Вряд ли она виновата, что груз работы не давал ей найти время на долгие походы со Стефани, но она не могла освободиться даже для того, чтобы помочь дочери исследовать исчезновение сельдерея, которое наконец настигло усадьбу Харрингтон.
Хорошо хоть Ричард возобновил уроки дельтапланеризма в качестве развлечения и компенсации. Гениальная идея, и Стефани отнеслась к ней с восторгом. Марджори оставалось только радоваться, что Стефани так понравилось – она стала проводить много часов в воздухе, время от времени отмечаясь через наручный комм – и, несмотря на громогласное беспокойство некоторых родителей в Твин Форксе, чьи дети тоже учились летать, Марджори не слишком беспокоили возможные опасности нового хобби дочери. Сама она никогда не занималась этим спортом, но он был достаточно популярен на Мейердале, где она знала десятки страстных любителей. В отличие от некоторых родителей, она понимала, хоть и не без труда, что невозможно держать своего единственного ребенка завернутым в ватное одеяло. Дети не всегда могут избегать опасности, но это им удается гораздо лучше, чем готовы признать большинство взрослых, и какое-то количество шишек, царапин, ушибов, синяков и даже переломов были неизбежным спутником детства, нравилось ли это родителям или нет.
Несмотря на то, что у Марджори не было оснований тревожиться о новом увлечении Стефани, она все еще беспокоилась, что Стефани взялась за него в основном для того, чтобы отвлечься от разочарования в других своих желаниях. Внешне казалось, что Стефани забыла о своей жажде исследовать бескрайние леса усадьбы, но внешность бывает обманчивой, и Марджори слишком хорошо знала свою дочь, чтобы поверить в то, что та на самом деле оставила свои первоначальные устремления, как бы она не радовалась внешне другой деятельности.
Марджори задумчиво потерла нос. Ясно, что Стефани понимала – по крайней мере, в уме – всю важность ее работы и почему она шла впереди других занятий, которые они обсудили, но это только все усложняло. Какой бы смышленой ни была Стефани, ей тем не менее всего лишь одиннадцать лет, а понимание и принятие слишком часто были не одним и тем же даже для взрослых. Кроме того, мирилась ли с этим Стефани или нет, ситуация была чрезвычайно несправедливой по отношению к ней, а «справедливость» была невероятно важна для детей… даже гениев на двенадцатом году жизни. Хотя Стефани редко дулась или ныла, Марджори ожидала, что услышит немало тщательно продуманных замечаний о вопросе справедливости, и то, что Стефани не жаловалась вообще, только обострило чувство вины у Марджори. Создавалось впечатление, что Стефани…
Рука, потиравшая нос доктору Харрингтон, внезапно застыла, когда новая мысль озарила ее, и она нахмурилась, удивляясь, почему ей не пришло это в голову раньше. Она ведь знает свою дочь, и подобное смирение совершенно не свойственно Стефани. Нет, она не дулась и не ныла, но никогда не отказывалась без борьбы от того, к чему изо всех сил стремилась. Хотя Стефани наслаждалась дельтапланеризмом на Мейердале, он никогда не был такой страстью для нее, какой, казалось, стал здесь. Вполне вероятно, что она просто обнаружила, что недооценила степень удовольствия от него на Мейердале, но внезапно разбуженные инстинкты Марджори чуяли нечто совершенно иное.
Она проиграла в уме недавние разговоры с дочерью, и ее подозрение возросло. Стефани не только не жаловалось на несправедливость ее заточения или «идиотизм» юных граждан Твин Форкс, с которыми делила уроки полетов, но уже больше двух недель вообще не упоминала загадочные кражи сельдерея, и Марджори отчитала себя еще сильнее за то, что впала в грех самоуспокоенности. Она прекрасно понимала, почему так произошло – с грузом ее нынешних проектов, она была слишком благодарна Стефани за ее сдержанность, чтобы как следует подумать, откуда она растет – но это не оправдание. Все признаки были налицо, и ей следовало понять, что такой покладистой Стефани могла быть только Стефани, которая что-то замышляла и не хотела, чтобы ее родители это заметили.
Но что же она могла замышлять? И почему она не хотела, чтобы они это заметили? Единственное, что ей запретили, это свободу исследовать природу в одиночку, и Марджори была уверена, что, какой бы хитроумной ни была Стефани, она никогда не нарушит обещания. Тем не менее, если она воспользовалась внезапным увлечением дельтапланеризмом как прикрытием для чего-то еще, то она явно посчитала, что ее замыслы вызовут сопротивление родителей. Ее дочь, подумала Марджори с раздражением, перемешанным с любовью, слишком часто решала, что если что-то конкретное не было запрещено, то оно было вполне разрешено… не зависимо от того, возникала ли возможность это запретить или нет.
С другой стороны, Стефани не из тех, кто уклоняется от конкретных вопросов. Если бы Марджори спросила бы ее, она бы открыла все, что замышляла. Может, нехотя, но ответила бы, и Марджори твердо напомнила себе выкроить достаточно времени, чтобы все выяснить, и весьма тщательно.
Глава VII
Стефани завопила в полном восторге, увлекаемая мощным восходящим потоком. Ветер взлохматил ее короткие, кудрявые волосы, и она наклонилась на бок, закладывая дельтаплан в вираж и взмывая еще выше. Антигравитационное устройство на спине могло бы поднять ее еще выше, причем быстрее – но разве она получила бы от этого столько же удовольствия!
Она наблюдала за верхушками деревьев внизу и сквозь наслаждение почувствовала малюсенький укол совести. Ей ничего не угрожало над этими деревьями – даже высоченным дубам с кронами было далеко до ее нынешней высоты – но она знала, что сказал бы отец, узнай он, где сейчас его дочь. Того, что он не знал, а значит, и ничего не сказал, не хватало для того, чтобы убедить себя, что ее действия не выходили немного за рамки, но зато она всегда сможет заявить, причем совершенно искренне, что не нарушила своего слова. Она не гуляла по лесу одна, и никакие гексапумы или скальные медведи не могут представлять для нее угрозу на высоте двух-трех сотен метров.
Несмотря на это, свойственная ей честность заставила ее признать, что родители, проведав о ее планах, тут же запретили бы их. Но папе пришлось отменить сегодняшний урок из-за срочного вызова, и он связался с мистером Сапристосом, мэром Твин Форкс, который помогал ему на занятиях дельтапланеризмом. Мистер Сапристос согласился подменить его на день, но папа не уточнил, что Стефани обязательно будет. Автопилот в мамином аэрокаре доставил бы ее на место под управлением компьютеров, заведовавших планетарным воздушным движением, и он, видимо, посчитал, что так все и будет. К сожалению – или к счастью, в зависимости от точки зрения – он был в такой сильной спешке, что не попросил маму отвезти дочь (Стефани, ощущая себя виноватой, была уверена, что он полагал, что она скажет матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Хорошо хоть Ричард возобновил уроки дельтапланеризма в качестве развлечения и компенсации. Гениальная идея, и Стефани отнеслась к ней с восторгом. Марджори оставалось только радоваться, что Стефани так понравилось – она стала проводить много часов в воздухе, время от времени отмечаясь через наручный комм – и, несмотря на громогласное беспокойство некоторых родителей в Твин Форксе, чьи дети тоже учились летать, Марджори не слишком беспокоили возможные опасности нового хобби дочери. Сама она никогда не занималась этим спортом, но он был достаточно популярен на Мейердале, где она знала десятки страстных любителей. В отличие от некоторых родителей, она понимала, хоть и не без труда, что невозможно держать своего единственного ребенка завернутым в ватное одеяло. Дети не всегда могут избегать опасности, но это им удается гораздо лучше, чем готовы признать большинство взрослых, и какое-то количество шишек, царапин, ушибов, синяков и даже переломов были неизбежным спутником детства, нравилось ли это родителям или нет.
Несмотря на то, что у Марджори не было оснований тревожиться о новом увлечении Стефани, она все еще беспокоилась, что Стефани взялась за него в основном для того, чтобы отвлечься от разочарования в других своих желаниях. Внешне казалось, что Стефани забыла о своей жажде исследовать бескрайние леса усадьбы, но внешность бывает обманчивой, и Марджори слишком хорошо знала свою дочь, чтобы поверить в то, что та на самом деле оставила свои первоначальные устремления, как бы она не радовалась внешне другой деятельности.
Марджори задумчиво потерла нос. Ясно, что Стефани понимала – по крайней мере, в уме – всю важность ее работы и почему она шла впереди других занятий, которые они обсудили, но это только все усложняло. Какой бы смышленой ни была Стефани, ей тем не менее всего лишь одиннадцать лет, а понимание и принятие слишком часто были не одним и тем же даже для взрослых. Кроме того, мирилась ли с этим Стефани или нет, ситуация была чрезвычайно несправедливой по отношению к ней, а «справедливость» была невероятно важна для детей… даже гениев на двенадцатом году жизни. Хотя Стефани редко дулась или ныла, Марджори ожидала, что услышит немало тщательно продуманных замечаний о вопросе справедливости, и то, что Стефани не жаловалась вообще, только обострило чувство вины у Марджори. Создавалось впечатление, что Стефани…
Рука, потиравшая нос доктору Харрингтон, внезапно застыла, когда новая мысль озарила ее, и она нахмурилась, удивляясь, почему ей не пришло это в голову раньше. Она ведь знает свою дочь, и подобное смирение совершенно не свойственно Стефани. Нет, она не дулась и не ныла, но никогда не отказывалась без борьбы от того, к чему изо всех сил стремилась. Хотя Стефани наслаждалась дельтапланеризмом на Мейердале, он никогда не был такой страстью для нее, какой, казалось, стал здесь. Вполне вероятно, что она просто обнаружила, что недооценила степень удовольствия от него на Мейердале, но внезапно разбуженные инстинкты Марджори чуяли нечто совершенно иное.
Она проиграла в уме недавние разговоры с дочерью, и ее подозрение возросло. Стефани не только не жаловалось на несправедливость ее заточения или «идиотизм» юных граждан Твин Форкс, с которыми делила уроки полетов, но уже больше двух недель вообще не упоминала загадочные кражи сельдерея, и Марджори отчитала себя еще сильнее за то, что впала в грех самоуспокоенности. Она прекрасно понимала, почему так произошло – с грузом ее нынешних проектов, она была слишком благодарна Стефани за ее сдержанность, чтобы как следует подумать, откуда она растет – но это не оправдание. Все признаки были налицо, и ей следовало понять, что такой покладистой Стефани могла быть только Стефани, которая что-то замышляла и не хотела, чтобы ее родители это заметили.
Но что же она могла замышлять? И почему она не хотела, чтобы они это заметили? Единственное, что ей запретили, это свободу исследовать природу в одиночку, и Марджори была уверена, что, какой бы хитроумной ни была Стефани, она никогда не нарушит обещания. Тем не менее, если она воспользовалась внезапным увлечением дельтапланеризмом как прикрытием для чего-то еще, то она явно посчитала, что ее замыслы вызовут сопротивление родителей. Ее дочь, подумала Марджори с раздражением, перемешанным с любовью, слишком часто решала, что если что-то конкретное не было запрещено, то оно было вполне разрешено… не зависимо от того, возникала ли возможность это запретить или нет.
С другой стороны, Стефани не из тех, кто уклоняется от конкретных вопросов. Если бы Марджори спросила бы ее, она бы открыла все, что замышляла. Может, нехотя, но ответила бы, и Марджори твердо напомнила себе выкроить достаточно времени, чтобы все выяснить, и весьма тщательно.
Глава VII
Стефани завопила в полном восторге, увлекаемая мощным восходящим потоком. Ветер взлохматил ее короткие, кудрявые волосы, и она наклонилась на бок, закладывая дельтаплан в вираж и взмывая еще выше. Антигравитационное устройство на спине могло бы поднять ее еще выше, причем быстрее – но разве она получила бы от этого столько же удовольствия!
Она наблюдала за верхушками деревьев внизу и сквозь наслаждение почувствовала малюсенький укол совести. Ей ничего не угрожало над этими деревьями – даже высоченным дубам с кронами было далеко до ее нынешней высоты – но она знала, что сказал бы отец, узнай он, где сейчас его дочь. Того, что он не знал, а значит, и ничего не сказал, не хватало для того, чтобы убедить себя, что ее действия не выходили немного за рамки, но зато она всегда сможет заявить, причем совершенно искренне, что не нарушила своего слова. Она не гуляла по лесу одна, и никакие гексапумы или скальные медведи не могут представлять для нее угрозу на высоте двух-трех сотен метров.
Несмотря на это, свойственная ей честность заставила ее признать, что родители, проведав о ее планах, тут же запретили бы их. Но папе пришлось отменить сегодняшний урок из-за срочного вызова, и он связался с мистером Сапристосом, мэром Твин Форкс, который помогал ему на занятиях дельтапланеризмом. Мистер Сапристос согласился подменить его на день, но папа не уточнил, что Стефани обязательно будет. Автопилот в мамином аэрокаре доставил бы ее на место под управлением компьютеров, заведовавших планетарным воздушным движением, и он, видимо, посчитал, что так все и будет. К сожалению – или к счастью, в зависимости от точки зрения – он был в такой сильной спешке, что не попросил маму отвезти дочь (Стефани, ощущая себя виноватой, была уверена, что он полагал, что она скажет матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27