- Кто тут играет? - густым басом спросил Мокрушин, как оказалось
потом, из одной с этими дружками лесорубной бригады. - На, играй! -
Мокрушин передал баян, а сам стал на колени и завопил: - Осподи, осподи!
Ишо одного дурака к Клавке прибиваешь! Избавь его, всевышний, от земных
грехов. С такой-то стервой разве в первую ночь не согрешишь?
Все захохотали, а Клавка, искренне тоже смеясь, стала рядом с Семеном
на колени.
- И чего же нам остается, Сеня, коль другие нас не голубят? - Она
ласково глядела на волосатого богатыря.
- Сгинь, сгинь! - деланно замахал он руками.
- А коль не сгину? На шею повешусь?
- Сгинь, душа из тебя вон!
Сашка, наблюдавший за этой сценой молча, так и не понял, шутят ли они
или между ними что-то давно идет. В нем зарождалась ревность и вместе с
тем какое-то навязчивое чувство томности, желания. Он до прихода этого
могучего мужика с большим лбом и медными умными глазами уже принял Клавку
в свое сердце, она ему все больше и больше нравилась. Теперь, когда она
так искренне глядела на Мокрушина, когда все ее существо открыто
стремилось к нему, Сашка понял, что он поспешил отдавать себя ей, этому
дому, всему, что вокруг тут существует. И Клавка стала ему сразу намного
дороже. Он уже не хотел отдавать ее никому. Тем более, Мокрушину.
"Пого-одишь! - процедил он слово, не понятое другими. - Еще не вечер...
Коль уж мы пришли - позвольте!"
Он взял баян и какой ни на есть был из него игрок, мягко пригнулся к
холодному перламутру, теперь дотрагивался к нему разгоряченной щекой.
7
Что ни город, то норов, - шептал Сашка три дня спустя, орудуя топором
на веселом пригорке, взятом первой желтоватой травкой. По речке Сур,
присоединившись к еще одному члену бригады, двадцативосьмилетнему Вадиму
Гладуну, привез Сашка березовых шестов две вязанки и взялся сооружать
скамейки.
Признаться, взялся он за это без всякой большой идеи - просто не мог
сидеть без дела. Все это время у него была под рукой работа: переколол
уйму Клавкиных дров, наносил в дом две бочки воды, отремонтировал
умывальник, привел в порядок сортир, поправил крышу... И вот Гладун,
медлительный, с виду флегматичный и равнодушный мужик пригласил его
прошвырнуться к зачинающейся неподалеку тайге: "Ты ведь еще не видал
здешних мест. Это - хорошо-о!" Сашка выпросил у Метляева веревку, поехал
не только все поглядеть праздно, а и срубить пару лесин, чтобы соорудить
хотя бы рядом с домом скамеечку.
Когда он возвратился и сделал эту скамеечку, ему захотелось из
оставшихся нарубленных жердей сотворить скамеечку на бугорочке, -
бугорочек этот выпирался над селом. Чё сидеть-то на траве, когда можно,
как маршалу, закинув руки, посидеть и подумать?
Он старательно прилаживал палочка к палочке, чурочка к чурочке,
обходясь без гвоздей, как его предки - умелые белодеревщики. Он знал
многое: затесывал шипом конец бревна, соединял с таким же концом другого
бревна и связывал их в венец - это, чтобы бросали окурки в такой колодец;
он мог рубить в лапу, рубить в угол, и потому скамейка вырисовывалась
здесь, на подтаившем бугорочке, отменная. Местность была приметная -
красиво, одним словом, внизу, в ложбиночке стояли две карликовые елочки,
лапы их были еще покрыты снегом, ничего, отойдут от снега, будешь глядеть
на зеленое деревце и наслаждаться. Метляев все такой же праздничный и
нахальный, прийдя поглядеть на Сашкину работу, сказал со значением:
- Живописный ландшафт. - И после молчания спросил: - Как думаешь,
когда мы двинем к этой лагуне?
- Ты что имеешь в виду?
- Ну к месту, где заготавливать дровишки... Лагуна ведь залив, -
старательно стал пояснять. - А нам бы тоже в прибрежье где-нибудь. Чтобы
далеко не таскать потом к воде.
- Ты моряк, что ли?
- Какой тебе еще моряк! Просто изучаю...
- А-а! - весело ответил Сашка. - Вам-то видней. - Он выдавливал ямку
в мерзлой земле, чтобы пока вчерне попробовать приладить самую толстую
жердь. - В прошлом году-то вы, говорят, после осеннего ледохода только и
управились ехать.
- Пропьянствовали, упустили деньгу.
- Смотрю, и в этот раз не свежие ходят.
- Лежмя лежать надоело. Ты бы спросил Клавку.
- А что Клавка, знает, что ли?
- Она все тут знает. - Метляев помолчал. - Баба, конешно, лапочка.
Такую бы одну лапочку с собой в эту лагуну. - Метляев захихикал.
- Что, со своей-то живешь, видать, не больно?
- Как тебе сказать? - Метляев стал впервые доверчивым и простым. -
Я... В общем дело тут деликатное... Ты севера еще толком не раскусил...
Поживешь - посмотришь. Что же, так вот все просто? Надо здесь побыть не
даром, а, как говорят, за деньги. Все понюхать самому, все испытать!
- Значит, не шибко? - опять засмеялся Сашка, он уже вдолбал ножку
скамейки в мерзлую, посиневшую на солнце землю.
- А ты чё смеешься-то? - Метляев вызверился. - Пристроился и
смеешься? Не больно и радуйся! Лапанная твоя баба вдоль и поперек. Не
первый сорт! Хоть, скажу без зависти, денежная, все равно - непервозданна.
От того и проигрывает!
Сашка спокойно отложил топор, вынул из кармана комбинезона сигаретку
и, раскуривая ее, пристально глядел на Метляева.
- Чё глядишь? Чё? Испугаюсь, что ли? - Метляев юлил глазами.
Сашка ничего не ответил. Крупный, красивый, с большими ногами и
тугими, налитыми здоровьем руками, он поглядел еще раз на Метляева, и
взгляд его был чисто детский.
- Ты, Метляев, обо всем этом серьезно? - наконец, спросил, прямо
глядя в его зеленоватые кошачьи глаза.
- А зачем же ты тогда к ней на квартиру пошел?
- Так это ж всего на квартиру...
- Нашел дураков. К Клавке просто так не ходят...
Сашка пересел на увитую в связке жердинку, она его выдержала, пустил
густую струю дыма.
- Ох и бес ты, Сашка! - засмеялся деланно Метляев. - С твоей,
конечно, физиономией... И фигурой такой... Оно, конечно... Богатая, ух!
Сашка, будто и не услышав последних слов, засмеялся:
- И что вы все суетитесь? Я от баб, как черт от ладана бегу. Никакой
у меня нет с ними связи. Ты что, интерес к ней имеешь?
- Взгляд ее для меня ледяной. Да и она... Расшиблась бы в лепешку,
коль этот... ну, волосатый бугай... только б пальцем поманил...
- Так, говорят, у него мирно, дружно, в полном согласии дома-то...
- То-то и говорят. Тишком да ладком, сядем рядком... А глаза твоя
Клавка-то все проела...
Опять кольнула в Сашкином сердце какая-то неприятная тревога.
Метляев, покрутившись еще, исчез, так и не выведав, когда едут в лес, а
Сашка, отладив скамейку, пошел к себе домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19