировала я.
– Понятно, – сказал Сергей. – Могу тебя успокоить. Мы не космонавты. Мы – фидошники!
– Фи, – говорю я, – чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68